Жених эконом-класса - Ларина Арина (полные книги .txt) 📗
– Короче, выжить там сможет только верблюд, – констатировал как-то друг Леня за рюмкой чая.
Юра не спорил. Если верблюду охота, пусть живет.
Но в отличие от осторожного Леонида, женщин он продолжал любить, хотя сердце в этом процессе не задействовалось.
– Организму нужны вода, пища и женщина. Это физиология, – рассуждал Юра. – Любовь – это фантазия. Когда человеку скучно, он придумывает сказки про любовь и мифические идеалы. Я человек занятой, поэтому у меня реальные тетки. Платонические чувства для импотентов. А я пока еще о-го-го!
– Иго-го, – ржал Леня, категорически возражавший против присутствия на междусобойчиках «реальных теток» и смущавшийся своей веры в любовь. Дыма без огня не бывает. Раз про эту самую любовь говорят, значит, у кого-то было. Ведь про летающие тарелки тоже много спорят, но только самый недалекий нигилист рискнет однозначно настаивать на том, что инопланетян не существует. Только потому, что лично он их не видел.
Диана Юре нравилась. Ему вообще претили неухоженные клуши без маникюра и с осыпавшейся косметикой. В них было что-то дешевое – что-то от Даши, которая много лет назад стала поворотным пунктом в его отношениях со слабым полом. Женщина должна быть красивой игрушкой, легкой и необременительной. Как дорогой костюм на переговорах или внедорожник в лесу. Все должно быть к месту и ко времени. Безусловно, у плиты фифа на шпильках и с маникюром будет выглядеть крайне глупо, но для кухни у него была домработница, а для отдыха требовались именно такие утонченные мотыльки с точеным профилем. Диана не была красавицей, но в ней что-то чувствовалось. Как в коробке с подарком, перехваченной ленточкой. Ленточку хотелось немедленно сдернуть, чтобы найти сюрприз, поскольку такие коробки редко оказываются пустыми.
– А давайте в клуб! – неожиданно предложил он. Ужин – слишком интимно и сразу предполагает продолжение, а клуб – это возможность выбора: можно до утра развлекаться, а можно и поехать домой. В самом крайнем случае можно потеряться в толпе.
– А почему не театр? – хмыкнула Диана. – Или я выгляжу настолько несерьезно?
«Хочет выглядеть серьезно, – умилился про себя Юра. – Как они все смешны. Серьезно надо выглядеть на переговорах или в суде, а с мужчиной… Женщина должна быть праздником, цветком, а не шуршащей газетой».
Диана отвернулась: «Все написано у него на физиономии. Клуб, выпивка, постель. Нашел дуру. Примитив».
– Для театра поздновато, – резонно заметил Юрий. Прозвучало это холодно и отстраненно.
– Клуб так клуб, – махнула ладошкой Диана с видом пресыщенной светской львицы. Перепад в Юрином настроении ее несколько отрезвил, и девушка решила не рисковать.
– Вот и миленько, – пробормотал он, даже не интересуясь предпочтениями спутницы. Отдыхать господин Иванов привык в проверенных местах, где любовь и материальная заинтересованность обслуживающего персонала гарантировала стопроцентную релаксацию.
Судя по ознобу, ледяными волнами скатывающемуся по спине, температура воздуха приближалась к точке замерзания. Катя тряслась, как овечий хвост, и шмыгала носом.
«Не хватало еще простудиться тут! – сердито размышляла она, но сдаваться было уже поздно. Сил придавало еще и то, что Саша не звонил. И если смотреть правде в глаза, то если в Катиной жизни и была искра, то к Александру это не имело никакого отношения. Во всяком случае, его образ меркнул на фоне яркого и волнующего Крягина, как светлячок в лучах прожектора. Хотелось получить подтверждение, что Катя все делает правильно. Советоваться с мамой бесполезно, учитывая ее необъективное отношение к Саше. Сейчас как никогда нужен был совет Лизы, но подруга второй вечер пребывала в состоянии «абонента вне зоны действия сети».
Послышалось урчание мотора, и Катя замерла. Надо было точно рассчитать момент и появиться в свете фар именно в тот момент, когда автомобиль будет выезжать из ворот. В противном случае ее либо не успеют заметить в вечерней темноте, либо вообще собьют. Оба варианта категорически не подходили. Шлагбаум нехотя начал подниматься, и она с отсутствующим выражением лица вышагнула из тени.
