Такие, как есть - Одо Сьюзен (версия книг txt) 📗
— Вы в порядке? — спросила у Карен секретарша.
— Вы считаете, что сообщать людям о рождении ребенка всегда легко и приятно? — вяло улыбнулась Карен в ответ и набрала первые три цифры рабочего телефона Дженет. Ее палец замер над четвертой цифрой, поскольку она подбирала слова для того, чтобы новость прозвучала более непринужденно, легко… и по-доброму.
Карен уронила трубку на рычаг, еще не готовая к этому звонку. Может, сначала поговорить с Крис, попросить ее совета? Но Крис постоянно говорила людям то, что они не желали слышать.
Вчерашний спор между ними был вполне обычным и состоял из взаимных обвинений в трусости и эгоизме. Они ждали друг от друга только новых неприятностей.
Хотя они уже давно не скрывали своих отношений в кругу друзей, Карен все еще не могла сказать правду своим родителям. Разве мать и отец поймут это? Они так гордились ею, когда она стала учительницей. И ждали от нее внуков. Но с Крис это невозможно. Та постоянно испытывала Карен, стараясь выяснить, кто ей дороже, кого из них она любит сильнее. Карен с трудом несла бремя этой любви, нестерпимо угнетающей, и опасалась, что однажды не вынесет этого бремени.
Всякий раз, когда родители хотели навестить Карен, она придумывала повод, чтобы самой приехать к ним в гости. С самого детства Карен привыкла быть любимой младшей дочерью, перед которой благоговела вся семья и на которую возлагала самые радужные надежды. Пока Карен оправдывала надежды родственников, она была совершенно счастлива. Карен умело притворялась такой, какой ее хотели видеть.
Иногда она встречалась взглядом с отцом, и тогда они обменивались понимающей улыбкой. В эти моменты Карен думала, что разбивает его сердце ложью. Внутренне содрогаясь, она спешила отвести глаза.
Карен осознавала всю безвыходность ситуации. Она любила Крис. Они жили вместе и планировали свое будущее вдвоем. Рано или поздно ей придется признаться родителям. И Карен не знала, чего боится больше: причинить им боль или привести их в негодование.
Накануне вечером они столкнулись на старой почве. Крис напоминала ей двуликое создание наподобие доктора Джекила и мистера Хайда: сначала она кричала и впадала в истерику, осыпала Карен упреками и обвинениями, затем утешала и ободряла ее. Она говорила, что все понимает и разделяет ее чувства, но Карен была уже вне себя от ярости. Как только Крис могло прийти в голову, что она знает ее родителей? Остаток вечера прошел в гнетущем, тягостном молчании.
Утром Карен принесла Крис в постель чай и тосты, не зная, как та воспримет этот жест. Она ждала одобрения или порицания, как школьница или служанка. Казалось, прошла вечность, прежде чем Крис наградила Карен укоризненным взглядом, после чего приняла из ее рук поднос — это означало, что она великодушно приняла извинения.
Карен снова потянулась к телефону и добралась до пятой цифры телефона Дженет, после чего сорвалась с места и бросилась в класс, надеясь, что ученики отвлекут ее от неразрешимой проблемы.
К тому моменту, когда за Дженет закрылась входная дверь, она уже расстегнула три верхние пуговицы жакета. На пороге спальни Дженет появилась уже без блузки, затем сбросила туфли и расстегнула молнию на узкой юбке. Однако лишь после того, как Дженет, оставшись в одной футболке, аккуратно сложила одежду и поставила туфли возле кровати, она полностью расслабилась.
В строительной компании, где работала Дженет, в эти дни была настоящая запарка, потому что несколько человек из штата сказались больными. Понедельники всегда выдавались особенно тяжелыми, поскольку после уик-энда регулярно возникал наплыв клиентов, рьяно бросавшихся улаживать свои дела. Дженет предполагала, что так называемое плохое самочувствие у сотрудников возникает на психосоматической почве и вызвано желанием избежать «черного понедельника». Самая давняя и одна из самых опытных сотрудниц, Дженет смирилась с необходимостью тянуть воз за всех и не выходить из себя в общении с людьми, внушающими ей стойкое отвращение. Она ненавидела свою работу.
