Формула неверности - Кондрашова Лариса (полная версия книги .TXT) 📗
— А разве этого мало? — спросила Таня. — Ты поспрашивай у женщин насчет красавцев. Далеко не у всех привлекательная внешность равнозначна мужской силе.
— Если бы ты могла жить не вылезая из койки, тебе бы этого вполне хватило.
Маша помедлила — говорить? не говорить? — не хотела обижать сестру, но раз уж разговор пошел откровенный…
— А самомнение! Раза в два больше его самого. Такие бабы, как ты, разбаловали. Все уши прожужжали: «Ах какой он бесподобный! Ах какой сильный!» Любим мы их на пьедестал воздвигать. Посмотришь со стороны — крошка Цахес, а мнит себя Аполлоном…
Видимо, у Маши просто было в тот день плохое настроение, вот она и нападала на бедного Ленечку. Надо ж такое придумать: крошка Цахес!
Таня едва не расхохоталась при воспоминании об их разговоре, но бросила взгляд на мужа и осеклась: отчего он всегда такой недовольный, раздражительный? Вроде дела его шли неплохо.
Многие интеллигенты советского пошиба ломали себе зубы об новорожденный российский бизнес, считая, что их ума вполне хватит, чтобы добиться того же, чего добились те, тупари, новые русские, с тремя классами образования…
Оказалось, в таких делах нужно кое-что еще, кроме образованности. Деловая хватка. Жесткость и жестокость. Наглость и умение держать нос по ветру… Выяснилось, что составляющих гораздо больше, чем казалось до того. В бизнес надо было вписаться. Из Ленькиных бывших однокурсников мало кто смог. А он ничего, удержался.
Про него уже вскоре друзья шутили, что он парень-гвоздь и без мыла кое-куда влезет.
Как бы то ни было, но Леонид действительно научился улаживать самые щекотливые дела с пожарной инспекцией, газовиками, санврачами, налоговиками, особенно если приходилось иметь дела с женщинами, так что у тех, кто хотел строить модные и добротные дома, причем в самые сжатые сроки, на услуги Каретникова даже имелась некоторая очередность. Безработица ему не грозила.
Таня вообще считала своего мужа человеком неординарным. И уважала его за это. Но была ли это любовь? По крайней мере, Таня за такую версию держалась: вышла замуж по любви. И повторять это друзьям и знакомым она считала нужным. Иначе они могли подумать, что Таня вышла за Леонида в горячке, чтобы досадить своему первому мужу…
Леонид время от времени давал Тане понять, что тоже ее любит, но произносил это так привычно, так между прочим, что она вполне могла представить, как он те же слова говорит еще кому-нибудь из женщин.
Первое время, живя с Леонидом, она пыталась найти в его глазах такой же огонь, какой соответствовал бы придуманным ею супружеским отношениям. Страсть. Нежность. Любование ее красотой — если уж любовь зла. В крайнем случае ненависть.
Услышь кто-то ее мысли, сказал бы: у бабы не все дома, а если дома, то спят! Ей же казалось, что откровенную нелюбовь легче было бы перенести. Но равнодушие… Для женщины это синоним оскорбления. Конечно, это ее высказывание вовсе не аксиома, но Таня воспринимала мир чувств именно так.
Знал бы кто, с каким остервенением она хватала саму себя за горло и носом, носом совала в то варево, которое собственноручно сварила. Второй брак, который назло всему свету должен был быть счастливым, держался вообще неизвестно на чем.
Можно подумать, у нее оказался несчастливым первый брак!
Тогда родителей уже не было в живых.
Когда они погибли, Тане было пятнадцать лет, а сестре Маше девятнадцать. Училась она в медицинском институте и собиралась стать терапевтом. Из-за Татьяны выбрала себе специализацию — невропатолог.
Все потому, что гибель родных Таня пережила так тяжело, что медики предлагали даже положить ее в психиатрическую больницу, и сестра Маша, во-первых, не дала этого сделать, а во-вторых, почти на три года сделалась врачом, сиделкой и матерью своей несовершеннолетней сестры.
Выхаживала ее, отпаивала лекарствами, сидела у постели, когда очередной кошмар стискивал Таню ледяными пальцами.
Когда появился Мишка, старшая сестра сразу почувствовала опасность, но уже совсем другого рода. Эта дуреха так влюбилась в своего парня, что могла наделать глупостей. В восемнадцать лет стать матерью-одиночкой!
