Выбор - Спаркс Николас (е книги .TXT) 📗
Он сел на стул рядом с кроватью и взял жену за руку. Кожа была бледная, почти восковая, тело как будто стало меньше. Тревис заметил тоненькие морщинки в уголках глаз. И все же Габи по-прежнему казалась ему такой же красивой, как и при первой встрече. Удивительно, но они вместе уже почти одиннадцать лет. Не такой уж продолжительный отрезок времени — но он заключал в себе больше жизни, чем предыдущие тридцать два года, проведенные без нее. Именно поэтому Тревис сегодня пришел в больницу. Именно поэтому он приходил сюда каждый день. У него не было другого выбора. Не потому, что этого ожидали, — просто он не мог сейчас быть где-то в другом месте. Они часами оставались вместе, а ночи проводили порознь. В общем, здесь у него тоже не было иного выбора — он не мог оставить девочек одних. Судьба как будто принимала все решения без них.
За одним лишь исключением.
После катастрофы прошло восемьдесят четыре дня, и теперь нужно было решать. Он по-прежнему понятия не имел, что делать. В последнее время Тревис искал ответы в Библии, в сочинениях Фомы Аквинского и блаженного Августина. Время от времени он наталкивался на удивительные пассажи, но не более того, а потом закрывал книгу и смотрел в окно, не думая ни о чем, как будто надеялся увидеть некий знак на небе.
Тревис редко ехал из больницы прямо домой. Он отправлялся через мост, бродил босиком по пляжу, слушая, как волны разбиваются о берег. Он знал, что дочери расстроены ничуть не меньше, а после визитов в больницу Тревису всегда требовалось время, чтобы успокоиться. Было бы нечестно навязывать девочкам свое настроение. Дети были для него своего рода прибежищем. Сосредотачиваясь на них, Тревис забывал о себе: их радость по-прежнему была незамутненно чистой. Они еще не утратили способности с головой уходить в игру, и от звуков детского хохота Тревису хотелось одновременно смеяться и плакать. Иногда, наблюдая за ними, он поражался, как сильно обе похожи на мать.
Они всегда расспрашивали о ней, но Тревис не знал, что сказать. Дочери были достаточно разумными, чтобы понять: мама нездорова и должна оставаться в больнице. Обе уже не удивлялись, что каждый раз во время их визитов Габи как будто спит. Но Тревис не мог собраться с силами и открыть им правду. Вместо этого он сидел с дочерьми на кушетке и рассказывал, как радовалась мама, когда была беременна, или вспоминал тот день, когда они всем семейством поливали друг друга из садового шланга. Но чаще всего они листал и фотоальбомы, которые старательно составляла Габи. В этом она была несколько старомодна, и фотографии неизменно вызывали улыбки. Тревис рассказывал историю, связанную с каждым снимком. Глядя на сияющее лицо Габи на фотографиях, он чувствовал, как у него перехватывает дыхание. Он в жизни не видел никого прекраснее.
Чтобы избавиться от грусти, которая неизменно охватывала его в такие минуты, Тревис порой отрывал взгляд от альбома и смотрел на большую фотографию в рамке. Снимок был сделан прошлым летом на пляже. Они все четверо, в шортах защитного цвета и белых рубашках, сидели на поросшей травой дюне. Такого рода семейные портреты были распространены в Бофоре, но Тревису эта фотография отчего-то казалась абсолютно уникальной. Не потому, что на ней была его семья. Просто он не сомневался, что даже посторонний, глядя на снимок, преисполнится надежды и оптимизма, потому что люди на фото воплощали собой счастливую семью.
Позже, когда девочки шли спать, Тревис откладывал альбомы. Одно дело рассматривать снимки с дочерьми и рассказывать им истории в попытке приободрить, и совсем другое — листать одному. Тревис в одиночестве сидел на кушетке, придавленный бременем скорби. Иногда звонила Стефани. Они, как обычно, болтали, но в то же время испытывали какую-то неловкость. Тревис знал: сестра хочет, чтобы он перестал себя корить. За беспечными замечаниями и привычным поддразниванием крылось то, что она имела в виду на самом деле: никто не винит Тревиса. Друзья и родные беспокоятся о нем. Чтобы не выслушивать этого, он всегда говорил, что с ним все хорошо, пусть даже это было не так. Тревис знал, что сестра не хочет слышать правду. А он сомневался не только в том, что когда-нибудь станет прежним, но и в том, что вообще хочет жить.
