Вознесение черной орхидеи (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame" (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
- И, наверное, поэтому так легко с тобой. И да, я восхищаюсь женщинами с идеальным вкусом, это тоже! Работа модельера – тяга к прекрасному!
Расслабление достигло максимума.
- Теперь я, - мы дождались отката запоздалой волны, маятник не успел сделать виток обратно в его сторону. Я готова была ответить, казалось, на любые вопросы, но, когда он заговорил, у меня от подобной проницательности собеседника сдавило горло.
- Что с тобой случилось не так давно?
- Много чего, - поспешно ответила я, надеясь, что не прозвучит требование конкретизировать. Но для Константина эта игра, похоже, значила многое, и я не имела права закрываться и прятаться в ответ на его откровенность.
- Что-то погасило твои глаза, Юль. Трудно объяснить, просто… Просто они пустые!
После его слов время останавливается, зависает плотным вакуумом, который не в состоянии прошить ритмичный плеск набегающих волн. Вряд ли я вообще готова к подобному разговору! Откровенность за откровенность? Это настолько разные вещи, что, когда я, повинуясь небрежно оговоренным, не закрепленным никакими подписями на контракте правилам, начинаю говорить, из моего сбивчивого набора слов мало что понятно. Но там превалирует речевой оборот с ключевым понятием «моя вина», от которого внимательно слушающий собеседник поначалу удивленно сводит брови, а после откровенно сжимает губы, не в силах скрыть, как его раздражает мое показательное самобичевание.
- После выхода «Сумерек» в Киеве прокатилась волна тематических вечеринок, - философски замечает Константин, пока я выбиваю сигарету из пачки, неловко извинившись за то, что ему придется дышать табачным дымом. – Сейчас после бума на «пятьдесят оттенков серого», хочется закричать «не вздумайте!».
Я натянуто улыбаюсь и скептически отмечаю, что не вижу на его лице возмущения.
- Может, это цинично прозвучит, но я родился и вырос в Киеве, в столице больших денег, высоких связей и положения. К сожалению, такие вещи – обычная практика для некоторых власть имущих. В чем ты видишь свою вину, я, как ни пытался, не смог понять. Тебя в этом убедили. Причем искусно, сняв одну ответственность, но не освободив, потому что тут же взамен подсунули иную. Твоей вины в случившемся нет, я бы даже сказал, его тоже. Это попытка все решать при помощи связей и больших денег – но с нашим менталитетом подобное положение вещей стало нормой.
От этого не легче, совсем. Я начинаю жалеть, что согласилась играть в эту игру, кроме злости и спазма сердечной мышцы подобная откровенность не принесла ничего.
- Значит, у нас настолько рабский менталитет, что мы не просто не сопротивляемся подобным вещам. Мы начинаем искать в них подобие удовольствия до тех пор, пока не станет совсем поздно. Пока мы не найдем оправдания чужой вседозволенности. Мир не идеален, аминь.
От этих его слов мне хочется уйти. Выпить успокоительного, уснуть сном младенца и больше не грузить малознакомого человека подробностями своей жизни.
- А может быть, все как раз наоборот, – Костя застегивает цепочку на своей шее, и впервые проникновенно смотрит мне в глаза: – Может, в каждом есть светлая сторона. Я далек от этой субкультуры, просто о ней не слышал только ленивый, но факт особой эмоциональной открытости в подобных отношениях признается всеми без исключения. Мне кажется, ты, может, неосознанно, может, чтобы минимизировать собственный стресс, рассмотрела в нем именно это. Свет. Сторону добра, прости за пафос.
Мне хочется рассмеяться. И снова исчезнуть, чтобы не думать о том, как близка к правде была эта теория, озвученная человеком, которого я больше никогда не увижу… кроме как по телевизору на неделе высокой Моды через год.
Он проводил меня домой, несмотря на протесты, единственное, на чем я настояла, так это на вызове такси для возвращения в клуб. Мало что с ним могло произойти в этом районе ночью.