Маша взялась, по выражению возлюбленного Тани, пасти сестру и, конечно, не упасла.
Таня с Мишкой в тот памятный вечер ехали на такси из ресторана.
А до того… Как они и предполагали, назойливый мужчина с соседнего столика и его товарищи решили не дать им уйти из ресторана просто так.
Незадолго до того, как Таня с Мишкой пригласили официантку, чтобы рассчитаться с ней, перед молодой парой опять появился тот самый развязный тип, и опять с требованием к Михаилу:
— Выйдем поговорим.
Мишка окинул его взглядом с ног до головы и снисходительно спросил:
— Ты ведь там будешь не один?
— Не один, — согласился, помявшись, задира.
— Значит, тебе будет не скучно. Видишь ли, я сейчас очень занят. Так что, если через пять минут не выйду, начинайте без меня.
Тот сузил глаза и зло прошипел:
— Ты если и уйдешь из ресторана, то только на костылях!
Угроза прозвучала зловеще, но Мишка не испугался.
— Посмотрим, — усмехнулся он, глядя в глаза наглецу. На его месте многие мужчины просто испугались бы, но Мишка… В какой-то момент она даже подумала, что он всего лишь бравирует своей храбростью. Таня, попытавшись представить себе, как он будет драться сразу с четырьмя парнями, чуть не заплакала от страха за него.
— Мишенька, здесь есть второй выход, я знаю, через гостиницу. Пусть себе ждут у входа. Иной раз лучше проявить благоразумие, чем позволить каким-то подонкам себя изуродовать.
Что поделаешь, ее воспитывала сестра и потому не могла не передать своей воспитаннице толику этого самого благоразумия. Разве могла она тогда понять, что настоящие мужчины устроены по-другому.
— Ты предлагаешь мне сбежать от этих шавок? — нахмурился он.
— Шавки не шавки, но их четверо! — Она чуть не плакала.
— Четверо — это, согласись, не восемь.
Шутка его показалась Тане дурацкой. Она даже разозлилась, На миг выйдя из образа девушки, которая безоглядно верит в своего любимого:
— Нашел время шутки шутить!
— Эй, мыслитель! Ты где?
Перед глазами Татьяны возникла растопыренная пятерня мужа Леонида и качнулась туда-сюда. Сегодня он был настроен миролюбиво. Не злился на ее отрешенность.
Все-таки «мыслитель» прозвучало не обидно. А Леня умел обидеть, если хотел. И слова подбирал такие, что хотелось запустить ему в голову что-нибудь потяжелее…
— А, ты уже поел, — очнулась Таня; откуда вдруг в нем проснулась эта доброжелательность? Совсем недавно зубами скрипел на лазающих по заборам полковников.
— Я побежал!
Он будто клюнул Таню в шею и вышел за дверь. Таня глянула из окна кухни. Леонид, задрав голову, смотрел вверх, на Машину половину. Наверное, там, на втором этаже, Маша чаевничала со своими друзьями. Что было в его взгляде, Таня не могла прочесть, но на мгновение показалось, злость в смеси с чем-то: непониманием, собственным бессилием?
Чего-то он не мог добиться. Может, также открыто радоваться жизни? Со второй половины через открытые окна кухни были слышны постоянные взрывы смеха. Таню они ничуть не раздражали, а вот Леня был вне себя…
Впрочем, она тут же посмеялась над своей фантазией. Леня и признание собственного бессилия были категориями несовместимыми.
Потом стукнули ворота, взревела машина — Танин муж выезжал со двора. Ворота опять стукнули, закрываясь, и Таня осталась одна.
Директриса частного магазина, где она работала продавцом, расщедрилась — отпустила свою работницу на выходной. Слово «щедрость» по отношению к хозяйке надо употреблять только в кавычках, потому что она такого делать не любила, хотя выходные Тане положено было иметь каждую неделю. Но хозяйка все норовила под разными предлогами заставить Татьяну работать всю неделю без отдыха. Как и положено кровопийце-собственнику.
С непривычки — когда еще она вот так сидела и ничего не делала! — всякая дурь Тане в голову и лезла. Между прочим, давно пора было подумать, а то последние годы она жила будто по привычке, машинально, ни о чем особенно не размышляя. Этакая покорная овечка, которая плывет себе по течению, куда вынесет…
