Моя до конца (СИ) - Шантье Рошаль (книги хорошего качества .txt, .fb2) 📗
«— Поэтому я и вцепился в тебя, Риша. Ты была настоящей, живой и только моей» — сказал он однажды после подобных посиделок с отцом. Я лишь обняла его и поцеловала. Слова были лишними.
Я так и не съехала от Макара. Тот наш разговор отчетливо дал понять: Макар решил все окончательно и сомнений не допускает. Даже мне. То, что я для него важна, именно такая, не прежняя, гадать не приходилось. Он говорил словами, доказывал поступками и одаривал в постели.
Любит. Любит. Любит.
Люблю. Люблю. Люблю.
Вот одно лишь осталось незавершенным— мои вещи и разговор с Артемом. И как бы я не откладывала, как бы не пыталась отсрочить, это было неизбежным. И прежде нужно было предупредить об этом Макара. Ага, вот обрадуется! Поэтому и хожу весь выходной со стороны в сторону, пока мой мужчина отвлекся на документы, которые ему в срочном порядке прислали по почте.
Впервые Лукашин написал в среду, как раз на следующий день после поездки к Ветрову-старшему. Одно короткое «Хочу поговорить». Ответила, что загружена на работе под завязку и вернулась к Макару. Беседовать с ним о подобном язык не повернулся. Хватит с него впечатлений и без Лукашина. Не то, чтобы я хотела втягивать Макара в свои прошлые отношения, но сказать была должна.
Второе сообщение получила сегодня: «Давай встретимся завтра. Мне есть, что сказать тебе».
«Ладно. В два часа дня у тебя дома, заодно заберу вещи и верну тебе ключи.» — специально подчеркиваю свои намерения. Думаю, что за время, пока меня не было в жизни Артема он уже смирился с этим, но лишним не будет.
— Макар, — подхожу ближе, когда он, закончив с электронным документом потягивается и захлопывает крышку ноутбука, — хочу поехать завтра вещи забрать к Артему.
— Хорошо. Завтра я свободен, — отвечает беспристрастно.
— Я думаю, лучше мне сделать это самой, — таки сажусь за стол, предчувствуя долгий и непростой разговор.
— Самой? — уголок его губ ползет вверх в издевательской усмешке, — Серьезно? Думаешь, я отпущу тебя?
— Отпустишь? Я не твоя собственность, Макар, чтобы отпрашиваться, — отрезаю, потому что права, — И сейчас тоже не собираюсь этого делать. Я ставлю тебя в известность и на этом все.
— Это не обсуждается. Ты не едешь. А не хочешь ехать со мной — не поедешь вообще. — Говорит спокойно, а глаза пылают. Стабильное Ветровское состояние. — Вещи куплю тебе новые, а замок это недоумок сменит.
— Что ты себе позволяешь?! — не выдерживаю, — Я сказала, что поеду, значит, поеду! Нам нужно поговорить, понятно?
Я действительно обещала Лукашину разговор. И учитывая даже тот факт, что он принял наше расставание, уверена, ему все-равно будет как минимум неприятно, если я заявлюсь на последний, обещанный мной самой разговор с тем, кого я пыталась заменить Артемом.
— Не наговорилась за пять лет?! — рычит практически. Но это та фраза, которая разбивает мое не до конца зажившее сердце.
— Да пошел ты, Ветров! — смотрю ему прямо в глаза, вспоминая день нашего расставания.
Тот самый, под дождем.
Встаю, психанув, и едва не опрокинув кресло, кометой вылетаю из комнаты. Вот ведь! Совсем уже рехнулся или что?! Как он вообще может так говорить? А обвинять? В чем я виновата?! В том, что он… Он… Я его что, пять лет ждать должна была?! Как он там говорил, не может перечеркнуть прошлое? Так и я не способна!
Останавливаюсь только в спальне. Точнее останавливается мое тело, мысли же не успокаиваются. Поток обиды, поднявшийся от одной-единой фразы утихомирить не удается, как и взять под контроль эмоции. Не тот случай!
— Риш, — тихо входит Ветров.
— Уходи, Макар. — Не хочу его видеть. Разве не все он уже сказал?
— Я не хотел. Прости меня, моя девочка, — шепчет, бесшумно подкрадываясь ближе.
— Зачем ты так, а? Зачем, Макар? Я ведь… Я же тоже… Я… — закончить не могу ни одно из початых предложений. И слезы удержать не в силах. Поэтому они бесстыдно катятся по щекам.