– Я, конечно, все понимаю, – Никольский высунулся из дверей «девятки» и с ненавистью разглядывал затихшую у капота секретаршу. – Но не до такой же степени! Если ты думаешь, что я тебя покалечу, а потом всю оставшуюся жизнь буду страдать от чувства вины и ухаживать за инвалидкой, то глубоко ошибаешься. В крайнем случае – выплачу все, что будет положено по суду. Так что в следующий раз, когда вознамеришься намотаться на мои колеса, десять раз подумай!
– Да я просто мимо шла!
– И давно ты мимо ходишь? Все нормальные бабы дома, мужей кормят, а ты все тут отираешься!
– Я не отираюсь! И если все нормальные бабы дома, то и все нормальные мужики тоже дома! Чего же ты тогда стахановца из себя строишь? Выслужиться хочешь? И почему где я, там и ты?
– И не мечтай! – сплюнул Никольский, хлопнув дверью.
Настроение у Кати испортилось, словно лист бумаги, попавший в огонь и съежившийся в крохотный обугленный шарик. Все-таки обидно, когда красивый мужик, пусть даже такой противный и высокомерный, не делает никакой разницы между тобой и какой-нибудь Мышкиной, откровенно демонстрируя неприязнь. Ведь, по сути, она еще ничего плохого ему не сделала, наоборот, это Никольский изначально вел себя совершенно по-свински. Когда ты раздражаешь женщин, то это можно списать на ревность, зависть и что-нибудь еще, приятное и поднимающее собственную самооценку, но когда бесишь мужчин – это уже диагноз.
За счастье надо бороться, а в борьбе побеждает либо самый сильный, либо самый упорный. Презрев недобрый знак в лице нахамившего Никольского, Катя решила прибегнуть к старому испытанному способу – погадать на пуговицах: любит – не любит – плюнет – поцелует… Пуговиц оказалось три. Отчаявшаяся Катерина начала ощупывать куртку с упорством алкоголика, потерявшего заначку. Упорство было вознаграждено: на капюшоне оказался хлястик, прикрепленный четвертой пуговкой.
«Судьба!» – удовлетворенно хихикнула Катя и снова замерла в засаде.
Долго ждать не пришлось. Сквозь кованую решетку забора было видно, как большая темная иномарка хищно крадется к выезду. Прищурившись, она углядела значок «Мерседеса» и снова вывалилась под колеса. Теперь, памятуя о том, что водителей типа Никольского случайно выскакивающие перед капотом пешеходы не радуют, она решила, не мудрствуя особо, поскрестись в окошко. Тонированное стекло медленно поехало вниз, и Катерина, боясь упустить что-нибудь из заготовленной речи, сбиться, застесняться, торопливо зачастила в темноту салона:
– Ой, извините, до метро не подбросите? А то я договорилась с соседом, а он не приехал. Я так замерзла, просто ужас! До дома еще час ехать, а на дворе ночь, страшно так! Но я привыкла одна ходить, не боюсь совершенно. Только холодно очень, поэтому мне бы хоть до метро, до какого-нибудь!
Она тараторила, боясь замолчать, и судорожно цеплялась за дверцу, словно это помогло бы удержать машину в том случае, если водитель решит наплевать на ее слезное выступление и уехать. Собственно, этой речью Катя планировала поставить Крягина в безвыходное положение и принудительно влезть в автомобиль. Вряд ли Клейстер, как сиамский близнец, тащится за шефом домой, поэтому им представится наконец-то шанс объясниться без свидетелей.
Все в этом мире относительно, правота тоже бывает разной. Клейстер действительно не собирался увязываться на ночь глядя за Крягиным, хотя часть вопросов они так и не решили. Он просто сидел за рулем своей машины и слушал, как новая секретарша мелет абсолютную ахинею дрожащим от смущения голосом.
«Интересно, что ей на самом деле надо? Хочет стучать или… Нет, это вряд ли», – размышлял он. Конечно, можно было ей отказать, сославшись на субординацию и наличие общественного транспорта, но любопытство победило. Кирилл Антонович перегнулся на пассажирское место и молча распахнул дверь. Молчать – оно всегда вернее. Женщины не умеют молчать, поэтому всегда стараются заполнить образовывающиеся в диалоге паузы ненужной информацией. Иногда из пестрого вороха слов удается выудить весьма полезные сведения.
