Дестини - Боумен Салли (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
Каждый вечер он провожал ее до дверей ее спальни.
– Зa va meieux, ma cherie? [6]
– Pas mal. Mais je m’ennuie, Xavi, je m’ennuie… [7]
И, уклонившись от его поцелуя, она закрывала за собой дверь.
В 1930 году, когда его жене было тридцать четыре года, а ему сорок пять, барон наконец последовал совету, который уже не один год выслушивал от своих приятелей, и завел любовницу. Он позаботился, чтобы Луиза узнала об этом, и, к его восторгу, в ней вновь ожил интерес к их браку. Физическая ревность заставила ее очнуться от апатии. И подействовала на нее даже слишком возбуждающе, как он со сжавшимся сердцем убедился, когда, вновь лежа в его объятиях, она настойчиво, маниакально допрашивала его:
– Она это делала, Ксави? А это?
Она откинулась на кружевных подушках, густые черные волосы рассыпались, обрамляя совершенное лицо, темные глаза блестели, пухлые губы были накрашены. Барон в нетерпении разорвал кружева ее неглиже, и это ей понравилось. Ее груди оставались теми же высокими, округлыми, юными, которые он всегда обожал, худощавое тело цвета густых сливок было гибким, как у девушки. Теперь она приподняла эти груди обеими руками и подставила их его жаждущему рту.
– Calme-toi, reste tranquille, je t’aime, tu sais, je t’adore… [8] Он взял в губы острые соски и начал нежно их целовать. Он обещал себе на этот раз медлить. Очень медлить. Он способен сдерживаться и доведет ее до оргазма раз, два, и три, прежде чем кончить, и она будет трепетать, будет льнуть к нему, как прежде. При этом воспоминании он отвердел, и она ощутила его движение у своего живота. И тотчас с лихорадочной настойчивостью оттолкнула его.
– Не так! Я этого не хочу.
Она говорила по-английски. Прежде в постели всегда был французский.
– Положи его мне в рот, Ксави. Ну же! Я знаю, тебе это нравится. Положи! Дай я тебя пососу…
Она втащила его повыше и повернула так, что его член оказался у нее над губами. Она улыбнулась ему и быстрым змеиным движением прикоснулась к головке языком.
– У твоей штучки мой вкус. Так приятно…
Ее глаза мерцали темным светом. Она раскрыла пухлые губы, и его забил озноб – он ощущал теплоту ее рта, сосущего, сосущего… Он закрыл глаза. О, это ей удавалось! Как всегда. Она умела подразнить, нежно провести кончиком языка по краю головки, умела ускорить его реакцию, точно соизмеряя силу всасывания, так что он начинал тыкаться ей в нёбо, – сосала его нежно, влажно, ритмично. Потом медленно провела ладонями по его ягодицам, засунула руки между его ногами и принялась массировать его там, где кожа стала дряблой и влажной от их совокупления. Она обвила его мошонку изящными пальцами, откинула голову, и у него возникло ощущение, что он проникает в глубину ее горла. Он почувствовал предвестие спазма, оно все усиливалось…
Внезапно она перестала сосать. Вытолкнула член из губ целиком и посмотрела на мужа снизу вверх.
– Она делала для тебя так, Ксави? Делала? Она умеет сосать тебя так, как я? Расскажи, Ксави, шепни мне на ухо, пока делаешь это… Я хочу знать! А что еще ты с ней делал, Ксави? Просто трахал ее, или что-то сверх? А в жопу ей нравится? Скажи мне, Ксави, скажи мне…
Ее похабности и отталкивали, и возбуждали его. Глядя вниз, в эти темные глаза, в этот жадный рот, он почувствовал, что его эрекция ослабевает. Зажмурившись, он опрокинул ее на подушки. Потом передвинулся, развел ее ноги и исступленно вонзился в нее. Она выгнула спину и вскрикнула. Ксавье вонзал и вонзал – глубоко, чуть-чуть, потом опять глубоко. Его член вновь отвердел. Он вогнал его в нее, извлек, снова вогнал. К его полному изумлению, перед ним всплыл образ его любовницы. Он увидел ее пухленькое уютное тело, большие груди с темными сосками, услышал прерывистое дыхание. Этот образ вызвал у него оргазм. Он застонал и впрыснул семя в неподвижное тело жены, ненавидя ее, ненавидя себя.
