В огне аргентинского танго - Алюшина Татьяна Александровна (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Когда Ася посмотрела на больного, у нее перехватило что-то в груди и сердечко застучало быстро-быстро, она даже ручку к груди прижала, удивившись, что это с ней такое происходит. Он был весь такой большой – высокий рост, широкие плечи, большие руки-ноги, – чувствовалась необыкновенная сила и мощь в этом человеке, который метался в бреду, размахивая руками, крутил головой и что-то выкрикивал. Санитарки Петровна и Ольга Павловна еле удерживали его, чтобы он не свалился со смотрового стола.
– Ася, что ты застыла! – громко окликнула ее Василиса Васильевна, выдергивая из минутного замешательства. – Успокоительное, срочно!
– Да! – кивнула Асенька и кинулась исполнять приказ.
Она сделала укол и стояла рядом, и все смотрела на него, пока его раздевали санитарки, а Василиса Васильевна внимательно прослушивала фонендоскопом его легкие.
– Что с ним? – почему-то шепотом спросила Асенька.
– Что? – доктор погладила больного по мокрым от пота, всклокоченным волосам. – Война с ним, Асенька. Война, которая была и которая закончилась. Мальчишка ведь совсем, двадцать один год, а полголовы седая, три тяжелых ранения, контузия… Психика и организм человека так устроены, Асенька, что в моменты наивысшего напряжения, опасности, трудных обстоятельств он мобилизуется, как бы собирается весь, игнорируя раны, болезни, травмы, а в мирное время словно отпускает себя, и недолеченные ранения, боль, болезни обостряются все разом. Мальчишки глупые геройствовали, сбегали на фронт из госпиталей, не пройдя полный курс реабилитации, до конца не долеченные, истощенные постоянным многолетним напряжением, ранениями. У этого вон смотри, – она указала на воспалившийся страшный рубец на боку, – видно же, что шов расходился и его снова зашивали, значит, сбежал в часть, как только швы сняли, а уж в полевом госпитале новые наложили. Ему двадцать один, а он майор, вон документы. – Она кивком головы указала на стол, продолжая успокаивающе гладить парня по голове. – Орденов, медалей на всю грудь, значит, не щадил себя, лез в самое пекло… – она вздохнула горестно. – Вот ведь мирная жизнь началась, а они умирают.
– А он… – задохнулась от внезапного страха Асенька и приложила испуганным неосознанным жестом руку к горлу.
– Не знаю, Ася, – не стала успокаивать Василиса Васильевна. – Тяжелый он, нужна срочная операция, но делать ее пока нельзя, слишком высокая температура, и сбивать ее препаратами тоже нельзя. Замкнутый круг. Будем пытаться сбить температуру как-то иначе и ждать. – Она еще раз тяжело вздохнула, взяла парня за руку, проверила пульс, сверяясь с ручными часами, и повторила: – Ждать.
Асенька осталась дежурить у постели больного, обтирала его, меняла холодное полотенце на голове, впрыскивала камфору, смачивала губы. Он что-то бормотал неразборчивое.
– Уходи, Борька, уходи, я прикрою!!! Пятый, сзади заходят!!! – различала среди горячечного бреда девушка.
Он пытался вскочить, Асенька наваливалась на него всем своим худеньким тельцем и шептала ему что-то в ухо, он успокаивался ненадолго, замолкал, а потом снова начинал метаться. Пришла Василиса Васильевна, посмотрела показатели, последнюю температуру, помрачнела, тяжело вздохнула, назначила еще один препарат и ушла, ободряюще погладив Асю по плечу.
В какой-то момент парень вдруг замолчал и перестал метаться. Ася перепугалась чуть не на смерть, быстро наклонилась совсем близко к его лицу, положила руку ему на лоб и вдруг позабыла дышать, неожиданно встретившись с ним взглядом… Он смотрел на нее удивительными светло-зелеными глазами и молчал какое-то время, а потом прохрипел пересохшим от жара горлом, с трудом произнося слова:
– Васька… Ано-хин… говорил… – замолчал, явно мобилизуя какие-то силы в себе, и закончил фразу: – А я… не верил.
– Что? – шепотом спросила Ася, неотрывно глядя в эти измученные зеленые глаза.
