Время перемен (ЛП) - Эшли Кристен (библиотека книг .TXT) 📗
Очевидно, я перенесла шкафчик с алкоголем из студии на новую кухню, и в нем я отыскала один из новых бокалов для бренди, в который положила два кубика льда из нового холодильника и налила немного мягкой, но огненной текилы (это описание владельца винного магазина, не то чтобы сама я была любительницей мягкой и огненной текилы... до этого момента).
Покончив с этим, я проследовала обратно на смотровую площадку и с раздражением наблюдала за пожаром, одновременно нелепо пытаясь успокоить нервы с помощью (исключительной, надо сказать, но крайне неэффективной в тот момент, какой бы мягкой и огненной она ни была) текилы.
В конце концов я пошла за бутылкой.
И в итоге, очнувшись от дремоты, лежа головой на спинке встроенного дивана, я увидела, что дым все еще затягивает ночное небо, но огонь потушен.
Поэтому я схватила телефон и ткнула пальцем, набирая номер, который я вбила, даже если это чрезвычайно глупо, в тот момент мои действия доказывали, что эта мысль бесповоротно верна.
Я поднесла трубку к уху, раздался один гудок, прежде чем послышался голос Курта.
— Кэди, ты в порядке?
— А ты в порядке? — спросила я несколько невнятно.
Плохая текила.
Плохая. Плохая. Плохая.
И плохой бывший-парень-коп-под-прикрытием, который лгал мне, но заставил влюбиться в него по уши и погубил для всех остальных мужчин.
Плохой. Плохой. Плохой.
— Почему ты спрашиваешь, в порядке ли я? — спросил он.
— Был пожар! — взвизгнула я.
— Я коп, а не пожарный, Кэди, — заявил он, будто был доктором МакКоем, а я — Джеймсом Тибериусом Кирком (Прим. переводчика: Джеймс Кирк и Леонард МакКой — персонажи телевизионного сериала «Звездный путь»).
— Значит, ты не спас сегодня ни одного маленького ребенка, страдая от отравления дымом? — спросила я.
Минута молчания, а после:
— Ты что, пьяная?
— Курт, был пожар! — закричала я. — Очень большой!
— Успокойся, Кэди, — сказал он голосом, которого я не слышала уже много лет.
Годы.
Тысячелетие.
(Нет, конечно, но мне так показалось.)
Нежный, ласковый, игривый и веселый, но все равно желающий, чтобы ему повиновались.
Пальцы на ногах поджались.
Плохой, плохой, плохой бывший парень.
— А теперь ответь мне, ты пьяна? — настаивал он.
— Нет, — солгала я.
— Она пьяна, — пробормотал он.
— Все в порядке? — спросила я.
— Почему ты спрашиваешь? — спросил он в ответ.
— Потому что на пристани бушевал пожар, Курт, — заявила я, будто разжевывая очевидное какому-то тупице.
— Откуда ты знаешь? — спросил он.
— У меня панорамный вид, не знаю, на... все вокруг, — ответила я.
На это он спросил:
— Ты одна?
— Если спрашиваешь, завела ли я собаку, то ответ — нет. Но я ее подыскиваю. Ньюфаундленда, потому что мы рядом с Ньюфаундлендом. То есть, не совсем, в Денвере я была к нему чертовски ближе. Думаю, это может показаться глупостью, но мне всегда нравилась собака Хагрида в фильмах о Гарри Поттере. Надо бы посмотреть такую. Неаполитанский мастиф. Я не удосужилась погуглить заводчиков, потому что, думаю, мне также хочется французского бульдога, не могу определиться. Но мне не нужна собака, которая пускает слюни, поэтому я не уверена, что нахожусь на верном пути.
— Ты не на верном пути, — пробормотал он.
— Так я и думала. Но насколько плоха собачья слюна? — спросила я. — Если ты любишь кого-то, они могут пускать слюни повсюду, тебе будет все равно.
— Сегодня ночью сгорела половина пристани, а я сижу и болтаю с пьяной женщиной о собачьих слюнях? — спросил он.
Я заткнулась и еще раз подумала насколько мудрым был звонок Курту, чтобы убедиться, что он не страдает, надышавшись дыма.
— Я спрашивал не о собаке, Кэди, — заявил он.
— О, — пробормотала я.
— Ты одна?
О боже мой.