«Было?» - достанет меня расспросами Лена на следующее утро. «Было», - изобразив довольную улыбку, отвечу я, соблюдая чужую тайну. Утром я буду жалеть, что так быстро сбежала, у меня еще не скоро появится подобная возможность не просто выговориться, но и поверить чужим словам, соскрести еще один слой навязанной вины. Первые проблески осознания правдивости сказанных им слов были для меня еще сильно остры и неприемлемы, чтобы окончательно себе в этом признаться, и я взяла за основу спасительную версию о «минимизации стресса».
Этот случайный знакомый на самом деле сделал для меня в ту ночь очень много. Внутренняя пружина ненужного зажима на кнопке своей вины постепенно распрямляла сжатые кольца, растворяясь во времени, отпуская в свободный полет; я еще этого не чувствовала в полной мере, списывая на атмосферу дома, где «и стены лечат». Что-то изменилось, и не исключено, что в первую очередь во мне самой. Я наслаждалась той жизнью в кругу семьи, которой прежде у меня не было и быть не могло. Отношения с матерью с каждым часом становились крепче и душевнее, я обретала ту самую «маму-подругу», о которой мечтала с детства, завидуя одноклассницам и Ленке. Единственное, чего я не смогла – это поделиться с ней всем тем, что со мной произошло. Она переживала, просила рассказать, но я всегда встречала ее просьбы с душевной улыбкой и рассказами о тяжелых экзаменах и жаре в далеком Египте, которого так и не увидела.
Лето близилось к завершению, а я с маньячным упорством догоняла потерянные дни, в течение которых была лишена этого самого лета, погружаясь давлением чужих рук и воли так глубоко, где не существовало никаких времен года. Там с одинаковым закономерным постоянством обжигал холод арктической зимы, обдавал жаром горячий пустынный сирокко, хлестал дождь со вспышками разящих молний. Временами меня охватывала запредельная злость на Него, сознание услужливо подбрасывало смонтированные ролики, где я не мирилась с тиранией, где избивала его цепями до крови, наносила контрудар на любую провокационную фразу, блокируя любые попытки вызвать во мне страх. Сила неуемного, больного воображения! Эта ненормальная энергия требовала выхода, и не спасал даже бег по утрам, как и заплывы на дальние дистанции с танцами до упаду почти каждый вечер в клубе. Наверное, мне надо было убедиться в том, что во мне ничего не сломалось за самые неоднозначные две недели. Жизнь решила наконец изобразить подобие слабой улыбки, пока еще покровительственной, но мне на данный момент хватило даже ее.
Никто не замечал моего внутреннего надлома, нервной дрожи от голоса заговорившего со мной мужчины, его взгляда или поведения. Однажды я повторила свой фирменный взгляд в упор – тот самый, что напоминал поражающие цель стрелы, спущенные с тетивы натянутых нервов. Надо было доказать себе – я смогу, и никто меня не потащит за волосы в пещеру, прикрываясь эгоистичной мужской отмазкой «ты сама в этом виновата!». Легко не было. Было ощущение, что на моих скулах притаились два агрессивных тарантула, которые ужалят ядом, стоит только опустить ресницы. Итог – разбитое сердце отдыхающего россиянина и новый глоток кислорода в виде уверенности в собственных силах и ощущения безопасности. Ленка радовалась переменам в моем характере даже больше, чем я.
В Крыму лето чувствовало себя вполне вольготно, оно задержится здесь до середины октября. В Харькове уже три дня шли дожди, об этом сообщали Лекси с Элей, требуя моего возвращения как можно раньше, только я не торопилась. Конечно, мне придется вернуться в этот город, где все будет напоминать о нем, бросать учебу из-за трагедии было глупо, но я нырнула с головой в окончание лета, забыв даже про календарь, неумолимо отсчитывающий дни до отъезда.
28 августа вернулся Виктор. Накануне я почти силком уволокла сопротивляющуюся маму в салон красоты, где ей сделали модельную стрижку и комплексный уход от косметолога-визажиста, после чего мы до самого вечера курсировали по торговому центру в поисках наряда. Мама изменилась на глазах, а я впервые ощутила что-то сродни гармонии. Мир вращался вокруг на бешеной скорости, и от этого ощущения кружилась голова.
