Итальянские каникулы - Филлипс Сьюзен Элизабет (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Изобретательно. А сценарий уже есть?
— Нет, черт возьми. И по-моему, у меня сломан палец на ноге. Джереми нашел мои гантели и оставил одну на лестнице. Не знаю, как Трейси с ними справляется.
— Думаю, когда дети твои, это совершенно другое дело.
Она попыталась представить Рена с детьми и увидела чудесных маленьких дьяволят, которым ничего не стоит связать няньку, взорвать бомбу-вонючку и часами изводить взрослых по телефону. Не слишком приятная картина.
— Вспомните, что в детстве вы тоже были не подарок.
— Верно. Шринк, к которому послал меня отец в одиннадцать лет, объяснил, что единственный способ привлечь внимание кого-то из родителей — скандалить и выкидывать номера. Я так и поступал. Чтобы постоянно находиться в центре внимания.
— И вы привнесли ту же философию в свою карьеру?
— А как же? В детстве она мне очень помогала. Запомнить злодея легче легкого. Герои стираются из памяти.
Конечно, сейчас не время говорить об их отношениях, но, возможно, пора поставить на его пути небольшой камешек. Не для того, чтобы задержать. Чтобы подготовить.
— Вы, разумеется, понимаете, что в детстве мы сознательно культивируем некоторые дисфункции, потому что считаем их необходимыми для нашего выживания?
— Угу.
— Часть процесса взросления — необходимость преодолевать свои комплексы. Разумеется, потребность во всеобщем внимании весьма обычна для большинства великих актеров, так что в данном случае эта дисфункция становится крайне функциональной.
— Считаешь меня великим актером?
— Думаю, у вас для этого все задатки, но нельзя стать поистине великим, играя одну и ту же роль.
— Чушь собачья. В каждой роли имеются собственные оттенки, так что нечего твердить, что они одинаковые. Кроме того, актеры любят играть злодеев. Это дает им шанс выделиться из толпы.
— Мы говорим не об актерах вообще, а именно о вас и том факте, что вы не готовы играть роль другого плана. Почему?
— Я уже объяснял, и сейчас слишком рано для подобных дискуссий.
— Потому что вы выросли с искаженным суждением о себе. В детстве над вами издевались, пусть не физически. Угнетали нравственно. И теперь вам следует очень ясно сознавать ваши мотивации выбора подобных ролей. — Еще камешек в его огород, и она оставит его в покое. — Вы делаете это, потому что любите играть садистов или на каком-то уровне не чувствуете себя достойным играть героев?
Рен злобно ударил кулаком по рулевому колесу.
— Господь мне свидетель, я в последний раз встречаюсь с гребаным шринком.
Изабел безмятежно улыбнулась:
— Мы с вами не встречаемся. И вы прибавили скорость.
— Заткнись.
Она мысленно велела себе не забыть дать ему экземпляр правил честного поединка, входивших в процесс установления достойных отношений. Ни в одно из этих правил не включено требование заткнуться.
Они добрались до города, и, когда проезжали мимо площади, Изабел заметила, что несколько голов повернулись в их сторону.
— Не понимаю. Несмотря на весь ваш камуфляж, многие уже наверняка знают, кто вы на самом деле, однако не привязываются с требованием автографов. Не считаете это странным?
— Я сказал Анне, что куплю новое оборудование для школьной спортивной площадки, если меня оставят в покое.
— Учитывая вашу жажду славы, ваше поведение по меньшей мере необъяснимо.
— Ты сегодня проснулась с твердым намерением изводить меня, или это у тебя спонтанно?
— Вы снова прибавили скорость. Он вздохнул.
Город остался позади. Еще несколько километров, и они свернули с шоссе на проселочную дорогу. Только тогда он вновь снизошел до разговора с ней:
— Скоро мы подъедем к заброшенному замку на вершине холма над домом. Оттуда все видно как на ладони.
Дорога оказалась совершенно разбитой и закончилась почти неразличимой пешеходной тропкой, где Рен остановил машину. Как только они стали подниматься наверх, он схватил у нее пакеты из бакалеи.
— Хорошо еще, что не захватила дурацкую корзинку для пикника.
— Я кое-что знаю о засекреченных операциях.
Рен фыркнул.
