Сандро, не плачь! (СИ) - Монакова Юлия (книги онлайн бесплатно txt) 📗
Лицо Кетеван моментально поменяло выражение с презрительного на благодарно-сияющее.
— Сандро, Гогия!.. Спасибо вам, мальчики. Вы настоящие рыцари, — девушка одарила своих спасителей широкой белозубой улыбкой, и Белецкий вдруг понял, что самым идиотским образом ревнует к Жорке. "Тоже мне — рыцарь печального образа…" — подумал он, с обидой косясь на богатырскую фигуру Иванова и его румяную, пышущую здоровьем физиономию. Белецкому внезапно захотелось, чтобы все ласковые слова, комплименты и улыбки эта гордая грузинка адресовывала только ему одному…
Тётя Кетеван оказалась чудесной гостеприимной женщиной дивной красоты и изящества. Юной племяннице далеко было до изумительной грации собственной тётки, до её величавой стати.
Это была грузинка лет сорока — с чуть удлинённым лицом, смуглой гладкой кожей и удивительными — на контрасте со смоляными волосами — светло-голубыми, почти бирюзовыми глазами, точно омытыми утренней росой. Небо смотрело изнутри этих необычных глаз, заглядывая прямо в душу собеседнику.
Тётя Нателла служила костюмером в Большом театре, одевала солисток и близко знала всех звёзд российской оперы и балета. Она была вдовой — муж Нодар скончался год назад. Детей у супругов не случилось, поэтому всю свою нежность, сердечное тепло и ласку тётушка обрушила на любимую племянницу Кетеван — Кети, дочь младшей сестры Теоны. Кетеван платила тётушке той же монетой и обожала её не менее сильно и искренне, чем родную мать.
Оказалось, что покойный муж Нателлы был художником. В квартире повсюду висели его картины — в основном пейзажи и портреты. Перед одной работой Белецкий так и замер, потрясённый её красотой и при этом простотой. Картина изображала трёх женщин — одну даму средних лет и двух молоденьких девушек, в одной из которых по небесно-голубым глазам с лёгкостью угадывалась хозяйка квартиры, правда, куда более юная, чем сейчас.
— Это моя бабушка Тинатин с дочерьми. Вот тётя Нателла, а вот мама… — пояснила Кетеван. — Дядя Нодар написал этот портрет, ещё когда был тётиным женихом.
— А где твои родители? — осторожно поинтересовался Белецкий у Кетеван. Та неопределённо и — ему показалось, как-то обиженно — передёрнула плечами.
— Остались в Грузии… не захотели уезжать. А меня отправили к тёте — подальше от войны*, чтобы я смогла спокойно доучиться в школе, а затем получить высшее образование. Была, впрочем, ещё причина, почему они устроили мне эту ссылку… — Кетеван закусила губу, но, словно внезапно пожалев о нечаянной откровенности, вдруг быстро оборвала фразу. — Хотя… это неважно. Они там, а я здесь. И в целом, мне живётся с тетёй очень даже неплохо.
— У тебя мировая тётя! — подтвердил Жорка, подлетевший к ним и ухвативший краем уха последнюю фразу. — Между прочим, велела пригласить вас к столу, — он приобнял обоих однокурсников за плечи. — Чего вы тут застряли? Вино стынет…
___________________________
*Кетеван имеет в виду конфликт на территории Абхазии между абхазскими и грузинскими вооружёнными силами в 1992 — 1993 гг.
Это было немного странное по составу участников, но удивительно ладное по атмосфере застолье, душой которого являлась, несомненно, хозяйка квартиры. Для всех она тут же стала "тётей Нателлой". Парни чувствовали, что будь эта красавица-грузинка чуть помоложе, они обязательно влюбились бы в неё без оглядки; девушки тайком запоминали её манеру держаться, копировали жесты, осанку и мимику — какой-нибудь особо выразительный взмах бровей, взгляд из-под густых ресниц… А уж как тётя Нателла кулинарила!
Несмотря на то, что угощение было приготовлено практически спонтанно, буквально из того, что имелось под рукой и в холодильнике, из недорогих и доступных продуктов, все блюда получились — пальчики оближешь! Баклажанные рулетики с грецкими орехами, зеленью и майонезом… Кучмачи — жареные с луком куриные печень, сердечки и желудки с добавлением пряностей, красного вина и гранатовых зёрнышек… Кстати, о вине — тётя Нателла делала его сама, из грузинского винограда, который привозили или пересылали ей с оказией родственники, и оно было необыкновенно вкусным, нежным и пьянящим.
