Опасная кукла (СИ) - Воронова Кристина (читать книги онлайн полностью без регистрации txt) 📗
Она кивнула.
Поставив машину возле какого-то дома — и на сигнализацию — он кивнул ей на стенку непонятного здания, отгороженного высокими каштанами и кустами от дороги.
Дождавшись, пока она подойдет к нему, он быстро расстегнулся, словно собирался ссать возле стены.
— Возьми, возьми в рот, — приказал он срывающимся от возбуждения голосом.
Кивнув, она медленно присела на корточки, неуверенно охватила ладонью его багровый, распространяющий странный, неприятный запах возбуждения, влажный орган. Осторожно взяла его в рот, брезгливо морщась, словно живого краба.
Схватив ее за волосы, мужчина начал заталкивать свой член в маленький ротик…
Облив ее личико спермой, Петя благодушно протянул ей чистый, накрахмаленный платок.
Она быстро и брезгливо, с явным отвращением, вытерлась. В глазах же по-прежнему был холод — сама Арктика.
Глядя, как она вытирается, он снова возбудился, помянув недобрым словом долгие отсутствия жены на работе.
— Давай, снимай трусики, — он начал задирать ее юбку.
— Нет, я не хочу, — упрямо и зло отвечала она, бешено отбиваясь.
— Это мамочке своей будешь рассказывать, чего ты не хочешь, — он всунул руку ей между ног и попытался затолкать палец во влагалище.
Не помня себя, Лиза схватила его за волосы, как совсем недавно он ее — и от всей души шарахнула об стенку. Еще и еще раз.
Перед глазами плясали цветные пятна, застилавшие видимость, но главным было избавиться от наглой руки в трусах…
Глядя на распростертое на земле тело с лужицей крови возле расколотой, словно орех, головы, она ощутила, как колотится сердце. Но постепенно на нее снизошло ледяное, отстраненное равнодушие.
Она села на корточки и ухватила барсетку. Расстегнула, вытащила все деньги, пересчитала. Там оказалось 500 долларов.
Триста она спрятала в карман, а двести сжала в руке, которая была в крови.
Возвратившись к поджидавшим ее уже в приюте "подружкам" — те на всякий случай сбежали, — она спокойно отдала им двести долларов. По дороге Лиза нашла лужу, вымыла окровавленную руку, поправила одежду и направилась ко Дворцу пионеров, где регистрировали новых участников конкурса "Молодая надежда". Там она вручила деньги, поклялась, что директор их приюта согласен на ее участие — Лиза знала, что ему все равно — и заполнила анкету.
ГЛАВА 2.
Лиза могла жить только этим конкурсом. Она считала минуты и дни до его начала.
Зоя Вадимовна, заразившись ее энтузиазмом, даже где-то раздобыла вполне приличное платье и туфельки, правда, на размер больше — но ведь можно было напихать туда ваты.
В классной комнате, где стоял старый, исцарапанный, слегка расстроенный рояль, и стопкой высились желтоватые, пыльные ноты, они часто оставались одни, так как другие дети заниматься не хотели и не любили. Тем более — музыкой.
Лиза с мечтательным видом музицировала, ее руки легко и уверенно порхали над клавишами, словно аристократически-белые бабочки. Непокорные густые волосы были уложены в толстую косу, скрепленную не цветной, веселой ленточкой, а черной резинкой.
Сухощавая, похожая на вяленую рыбу женщина в дешевеньком костюмчике цвета старой горчицы и "дулькой" жиденьких волос, с упоением смотрела на, как она считала, живого ангела.
Ей нравилась музыка, рожденная пальцами девочки: мелодия была агрессивно-жестокой, иногда медленной и плавной, словно дикий зверь, набирающий скоростью, чтобы накинуться на свою жертву, сожрать ее. Нет, в этой музыке совсем не было женственной мягкости и возвышенности. Эта музыка разрывала душу — и в этом была ее прелесть. Сыгранные мелодии заставляли заглянуть в свою собственную душу, в самые черные ее глубины, где затаился ад.
Иногда Зоя признавалась себе, что боится заглядывать в серые, иногда кажущиеся брильянтовыми, глаза своей подопечной. Она слышала, что серые глаза не могут скрыть ни единого чувства, ни одной мысли, в них все можно разглядеть, как на дне прозрачного горного, ледяного ручья.