— Ты... думаешь... я бы позвонила тебе, если бы у меня был мужчина…
— Мне не нужны подробности, — резко перебил он меня, — но нужен ответ.
Внезапно я почувствовала, что трезвею.
— Зачем тебе нужен ответ? — поинтересовалась я.
— Сегодня ночью половина пристани сгорела дотла.
Я уставилась на колени, потом перевела взгляд через спинку дивана на город.
— Ты..? — Он не может. Или может? — Ты спрашиваешь, есть ли у меня алиби?
— Я спрашиваю, одна ли ты.
Он может!
— Ты спрашиваешь о моем алиби.
— Я не видел тебя несколько недель, Кэди, и ты звонишь мне, чтобы узнать, все ли со мной в порядке после того, как сильный пожар охватил пристань. Я не пожарный. Я полицейский. Я злюсь, что половина новой пристани моего города сгорела в огне, но со мной все в порядке. А теперь я хочу знать, почему ты ни с того ни с сего звонишь мне по поводу того, что не имеет ко мне никакого отношения.
Это был вопрос, на который я не могла ответить, потому что, во-первых, ответ на него означал бы признание того, что я напилась от беспокойства (буквально) из-за мужчины, которого должна оставить в покое. А во-вторых, я была слишком зла, чтобы произносить слова, потому что напилась до чертиков из-за мужчины, который спрашивает о моем алиби на время пожара, к которому я не имела никакого отношения.
— Мы закончили разговор, — сухо сказала я.
— Кэди…
— И не смей появляться здесь, воспользовавшись секретным аварийным кодом на моих воротах и стучать в мою дверь, чтобы мне нагрубить, Курт Йегер. Забудь, что я звонила. Я не звонила. Этого разговора не было. Я возвращаюсь к тому, чтобы держаться от тебя подальше. Но предупреждаю, когда я заведу себе ньюфаундленда, мастифа или бульдога, то научу его кусать высоких, темноволосых, красивых мужчин в очках-авиаторах.
Ой-ой.
Я что, сказала «красивых»?
— Кэ…
— До свидания, Курт.
Я отключилась, потом выключила звук и, наконец, выключила телефон.
Серьезно?
Он спрашивал о моем алиби?
Я уставилась на телефон, не желая, чтобы он взорвался, но желая, чтобы мой взгляд мог пройти через него и испепелить Курта Йегера.
Затем я снова включила его с единственной целью — стереть с телефона номер Курта «Мистера чемпиона Вселенной по осуждению и злопамятности» Йегера.
Он зазвенел у меня в руке.
Это был Курт.
Я ответила с единственной целью сказать то, что сказала в своем приветствии:
— Никогда больше не звони по этому номеру.
— Никогда больше не бросай трубку, — прорычал он в ответ.
— Буду бросать трубку, когда захочу, — парировала я. — И вообще, это не имеет значения, потому что мы больше никогда друг с другом не заговорим.
— Кэди, почему ты напиваешься в одиночестве на маяке?
— Потому что я живу на маяке. Глупо идти в какой-нибудь бар, чтобы напиться до бесчувствия. Особенно, когда горит пристань. Что за ужасные манеры. И вообще, ты же знаешь, я ненавижу водить машину в нетрезвом виде.
— Да, знаю, — тихо сказал он, вспоминая.
Раз уж этой ночью я позволила себе ругаться, то к черту его и его нежные воспоминания.
Серьезно?
— Допрос закончен, шериф?
— Я задал тебе один вопрос, — парировал он.
— Курт, возможно, это разговор, но, к слову, сквозь него просачивается тяжелое, осуждающее бремя стыда. Следующее, что ты узнаешь, то, что меня проведут голой по улицам, а люди будут швырять в меня мусор.
— Какого хрена? — прошептал он.
— Ты что, не смотришь «Игру престолов»?
— Нет.
Я уставилась на колени в полном и абсолютном шоке.
— Кто в наши дни не смотрит «Игру престолов»? — недоверчиво переспросила я.
— Я, — нетерпеливо сказал он. — Слушай, Кэди, постарайся сосредоточиться на том, что и как я говорю. Ладно? Ты со мной?
Теперь он казался серьезным и не резким, поэтому я ответила:
— Я с тобой.
— У тебя неприятности?
Я перестала думать, что он вовсе не резкий.
Вместо этого на меня нахлынула боль.