Поначалу ребята ещё скромничали, стеснялись налетать на стол, как саранча, но хозяйка так искренне расстраивалась отсутствию у них аппетита, что мало-помалу все уступили её хлебосольству и принялись уминать угощение так, что за ушами трещало. Даже когда все наелись и откинулись на спинки стульев, тётя Нателла время от времени уговаривала их всех съесть «ещё хоть ма-а-аленький кусочек», и отказать ей было решительно невозможно.
— А правда, что в вашем языке есть такое понятие — "шемомечама"? — вспомнил вдруг Жорка. — Мне знакомый грузин рассказывал… Может, врал?
— Правда, — улыбаясь и подкладывая на тарелку Анжелы Климовой очередной баклажанный рулетик, подтвердила хозяйка.
— А что оно означает? — заинтересовались остальные. Кетеван хихикнула и перевела:
— Что-то вроде "не хотел, но случайно съел".
Все весело захохотали.
— По-моему, это прекрасное слово! — заявил Жорка и сам с удовольствием положил себе добавки. — Ой… кажется, я того… шемомечама!
До самого позднего вечера за столом наперебой звучали тосты, один другого краше — не хуже настоящих грузинских, звенел молодой заливистый смех, затем тётя Нателла догадалась включить музыку… Она и сама словно стала восемнадцатилетней в компании друзей Кетеван — весело шутила, хохотала, слегка кокетничала и даже согласилась потанцевать с неповоротливым увальнем Жоркой, когда он галантно её пригласил. Правда, этот неуклюжий медведь нечаянно задел фарфоровую тарелку из драгоценного сервиза "Мадонна", и та, рухнув со стола на пол, тут же разбилась вдребезги. Этот легендарный столовый сервиз был предметом культа всех домохозяек старшего поколения: он хранился как зеница ока в мебельной стенке или в серванте за стеклом, на самом видном месте. Главной особенностью сервиза были позолота и изящная роспись, изображающая пасторальные сцены с томными пышнотелыми красавицами в струящихся одеждах. Когда Жорка грохнул тарелку, все даже зажмурились от ужаса, ожидая заслуженной бури, которую тётя Нателла должна была обрушить на его голову. Парень и сам струхнул — неловко наклонившись, чтобы собрать осколки, он сокрушённо пробормотал, заливаясь краской:
— Я всё возмещу… Или, хотите, привезу вам такой же сервиз из Брянска? У нас от бабушки остался похожий… и почти целый…
Тётя Нателла лишь махнула рукой:
— Оставь, Гогия! Вещи должны служить человеку, а не человек — вещам.
И неловкая ситуация тут же была забыта.
В разгар вечеринки Белецкий вышел на балкон, чтобы покурить. Кетеван незаметно выскользнула за ним.
— Дай затянуться разок, пока тётя не видит, — попросила она. Он послушно протянул ей уже зажжённую сигарету, хотя вообще-то ему не нравилось, когда девчонки курили. Однако всё, что делала Кетеван, априори казалось ему прекрасным и грациозным.
Девушка сделала несколько торопливых жадных затяжек, а затем с явной неохотой вернула ему сигарету, на кончике которой остался отпечаток её помады. Белецкий смутился так, как будто они поцеловались. Кетеван действовала на него гипнотически — в её присутствии он совершенно терял голову, не отдавал себе отчёта в том, что происходит вокруг, и видел только её глубокие тёмные глаза и призывно распахнутые губы. То ли домашнее вино так действовало, то ли его и вправду накрыло самым настоящим чувством… Сложно было судить, Белецкий ещё никогда не любил и даже не влюблялся по-настоящему. Он знал только то, что ничего подобного раньше не испытывал. Это было и сладко, и страшно одновременно…
Сейчас он огромным усилием воли заставил себя отвести зачарованный взгляд от двух верхних пуговок на её блузке, расстёгнутых так зазывно, что можно было увидеть заветную ложбинку между… нет, в ту сторону лучше было вообще не смотреть, иначе он за себя не ручался. Но даже когда он не пялился ей в зону декольте, всё равно невозможно было избавиться от наваждения: они стояли совсем рядом на этом узком балкончике, практически прижавшись друг к другу, и от Кетеван так чудесно пахло, а её рука, нечаянно коснувшаяся его руки, была такой горячей…