Он прижимает меня к себе за плечи сзади, обнимая, качая, баюкая так, как только он умеет и эта ласка…
— Люблю тебя, даже когда злюсь, как дурак. Прости… — шепчет не отпуская, а я, лишь из вредности не сделав этого раньше, теперь не могу устоять, чтобы не накрыть любимые руки своими ладонями.
— И я люблю тебя. Не говори больше такого. — Шепчу, развернувшись в его руках.
— Прости…
Он гладит мои волосы, целует в макушку и сжимает в своих руках. Таю… Как когда-то. Как сейчас. Как всегда.
— Я должна поехать, Макар, — настаиваю на своем, развернувшись в его руках; храбрясь. Потому что ссориться снова совсем не хочется.
Счастье с ним — теплом по сердцу;
Ссора с ним — ножом.
— Почему одна? — спрашивает. Но я слышу, как звенит голос, как напрягается в негодовании тело.
— Потому что не хочу ссоры и мордобоя. Не хочу, чтобы Артему было больнее, чем есть сейчас, — озвучиваю правду.
— Я подожду тебя в машине. Это последнее, на что я согласен, — все же оставляет решение за собой. И я не могу сдержать улыбки.
Ветров — такой Ветров.
В согласии киваю, целуя ключицу и он, перехватив инициативу жарко целует в ответ, обещая не менее горячее продолжение, подкрепляя наше примирение.
Глава 38
Следующее утро встречает меня ранним звонком. Тянусь к своему мобильнику — ничего. И только спустя несколько секунд понимаю, что звонит телефон Макара.
— Алло, — он берет трубку, тон сопровождает утренняя хрипотца, которая кажется мне очень сексуальной.
Телефонный разговор длится несколько минут из которых я понимаю, что наше воскресенье будет очень коротким. У Макара нарисовались дела.
— Что-то срочное? — осведомляюсь, переворачиваясь на бок и укладывая на него ножку, когда он тычет на отбой.
— Нужно завезти бумаги и задержаться в офисе на несколько часов. Достали, честное слово, — ворчит недовольно, подтягивая на себя за бедро, — но полчаса у меня есть, — усмехается лукаво.
— Час, — я заговорщицки подмигиваю и отвечаю на поцелуй.
Макар уезжает в начале одиннадцатого, а я звоню родителям по видеосвязи. Я заезжала к ним на прошлой неделе и на удивление, вопросами меня не забросали.
«— Папа ждет Макара. С ним и будет говорить» — вот что я услышала, когда спросила прямо, правда у мамы. Это можно записать в малодушие?
— Да хватить со мной нянчиться, — сетует глава семейства Тумановых, когда я снова спрашиваю про ногу. Ему уже порядком надоело всеобщее беспокойство и он больше не способен переносить его сдержанно.
Я только ухмыляюсь такому повороту событий, в голове отметив, что если папа возмущается, значит, чувствует себя хорошо.
— Папуль, мы просто переживаем! — откровенно хохочу, в то время как отцовские брови хмурятся.
— Как у тебя дела, расскажи лучше. Я не главная тема во вселенной! — бурчит, а я плечами пожимаю.
— Да нормально, в общем. Работа, дом, работа… — лепечу обобщенно. Вообще-то я рассчитывала, что говорить мы будем о самочувствии моего отца, а не о том, что так сильно их всех волнует. Это, хорошо, Влада нет… Хотя, сейчас сыграла бы на руку их дружба, жвачка и все, что входит в комплект.
— Ты мне баки не заполняй, доць. Расскажи давай, в чьем доме ты живешь и откуда на работу ездишь?
— Паап, ты же помнишь, сколько мне лет? — уточняю с намеком, который даже глухому был бы слышен.
— Это абсолютно точно неважно. От своего взросления ты моей дочерью быть не перестала, так что будь добра не выпендриваться, — он пытается сдержать улыбку, но она все-равно слишком широка, чтобы стать незаметной.
— Мы с Макаром все решили, пап, — я немного робею в нерешительности, потому что хочу, чтобы папа понял все правильно, — и мы… в общем, мы вместе, пап…
— И замечательно! — звучит неожиданно, — но пусть знает, что в этот раз я ему хвост надеру, если вдруг что! — голос делается нарочито-грозным, но все это становится для меня настолько милым и неожиданным, что я смеюсь в ответ, а после тепло и благодарно улыбаюсь в экран, — Ты не думай, что это я сразу такой добренький. Мать твоя со мной беседы беседовала, а в гипсе, сама понимаешь, далеко я от нее сбежать не могу. И Владик знак качества поставил. Так что пусть не боится приходить на семейный ужин в будущие выходные. — Это не предложение, нас поставили перед фактом.
