Горькие травы (СИ) - Козинаки Кира (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Уже на этаже я судорожно вспоминаю, что так и не заправила сегодня постель, в раковине скопилась грязная посуда, а на крючках в ванной висят лифчики, но отступать поздно. Я тащу домой мужика, очень красивого мужика, с которым познакомилась десять минут назад и о котором вообще ничего не знаю. Есть ли смысл стыдиться грязных чашек?
Молча открываю дверь, включаю свет в прихожей, на ходу скидываю обувь и бросаю сумку на пуф. Шарф, пуховик и толстый колючий свитер отправляются на стоящий в узком коридоре велосипед. Одёргиваю оставшуюся на мне тельняшку, когда вижу на ней небольшое, но очень непривлекательное пятнышко от кетчупа. Классическая растяпа — обляпалась Сонькиными закусками и даже не заметила! Быстро заправляю край тельняшки с пятном в джинсы и только после этого наконец-то смотрю на гостя.
Под его красной курткой — клетчатая рубашка и футболка, и, бог мой, он прекрасно сложен: широченные плечи, узкие бёдра, стройные ноги. Не удивлюсь, если там ещё и кубики пресса прилагаются, чёрт.
Слишком красивый.
Слишком не моего уровня.
Потому что я — это я. Объективно обычная. Так-то вроде и не страшненькая от природы, но не делаю совершенно ничего, чтобы, как говорят, подчеркнуть достоинства. Хожу в заношенных джинсах, верчу на макушке гульку из скучных русых волос. Не крашусь, губы не колю, ногти не наращиваю, спортом не занимаюсь, модельных параметров не имею. Зато боженька не обделил слабыми руками, широкими бёдрами, растяжками и целлюлитом, спасибо ему большое.
Да моя внешность настолько заурядная, что даже если бы я выкладывала в инстаграм голые фотографии, прикрывая сосочки чёрточками, никто бы не обратил внимания. Впрочем, я не проверяла, удачно удалившись из всех соцсетей лет пять назад.
Умом я понимаю, что выгляжу как нормальная человеческая женщина, а мужчины, они же за первые миллисекунды решают, да или нет, и если да, то зачем стесняться? Вот и не стесняюсь обычно, но сейчас рядом с таким красавцем эта моя внешняя заурядность кажется какой-то чересчур очевидной, а вся уверенность в себе стремительно тает.
Беру его куртку и с особым пиететом вешаю на велосипед.
— Гостевых тапочек у меня нет, — сообщаю внезапно таким тоном, будто постояли в коридоре и хватит, пора бы и честь знать.
— Ладно, — спокойно отзывается он, но почему-то совершенно не спешит одеться и уйти. — Я справлюсь.
— Руки можно помыть там, — указываю на дверь ванной в конце коридора. — Я буду на кухне.
Проскальзываю мимо него и тут же шумно обо что-то спотыкаюсь, нелепо взмахнув локтями и чертыхнувшись.
— Ты в порядке?
Лампочка в люстре давно перегорела, и я вечно забываю её заменить, поэтому привычно включаю подсветку на вытяжке и смотрю на застывший посреди кухни робот-пылесос.
— Я… да. Это всего лишь Валли [2].
Жалобно мигает красным, показывая, что разрядился, а из-под его круглого корпуса торчит запутавшийся полиэтиленовый пакет, с которым он наверняка сначала объехал полквартиры, а потом не смог благополучно вернуться на базу. И я узнаю этот пакет с последней шоколадной конфетой — он завалился за диван неделю назад, а мне было лень его доставать. Стыдоба-то какая.
— Восстание машин?
— Типа того. Само подавилось. Прям буквально: он распотрошил мою заначку, одурел от счастья и позорно застрял, — вздыхаю. — Мне нужно с ним серьёзно поговорить.
Гость тихо усмехается и благородно уходит в ванную, дав мне время ещё повздыхать, погрозить негоднику Валли кулаком и запрятать его под стол.
При других обстоятельствах я бы обязательно громко взоржнула, сфотографировала эту композицию и отправила в наш с Сонькой чатик с комментарием «Мой добытчик *сердечко, сердечко*». Но сейчас, когда на моей территории красивый мужик, который мне вроде как нравится, как-то печально осознавать, что и территория не дом высокой культуры быта, и хозяйка не Моника Беллуччи.