Когда он извлек свой член, она резко полоснула его ногтями по спине.
– Подонок! Ты о ней думал? О ней? Ксавье посмотрел на нее сверху вниз.
– Мне казалось, ты этого и хотела, – ответил он холодно и ушел спать к себе.
В последующие годы он иногда обращался за сексуальным удовлетворением к жене, но гораздо чаще в нарастающем отчаянии – к другим постоянно меняющимся женщинам. Он горько сознавал, что его все больше и больше влечет к молоденьким женщинам, которые напоминали ему жену, какой она была, когда он впервые увидел ее и влюбился. Иногда, когда сходство было невелико и ему трудно было сохранять эрекцию, он закрывал глаза и вызывал в памяти образ своей юной жены. Ее благоухающую розами плоть, ее застенчивую пылкость. И образ этот никогда его не подводил. Он вызывал у него оргазм даже в объятиях проститутки.
Он замкнулся, сознательно отдалился от старейших своих друзей, а когда женщины оказывались недостаточным отвлечением, с головой уходил в сложности управления фирмой и поместьями. На людях он и его красавица жена оставались совсем прежними: нежной парой, экстравагантной, щедрой, бывающей везде, повсюду вызывающей зависть, всюду вызывающей восхищение. Если порой злые языки и позволяли себе кое-что – ведь в самых идеальных браках возникает нужда в каких-то divertissements [9], а и барон и баронесса так похвально корректны, – он игнорировал сплетни. Жена, во всяком случае, научила его одному, говорил он себе, – научила истинному смыслу ennuie [10], научила, что значит влачить свои дни в серой темнице. Этот дар он предпочел бы не получать.
Он ясно увидел приближение войны на несколько лет раньше большинства своих друзей и деловых знакомых. В 1933 году, когда Адольф Гитлер стал рейхсканцлером, он предостерегал друзей, что это чревато войной, а они посмеивались над ним. В 1936 году он продал свои акции в немецкой стальной промышленности с прибылью и вложил ее в английскую и американскую промышленность. А когда в том же году была ремилитаризована Рейнская зона, перевел все свои вклады и значительную часть оборотного капитала из Франции в Швейцарию и Нью-Йорк. Фирма де Шавиньи перестала принадлежать лично ему, а была преобразована в закрытую акционерную компанию, зарегистрированную в Люцерне, – девяносто процентов остались ему, остальными десятью владел его сын Жан-Поль. Его личная коллекция драгоценных камней, его картины, серебро, самая ценная и не восстановимая мебель из трех его резиденций во Франции были также отправлены на хранение в Швейцарию. В 1937 году он начал подготовку к отъезду его семьи из Франции на случай, если вторжение, которого он опасался, действительно произойдет. Ко времени аннексии Чехословакии и Австрии в 1938 году подготовка эта была завершена. Надежность ее прошла проверку через полтора года, когда в мае 1940-го Луиза с обоими сыновьями покинула Францию почти накануне эвакуации английских войск из Дюнкерка. К 14 июня того же года, когда немцы вошли в Париж, салоны де Шавиньи все еще были открыты, но Ксавье де Шавиньи практически избавился от своего состояния. Когда от него это требовали, он предоставлял себя и свои салоны в распоряжение немецкого верховного командования и благодаря такой любезной гибкости часто получал важные сведения для своих товарищей в шестой ячейке парижского Сопротивления. Он отказался от женщин и старался не думать о жене.
К своему удивлению, он обнаружил, что не замечает отсутствия ни Луизы, ни своих любовниц и что ennuie, столь долго его томившая, исчезла бесследно. У него вновь появилась цель, raison d’кtre [11], обладавшая особой силой, потому что он знал, что жизнь его находится под постоянной угрозой. За себя он не боялся, но боялся – все еще – за Луизу и сыновей. Он чувствовал бы себя гораздо спокойнее, если бы они согласились на его план и уехали в Америку. Англия, думал он, наблюдая ход войны, находится слишком уж близко.
6
– Ну как, дорогая? (фр.)
7
– Неплохо. Но мне скучно, Ксави, мне скучно… (фр.)
8
Успокойся, лежи спокойно, я тебя люблю, ты же знаешь, я тебя обожаю. (фр.)
9
Зд.: развлечения (фр.)
10
Тоскливая скука (фр.)
11
Смысл существования (фр.)