Забившись в угол дивана, Дженет подтянула колени к подбородку и закрыла их широкой футболкой. Горячий чай немного согрел ее, отчего она почувствовала себя уютно и спокойно. На каминной полке стояла их со Стивом фотография в рамке. Странно, но эта фотография всегда действовала Дженет ободряюще, вселяла в нее уверенность, давала силы жить. Словно она могла взглянуть на них обоих как прежде, в тот далекий день, когда был сделан этот снимок — в день помолвки Сьюзи, — еще до того, как Стив согласился на искусственное оплодотворение. Сначала они долго ссорились, пока наконец не остыли и впервые не поговорили спокойно. Разговор состоялся. Дженет помнила, как была счастлива тогда: у нее снова появилась надежда. Но временами картина их жизни пугала Дженет. Тогда она ощущала на себе взгляд Стива, обвиняющий ее в том, что она не может родить ему ребенка, которого он так хотел.
Услышав, как хлопнула входная дверь, Дженет вздрогнула и пролила чай на футболку.
— Джен? — окликнул ее Стив из коридора.
— Я здесь.
— Привет! — улыбнулся он с порога. Пиджак был переброшен у него через плечо, узел галстука ослаблен. — Что с тобой?
— А что ты подумал? — Она пожала плечами, проходя мимо него. — Я собираюсь принять ванну.
Дженет пожалела о том, что ее слова прозвучали так недружелюбно. Как бы ей хотелось произнести их иначе, без злости! Но демон овладел Дженет, и она была не в силах бороться с собой. Понимая, что она причина бед Стива и не может изменить этого, Дженет вскипела от ярости.
Она вошла в ванную, закрыла за собой дверь и открыла краны. Погруженная в тягостные раздумья, Дженет сидела на краю ванны и наблюдала, как поднимается уровень воды. Наедине с собой она дала волю слезам. Дженет казалось, что накопившееся за долгое время отчаяние нашло наконец выход. Как-то Стив сказал, будто согласился на искусственное оплодотворение потому, что понимал — она никогда не смирится с неудачей и не оставит попыток добиться своего. Дженет с ним спорила, говорила, что дело в нем самом, а не в ней. Утверждала, что виной всему его мужское «я». Но в душе признавала, что Стив прав.
Она была разочарована, когда им удалось добыть только четыре яйцеклетки. Дженет рассчитывала не меньше чем на десять — тогда их шансы резко возросли бы. Но доктор успокоил ее, сказав, что этого количества достаточно. Стив протянул доктору бутылочку с заранее собранной спермой, после чего им предложили вернуться домой и позвонить через два дня.
Ожидание показалось Дженет бесконечным. Она решила временно отказаться от работы и общения с друзьями, поскольку не хотела ни с кем делиться своими переживаниями. Окружающий ее мир заволокло пеленой суеверий: если она не будет подходить к телефону, все сложится благополучно; если не станет заранее придумывать имя ребенку, все обойдется; если чем-нибудь займется и выбросит из головы то, что не дает ей покоя, их ждет удача. Стива она отправила на работу.
Когда Дженет наконец позвонила, ей сообщили, что ни одна яйцеклетка не была оплодотворена. Именно в этот момент она почувствовала, что мир рухнул. Словно со стороны Дженет слышала свой бесцветный дребезжащий голос, который вежливо благодарил доктора и приводил разумные доводы в качестве оправдания неудачи, как будто эта трагедия произошла не с ней самой, а с каким-то посторонним человеком, как будто сердце ее не обливалось кровью.
Боясь самого страшного, Стив позвонил сразу. В трубке долго раздавались длинные гудки, прежде чем Дженет ответила и сообщила ему новость, хотя в этом уже не было необходимости — Стив и так обо всем догадался. Она поняла это, но все же пересказала ему разговор с доктором от начала до конца, причиняя себе тем самым нестерпимую боль.
С того самого дня Дженет погрузилась в такую глубокую скорбь, словно оплакивала своих умерших детей. Ее не преследовали ни их лица, ни погребенные тела, но в сознании Дженет эти четыре младенца, извлеченные из ее бесплодного чрева, погибли навсегда. Она невольно представляла себе, как выглядели бы ее нерожденные дети; думала о том, мальчики это были или девочки; надеялась на чудо, на луч света, который мелькнет в конце черной дыры, затянувшей их со Стивом. Последнюю надежду отнял у Дженет один короткий телефонный разговор.