– Что есть… ангелы, – объяснил он и попытался улыбнуться. – Ты ангел…
– Я не ангел, – пыталась объяснить Ася, – я медсестра. Вы в госпитале, и у вас высокая температура, – и попросила: – Вы, пожалуйста, Антон, не сдавайтесь. Ни за что не сдавайтесь. Боритесь с болезнью. – И без всякого разрешения две крупные, тяжелые слезы выкатились у нее из глаз и потекли по щекам.
– Не плачь… ангел, – все-таки ему удалось немного улыбнуться. – Я не сдамся… Ты… только… не уходи. Держи меня… крепко. Держи.
И он раскрыл просяще ладонь, и Ася тут же вложила в нее свою маленькую руку и торопливо пообещала:
– Я не уйду. Я все время буду здесь.
Но он уже не слышал, сжал ее ладонь в своей большой руке и снова погрузился в беспамятство. Только теперь он больше не метался в бреду, и через какое-то время Ася пальцами почувствовала, как начинает спадать у него температура.
– Ну, как тут у вас, Ася? – спросила, тихо подойдя сзади, Донская.
– Василиса Васильевна, по-моему, у него температура спадает, – улыбнулась ей Асенька и рассказала, как пациент приходил в себя и почему он держит ее руку.
Через час температура спала настолько, что больного Потапова смогли забрать на операцию. Вот только руку Асеньки он так и не отпустил. Она и не хотела, даже боялась, что отпустит, ей казалось, что он держится сейчас за нее, как за ангела, который вытягивает его из смерти в жизнь. Так и простояла всю операцию рядом с ним, а потом сидела возле койки и даже заснула ненадолго, положив голову ему на живот. А проснувшись, первым делом испугалась, не выдернула ли во сне свою ладонь из его руки.
Нет, не выдернула, так и держала.
Они заходили от солнца, и оно слепило его, било прямо в глаза, но их он видел отчетливо – шесть черных «мессеров». Они шли друг на друга – строй на строй, и бой завертелся с такой скоростью, что порой Антон не успевал крутить головой. Солнце шпарило через стекло кабины, гимнастерка вся промокла и прилипала к телу, лицо заливал горячий пот, легкие сипели, втягивая обжигающий воздух в себя, но он не обращал на это внимания. Он «сбросил» с хвоста преследовавшего его «мессера», сделал вираж, дал очередь… Вражеский самолет крутанулся, успел уйти от прямого попадания, но Антон его таки достал, достал – вон задымила правая плоскость – все, этот выбыл! Молодой летчик огляделся вокруг – на хвосте у Борьки «сидело» двое, он крутился, как мог, но они его плотно взяли в клещи.
– Восьмой, уходи, прикрою!! – прокричал Антон.
– Понял тебя! – отозвался Борька.
Но его плотно обложили, живым выпускать не собирались. Антон сделал крутой вираж, вклиниваясь, оттягивая на себя одного из «мессеров». Но другой успел выпустить очередь по Борькиной машине.
– Боря, уходи!!! Уходи немедленно! – прокричал Антон, позабыв про позывной.
– Попали в меня, командир, руль плохо слушается! – отрапортовал Борька.
– Тяни, Боря, тяни!!! Мы их уведем!!!
И тут он понял, что его самолет горит, и огонь уже добрался до него – было так горячо, как в пекле, о котором когда-то рассказывала бабушка. Антону казалось, тело сейчас расплавится, глаза слезились, и было больно дышать иссушенным горлом. Но там его ребята и подбитый Борька, и надо его спасти, спасти… нельзя выходить из боя, все равно уж пропадать! Надо спасти…
И как благодать снизошла, на его воспаленный, горящий лоб кто-то положил прохладную руку и куда-то стал отодвигаться бой, в котором Антон все еще горел в самолете и стрелял. И почему-то оказалось очень важно увидеть, чья рука так живительно холодит его лоб, и он открыл глаза и оказался в каком-то другом месте, не в небе, где шел смертельный бой, и первое, на что натолкнулся взглядом, это огромные обеспокоенные светло-карие глаза. Эти неправдоподобно большие распахнутые от удивления и какого-то неземного сострадания глаза смотрели на него с милого девичьего личика, обрамленного, как ореолом, пушистыми кудрявыми локонами.
«Ангел, – подумал Антон, разглядывая это лицо. – Странно, Васька говорил, что ангелы бесполые, но всегда образ у них мужской, а это девушка».