Быстро ополаскиваю руки, достаю бутылку шампанского из холодильника и кривлюсь. Яркой лампочки в коридоре и моих скромных познаний в моде хватило разобрать, что на красивом мужике куртка «Канада Гус» и ботинки «Тимберленд», наверняка он пьёт по меньшей мере какое-нибудь «Асти», а тут я такая со своим советским игристым по акции из «Пятёрочки» — дратути. Неловкими движениями срываю фольгу с горлышка, когда перехватываю внимательный взгляд.
Он стоит в дверном проёме, упершись плечом в косяк, руки в карманах джинсов, следит за моими действиями. Под этим пристальным взглядом я нервничаю сильнее, начинаю суетиться и болтать ерунду.
— Шампанское не ахти какое, но на вкус вполне ничего, я проверяла. Только, ммм… Только у меня нет фужеров. Ни одного, я их все переколотила. Зато есть…
Достаю из посудного шкафа две керамические кружки, совершенно разные, глиняную и в нежной голубой глазури, и с досадой на них смотрю.
— Слушай. — Он опирается ладонями на стол, подаётся вперёд и заглядывает мне в глаза. Обеспокоенно и как-то даже ласково, что ли. — Если тебе некомфортно, я могу уйти.
— Нет, просто… — Я разочарованно указываю рукой на кружки. А потом спрашиваю: — А тебе? А тебе комфортно?
Ну вот оно, самое время признаться, что встречать Новый год с непривлекательной девицей и дешёвым шампанским в его планы не входило, откланяться и уйти в закат, но вместо этого он ободряюще улыбается.
— Пока мне всё нравится.
Берёт бутылку из моих рук и ловко расправляется с пробкой.
— Ты знаешь, что эта проволочная уздечка называется мюзле? — спрашивает он, и я отрицательно мотаю головой. — Существует легенда, что однажды Барба-Николь Клико-Понсарден вытащила из своего корсажа проволоку длиной ровно пятьдесят два сантиметра, чтобы закупорить бутылку шампанского «Вдова Клико», и с тех пор именно столько составляет длина мюзле.
— Правда?
— Неа, обычно больше, ближе к шестидесяти. Но ходят слухи, что идеальные пятидесятидвухсантиметровые мюзле где-то всё-таки существуют. Ты вот бьёшь фужеры для шампанского, а я каждый раз разматываю эту проволоку, чтобы найти ту самую идеальную.
— Писатели «потерянного поколения» гордились бы нами, — усмехаюсь я.
Под шёпот пены он наливает шампанское в кружки.
— Телевизора, кстати, у меня тоже нет, — сообщаю я. — Так что ни Путина, ни курантов не будет.
Он достаёт телефон из кармана джинсов, выключает его и кладёт на стол.
— Попробуем на ощупь?
Чуть медлю, щурюсь с напускной подозрительностью, но тоже вытаскиваю телефон, выключаю и аккуратно кладу рядом.
Он с хитрой ухмылкой протягивает мне одну кружку и с глухим стуком касается второй. Улыбаюсь в ответ и делаю глоток. Взгляд падает вниз, и я начинаю хихикать. На его ногах — неожиданные ярко-фиолетовые носки в разноцветный ромбик. На моих — жёлтые с забавными осьминожками.
— Что? — спрашивает.
— Мне нравятся твои носки.
— А мне твои, — отзывается он, и я шевелю пальчиками.
Может, не из таких уж мы и разных миров. Может, зря я себя накручиваю. В конце концов, он понравился мне не из-за последней модели айфона и не из-за восхитительно острых скул, о которые так и хочется изрезать пальцы, а потому что с ним безопасно, легко и весело. Возможность поэстетствовать — всего лишь приятный бонус.
— Пойдём.
Снова проскальзываю мимо него, захожу в гостиную и включаю гирлянды. Он не сдерживается и присвистывает, и я довольно улыбаюсь, потому что это и правда вау.
У меня нет плазменного телевизора во всю стену, гарнитура мягкой мебели с позолоченными ножками и ковра, вручную сотканного персидскими девственницами, зато у меня есть они — мои растения. Мои травы. Стоят в разномастных горшках на полках, табуретках, заляпанных старой краской стремянках, мостятся в кадках по углам и свисают в сплетённых из верёвок кашпо с потолка. Пальмы в вёдрах, колючие кактусы в консервных банках, блестящие лианы — все укутаны паутиной маленьких ярких лампочек, превращающих комнату в стандартной панельке в сказочный зимний сад.
