Зависимость (СИ) - Титаренко Валентина (лучшие книги .txt) 📗
— Просто говори, что не переносишь боль, — тихо осведомляет черноволосый. — И тогда она, — кивая на вещь в руке. — Тебе больше не понадобится.
Парень не улыбается и даже никак не выказывает своей благосклонности или хоть чего-то человеческого. На его лице холодность, и Чимину кажется даже, что он робот, потому что люди обычно не выглядят так. И только когда его фигура скрывается за той дверью, из которой он сам только что вышел, Чимину мерещится в его глазах паника. Должно быть, показалось…
Яркий свет режет глаза. Шум оглушает. Вокруг суетятся, бегают. Приборы пищат. Чимин почти овощ, потому что даже глаза с трудом открыл, и то — не сразу получилось. Он моргает часто, почти в панике. Потому что голову повернуть не может. Потому что ноги сводит судорогой, а руки не слушаются. Потому что его спрашивают что-то так настырно, но он не понимает. Не видит. В глазах двоится и плывёт. И уплывает. Потому что темнота снова врывается в сознание болезненным криком…
— Мама! — он оседает на пол рядом с женщиной. У неё глаза закрыты, а дыхание совсем слабое.
И Чимин не знает, сколько она так здесь пролежала и как давно упала с этой грёбаной лестницы.
Сегодня он был в отличном настроении, ведь наконец-то стал первым в рейтинге по университету. Он так давно мечтал об этом, ночи просиживая за учебниками. Ему это нравилось, и мама говорила, что совсем скоро он сможет возглавить их компанию с такими успехами. И они вместе мечтали об этом.
— Как вы себя чувствуете?
Проникает в сознание словно через пелену, и он отвечает. Кричит, что есть силы, но не выходит почему-то.
— Вы меня слышите?
Он слышит, но что-то не так. Ответить не получается.
— Моргните, если вы меня слышите.
И он моргает, теряясь в пространстве. Ему кажется, что он падает…
— Она всё равно умрёт, — отец уходит, захлопывая дверь. И это так громко. Так больно. Так невыносимо…
Хочется биться головой о стену, но он сдерживается. Слушает врача. Внимательно. Иногда кивает. Благодарит. Пожимает руку. Даже как-то улыбается.
И не сползает по стене. И не плачет, как в детстве. Мама учила его быть сильным, что бы не случилось.
Чимин идёт домой, бесполезно лазит в Интернете в поиске работы. И понимает, что ему минимум год копить, чтобы хоть что-то оплатить. Отец карточки блокирует моментально, и Чимину жить даже негде. Он собирает свои вещи в рюкзак. Сколько помещается, всё остальное оставляет здесь, в Аду. И уходит. Потому что здесь его больше ничего не держит…
Кто-то заставляет открыть глаза. Светит фонариком слишком ярко. Говорит что-то. И Чимин только сейчас понимает, что находится в больнице. Зрение возвращается. Слух тоже. Самое страшное — память возвращается в первую очередь…
«Чимин, н-не надо…»
Он помнит всё так отчётливо, что страшно даже. Каждый шорох. Каждый всхлип. Каждый стон. И ему даже как-то противно и мерзко от самого себя.
«Не принуждай её…»
Чимин отчаянно жмурит глаза. До разноцветных пятен. До темноты. До глубокого непринятия. До издевательской тишины.
«Не обязательно это делать так…» — проникает в сознание и остаётся там надолго. И Чимин приоткрывает рот в миллионной попытке вдохнуть и задыхается. Хрипнет. Давится собственным стоном. Сходит с ума, потому что ему мерещится Ын Ха, беззащитно распластанная на холодном полу у подножья лестницы. И Чимину кажется, что он толкает её, заставляет упасть ниже. Ещё ниже, хотя ниже земли упасть невозможно.
У Чимина кровавые разводы на дрожащих руках, и он прячет их за спиной. И он смотрит вниз, туда, где Ын Ха беспомощно просит помочь, потому что не может подняться, и видит мать. Вот точно так же поступил его отец. И продолжал поступать. Так… неправильно. Чимин знал это и боялся этого больше смерти.
Он превращался в монстра.
В нелюдя.
В тварь.
Он кричит, что есть силы, потому что сердце бьется так, что грозит разнести грудную клетку к чертям собачим. И понимает, что его не слышат. И понимает, что не издаёт ни звука.
И понимает, что теперь это его удел.