17
Теплые лучи солнечного света ползли к нему. Тревис молча сжал руку жены и поморщился от боли в запястье. Месяц назад его собственная рука покоилась в гипсе, доктора прописали болеутоляющее. Кости были сломаны, связки порваны, но после первого же приема лекарства Тревис отказался от медикаментов — он терпеть не мог, когда кружилась голова.
Рука Габи была мягкой, как обычно. Чаще всего он держал ее часами и размышлял, как это будет, если она ответит на пожатие. Тревис сидел и смотрел на жену, гадая, о чем она думает — и думает ли вообще. Ее внутренний мир был загадкой.
— У девочек все хорошо, — начат он. — Кристина съела все хлопья за завтраком, и Элайза почти доела. Я знаю, тебя беспокоит то, что девочки плохо едят, — они ведь и так слишком маленькие для своего возраста. Но зато они охотно уплетают то, что я даю им после школы.
На подоконник приземлился голубь. Он прошелся туда-сюда, а затем замер — как обычно. Птица словно знала, когда у Тревиса время визита. Иногда ему хотелось верить в предзнаменования — хотя Тревис понятия не имел, что означает конкретно этот знак.
— После обеда мы делаем уроки. Конечно, ты предпочитаешь, чтобы мы делали их сразу после школы, но, по-моему, мы неплохо справляемся. Ты удивишься, как у Кристины хорошо пошла математика. Помнишь, в начале года она вообще ничего не понимала? А теперь все изменилось. Мы каждый вечер занимались по карточкам, которые ты купила, и в последней контрольной она не пропустила ни одного задания. Сейчас, когда она делает уроки, мне даже не приходится с ней сидеть. Ты бы ею гордилась.
Воркование голубя доносилось через стекло.
— У Элайзы тоже все хорошо. Каждый вечер мы смотрим «Путешественницу Дору» или «Барби». С ума сойти, она готова смотреть одни и те же мультики по сто раз, они ей действительно нравятся. А на день рождения Элайза хочет быть принцессой. Я подумывал о том, чтобы заказать торт-мороженое, но она просит устроить вечеринку в парке. Сомневаюсь, что дети успеют добраться до мороженого прежде, чем оно растает. Наверное, придется придумать что-нибудь другое.
Тревис кашлянул.
— Я говорил тебе, что Джо и Меган хотят еще одного ребенка? Конечно, конечно, это просто безумие, ведь Меган уже за сорок, предыдущая беременность далась ей очень нелегко, но, если верить Джо, она очень хочет мальчика. Лично я думаю, что Джо настаивает, а Меган просто с ним соглашается. Но ведь от них можно ждать чего угодно, сама знаешь.
Тревис старался говорить жизнерадостно. С тех пор как Габи оказалась здесь, он старался вести себя в ее присутствии как можно естественнее. Поскольку до аварии они непрерывно беседовали о детях и обсуждали то, что происходило в жизни друзей, теперь, навещая жену, Тревис пытался говорить о том же самом. Он понятия не имел, слышит ли его Габи. Мнения врачей по этому поводу разделились. Некоторые уверяли, что погруженные в кому люди способны слышать и даже помнить разговоры; другие утверждали обратное. Тревис не знал, кому верить. И предпочитал быть оптимистом.
По тем же причинам он, взглянув на часы, потянулся за телевизионным пультом. Если Габи не была занята работой, она урывками смотрела «Судью Джуди». Тревис обычно дразнил жену, которая получала какое-то странное удовольствие от кривляний тех бедолаг, которые волей судьбы оказались в зале суда.
— Я включу телевизор, ладно? Твое любимое шоу уже идет. Наверное, захватим последние минут пять.
Судья Джуди перекрикивала и истца, и ответчика, чтобы заставить обоих замолчать. Это был неизменный сюжетный ход.
— А она в отличной форме, правда?
Шоу закончилось, и Тревис выключил телевизор. Он решил переставить цветы ближе в надежде, что Габи ощутит аромат. Он старался стимулировать ее чувства — вчера, например, сидел и расчесывал жене волосы, а позавчера принес духи и смочил ей запястья. Сегодня, впрочем, ему казалось, что все эти действия требуют куда больших усилий, нежели обычно.