Когда они добрались до поляны на самой вершине, Рен остановился, чтобы прочитать потертую табличку с исторической справкой. Изабел побродила вокруг и обнаружила, что развалины замка не просто одно строение, а целая крепость, содержавшая когда-то несколько зданий. Лозы дикого винограда ползли по полуразрушенной стене и взбирались на сторожевую башню. Сквозь обвалившиеся арки проросли деревья, а полевые цветы выглядывали из остатков фундамента то ли конюшни, то ли амбара.
Рен отошел от таблички и встал рядом с Изабел, залюбовавшись панорамой полей и лесов.
— До того как был выстроен замок, на этом месте было этрусское кладбище, — сообщил он.
— Руины на руинах.
Даже невооруженным глазом можно было прекрасно разглядеть домик фермера, но ни в саду, ни в оливковой роще не было ни души.
— Пока что ничего не происходит. Рен поднес к глазам бинокль.
— По-моему, еще рано. Это Италия. Здесь все делается не спеша. Им нужно время, чтобы собраться.
Со стены взлетела птичка. Изабел подумала, что они своим появлением нарушили покой этого места, и отошла подальше. Под ноги попался кустик дикой мяты. В воздухе поплыл сладкий аромат.
Изабел заметила часть стены с куполообразной нишей и, подойдя ближе, поняла, что это, вероятно, апсида бывшей часовни. На куполе еще сохранились слабые следы красок: рыжевато-коричневой, бывшей когда-то алой, пыльные голубые пятна, выцветшая охра.
— Здесь все так мирно. Интересно, почему владельцы ушли отсюда?
— Судя по табличке, всему виной чума в пятнадцатом веке и бессовестные поборы соседних епископов. И может, их прогнали духи похороненных здесь этрусков, — раздраженно бросил Рен.
Она повернулась к нему спиной и заглянула под купол. Церкви обычно успокаивали ее, но сейчас Рен стоял чересчур близко.
Ощутив запах дыма, она обернулась. Рен держал в руке сигарету.
— Что вы делаете?!
— Я выкуриваю только одну в день.
— Не можете делать это, когда меня нет поблизости? Он проигнорировал ее и, глубоко затянувшись, направился к одному из порталов и прислонился к стене. Изабел заметила, что выглядит он мрачным и отрешенным. Наверное, не следовало вынуждать его копаться в прошлом и напоминать о детстве.
— Ошибаешься, — неожиданно выпалил он. — Я вполне способен отделить реальную жизнь от экранной.
— Я никогда не утверждала обратное.
Изабел уселась на остатки стены и вгляделась в его профиль: идеально пропорциональный и изысканно очерченный.
— Я всего лишь сказала, что то суждение о себе, которое вы вынесли из детства, когда видели и судили о многих вещах с точки зрения ребенка, может не соответствовать тому мужчине, которым стали сейчас.
— Ты что, не читаешь газет?
Она наконец поняла, что на самом деле его беспокоит.
— Вы… но вы ведь не должны мучиться из-за того, что случилось с Карли.
Рен судорожно втянул в себя воздух, но ничего не ответил.
— Почему бы не созвать пресс-конференцию и не сказать правду?
Изабел сорвала и растерла стебелек дикой мяты.
— Люди пресыщены сенсациями. Они верят, во что хотят верить.
— Вы… вам она была небезразлична, верно?
— Да. Милый добрый ребенок и… Боже, такой талантливый. Тяжело было наблюдать, как все катится в пропасть.
Изабел обхватила руками колени.
— Сколько времени вы были вместе?
— Всего пару месяцев, прежде чем я понял, как глубоко она увязла в наркотиках. Потом я вообразил, что смогу вытащить ее, и еще несколько месяцев пытался помочь. — Он стряхнул пепел, снова затянулся. — Вызывал врачей. Пробовал уговорить ее пройти курс лечения. Ничего не вышло, и я наконец отступился.
— Понимаю.
Он бросил на нее мрачный взгляд:
— Что именно?
— Ничего.
Она поднесла стебелек к носу.
Ах, в чем-то он прав. Следовало бы позволить людям оставаться такими как есть, не стараясь их исправить, особенно потому, что, как стало очевидным, больше всего в исправлении нуждалась она сама.