В этих же глазах была чаще всего космическая пустота, от которой стыло сердце в груди.
Зоя никак не могла привыкнуть к этим ледяным, бесчувственным глазам на таком прекрасном, идеальном, словно произведение искусства, лице.
Иногда ей даже смутно хотелось взять девочку к себе, усадить за собственное пианино, — и услышать, как звуки неведомой музыки наполняют ее одинокую гостинку.
Оживляя ее. Но она бы никогда не осмелилась на такой решительный поступок. Да и свыклась со своим давным-давно продуманным бытом. А детки — это всегда проблемы. А тут эти проблемы взяло на себя государство, которое, конечно, никому и никогда не сможет стать родной матерью, но вот мачехой — да. Грубой, злой, жестокой, равнодушной.
Поэтому Зоя любила навещать своего ангела в приюте, преподавать ей музыку и языки, наслаждаясь необыкновенной сообразительностью и отличной памятью этой милой девочки.
Женщина никак не могла взять в толк, почему такая красавица, умница, очень воспитанная и интеллигентная девочка, до сих пор не удочерена.
Ведь и она сама время от времени довольно сильно хотела забрать девчушку. Подслушав разговоры нянек и других учителей в столовой, во время обеда, она все поняла.
Лизу все ненавидели — от детей до обслуживающего персонала.
"Эта подзаборная сучка строит из себя принцессу" — злобно высказалась уродливая нянька Римма. "Забыла, небось, что ее под наши двери подкинули? И никто ни разу не поинтересовался ее судьбой"
"Ага, ходит тут, носик задирает" — покивала толстая няня Вика.
"Ничего, как выкинут на улицу в шестнадцать лет, так и поймет, почем фунт лиха, — злобно ощерилась еще одна няня. — Сразу забудет свои царские замашки. В свое время таких расстреливали. Ишь, интеллигентка выискалась"
И Зоя с ужасом осознала, что те достоинства, перед которыми она сама преклонялась, являлись для других той самой пресловутой красной тряпкой для многочисленного стада местных заморенных быков.
От мысли, что девочку специально лишают немногочисленных шансов на удочерение (а их на самом деле было слишком мало), ей стало плохо. И даже появилась желание побороться за талантливую девочку, собственную вымечтанную протеже. Но от решительных действий ее остановила собственная, глубоко укоренившаяся робость, происходящая в первую очередь от крайней нищеты и приличного воспитания.
Мама строго наказывала, чтобы она была умнее — и всегда помалкивала. Зоя неукоснительно следовала этому правилу и старалась избегать житейских бурь.
"Не вижу, не слышу, ничего никому не скажу" — девиз трех мартышек ей вполне подходил.
Правда, и особенной пользы от этого совета не было. Вокруг, куда не плюнь, все наглые, жестокие, те, кто умел расталкивать других локтями, а потом и топтать ногами — пробивались, получая блага жизни в изысканном, гламурном ассортименте.
Она же сама сидела в своей плохо обустроенной и совсем даже не уютной заднице. Мужа не было — она являлась классическим, почти книжным примером старой девы.
Втайне она часто ненавидела саму себя за трусость и пассивность. И безумно радовалась, что драгоценная Лиза наконец-то получила ШАНС.
Глядя, как настойчиво та репетирует, с какой тщательностью снова и снова переписывает свои композиции, постоянно выписывая ноты в нотной тетради, — женщина даже не сомневалась, что Лиза этим шансом воспользуется.
У девочки даже откуда-то появилась кое-какая косметика, хотя Зоя старалась не думать, откуда. И новость, что ее "ледяная принцесса" стала общаться с местными, широко известными на весь приют "оторвами", ее тоже не порадовала.
Но почему-то даже спросить, а не то, чтобы устроить разнос, женщина не могла, почему-то побаиваясь свою протеже, как всех, в ком чувствовала внутреннюю силу, отсутствующую у нее.
Лиза же чувствовала себя окрыленной, и постоянно боялась, что ей крылья обломают. Как уже случалось неоднократно. Например, когда приходила очередная приличная семейная пара, желающая забрать ребенка, желательно — девочку. Ее тогда куда-то спроваживали, чуть ли не в вонючем туалете запирали. Либо говорили про нее разные гадости. Что она чуть ли не СПИДом больна. Или что она — сумасшедшая и развалит квартиру благодетелей по винтику. Или попытается их убить.