Удел подчиняться…
Ни слова поперёк.
Ни мысли в сторону.
Он заслужил. И он готов терпеть.
========== Страх ==========
Комментарий к Страх
Выкладываю главу и искренне надеюсь узнать Ваше мнение. Хотела опубликовать ночью, но, признаюсь, уснула… Спасибо за все отзывы, это впечатляет и вдохновляет больше, чем вы могли бы предположить.
Обложечки к фанфику:
https://ibb.co/jrUyv7
https://ibb.co/ebQbXn
Приятного прочтения♥
В какой момент мир перевернулся, Ын Ха не знала. Чувствовала, как её затягивает в пропасть, и не сопротивлялась.
Не было сил.
И не было желания, если честно.
Говорят, «вся жизнь перед глазами» и прочее… Но ничего этого не было от слова совсем. А она надеялась. Потому что хотела спастись от жгучей боли посредством воспоминаний. Хороших. До встречи с Чимином других у неё, казалось, не было.
Лестница отрезвляет.
Очень даже.
Всё перемешалось: ощущения, мысли, чувства, желания. И ничего не создавало целостной картинки. Всё как-то по-идиотски. Обрывочно. Непонятно. Вроде бы больно до разноцветных разводов перед глазами. Но, как бы, и нет. Слишком сложно воспринимать себя вот такой жалкой. Смотреть, будто со стороны, чувствовать не свою боль, не свои мысли слышать. Почему так? Как-то это чересчур неправильно. Не чувствовать ничего… такого. Подниматься на ноги. Еле стоять, держась за угол стены. Хвататься за неё так сильно, будто за последний шанс выжить.
Неиспользованный шанс…
Совсем не страшно упасть с лестницы — это Ын Ха понимает только спустя время. Совсем не страшно не чувствовать руки, хотя, по идее, боль должна быть невыносимой. Оказывается, насилие со стороны Чимина, издевки Хосока… всё это очень даже терпимо. И ей думается, что с этим вполне можно жить. То есть не факт, но чисто теоретически — можно.
Потому что самым страшным оказывается — говорить с Чонгуком по прошествии нескольких часов, когда он приезжает, не сумев дозвониться, смотреть в его глаза и чувствовать, что ему больнее. Видеть, как дрожат губы брата, как он осторожно подбирает слова, как выслушивает, как аккуратно усаживает в машину, чтобы отвезти в больницу. Ын Ха видит, что в нем что-то ломается, и старается не смотреть на него, пока ей накладывают гипс. Сломанная рука — не так опасно, как сломанная жизнь…
Чонгук сидит на маленьком неудобном стуле и заламывает себе пальцы. Отчаяние? Оно такое липкое, что невозможно смыть с себя даже спустя время. Брат думает, что это он во всём виноват, — Ын Ха знает, что он не может думать иначе.
Когда они снова остаются одни, девушка чувствует, что он сейчас спросит о…
— Это… — его голос хриплый после долгого молчания. — Чимин? — совсем тихо, чтобы не напугать.
Просто Чонгук не знает, что одно это имя становится комом в горле и не позволяет дышать. Ын Ха кивает и отводит взгляд в сторону, чтобы не видеть на его лице… нет, это не жалость, а какая-то болезненная беспомощность. И тишина только угнетает сейчас. Брат прокашливается в кулак и чувствует себя идиотом. Он не знает, что должен сделать, чем помочь. Поэтому готов провалиться сквозь землю.
— Я посажу его, — выдавливает через время.
Ын Ха улыбается ему, но он видит в её глазах слёзы. И ему хочется убиться об стенку, но он терпеливо ждёт, переминаясь с ноги на ногу. Сканирует стену, издевательски белую. Гипнотизирует большое окно, которое выходит на уютный парк.
— Оппа, посади… — говорит она слишком тихо и отчаянно, от чего в его груди сердце сжимается до болезненного покалывания.
Они долго молчат.
Изводят натянутые до предела нервы.
Не хотят этого, но так выходит.
Чонгук хочет уйти, потому что невыносимо вот так — не знать, что сказать. Но Ын Ха просит его не оставлять её наедине с болью — той, которую лекарствами не заглушить. И он остаётся с ней. Рассказывает истории… смешные? На самом деле, не очень. Но он смеётся, почти давится словами, когда сестра смотрит ему прямо в глаза. Он так не может, отводит взгляд. Тяжело вздыхает. Понимает, что лажевый из него брат вышел.
