Семь грехов куртизанки - Брэдли Селеста (книги бесплатно без TXT) 📗
Его губы дрогнули, но он ничего не ответил, и Пайпер пронзила острая игла паники. Ей и в голову не приходило, что он может сказать «нет». Что тогда делать со всеми этими взбитыми сливками?
— Я хочу тебя уже очень, очень давно, — ответил наконец Мик, и ее захлестнула волна облегчения.
— Хорошо. — Пайпер встала, позволив Мику полюбоваться своим животиком, красиво обтянутым черным трикотажем. — Почему бы тебе не выбрать для нас какую-нибудь музыку? Я скоро вернусь.
Не оглядываясь, девушка зацокала каблуками в сторону спальни, зная, что взгляд Мика прикован к ее ягодицам, и закрыла за собой дверь. Как только Пайпер очутилась внутри, у нее подогнулись колени и она начала сползать по двери на пол.
Это не фантазия. Она действительно это делает. Спустя считаные минуты руки и губы Мика будут повсюду на ее теле, и она ответит на его жар еще большей страстью. Она наконец получит то, чего так долго была лишена. И как тут, скажите на милость, не потерять голову?
«Сосредоточься», — сказала Пайпер себе. Она будет задавать ритм и направлять страсть. До конца недели правила устанавливает она.
Глубоко вздохнув, Пайпер поднялась и прошла в туалет. Когда она снимала платье и надевала костюм, выбранный для сегодняшнего вечера, у нее дрожали руки. Что там Лебедь говорила Офелии? Ах да…
«Не думай об этом как о нервах. Думай об этом как о горячем запале, которым поджигают фейерверки, как об искре для пороха».
Свечи были зажжены. Лампы приглушены. Постель расправлена. Голос Марвина Гэя (о боже, нет!) доносился из гостиной.
Какие там нервы — она была напугана до смерти!
Похоть, напомнила она себе. «Первый грех куртизанки» — это похоть, поэтому темой вечера будет именно она. Цели просты: свести Мика с ума желанием, сломать все барьеры визуальным заигрыванием, непристойными разговорами и грязными приемами, дразнить его, пока он не взмолится о пощаде, и, наконец, позволить ему подняться на вершину.
Пайпер сунула в прикроватную тумбочку шпаргалку — так, на всякий случай.
Взглянув напоследок в новое зеркало, она убедилась, что хитроумный наряд зашнурован достаточно туго, чтобы подчеркнуть талию, но достаточно свободно, чтобы она могла дышать. Если она потеряет сознание, то желательно, чтобы причиной был избыток оргазмов, а не недостаток кислорода.
Пайпер провела ладонями по бедрам и всмотрелась в отражение. На ней была одна из семи комбинаций, которые помогла ей выбрать Бренна, — по одной на каждую ночь. Подруга посоветовала начать с чего-нибудь нежного и женственного, чтобы оставить место для маневра, когда она подойдет к более поздним — и разнузданным — «грехам». Пайпер пришлось признать, что в подобных делах глаз у Бренны наметан.
Сегодняшний розовый жаккардовый корсет с белой атласной окантовкой был выбран за изысканность и миловидность. Хотя поясу и цеплявшимся к нему белым полупрозрачным чулкам, а также общему дизайну ансамбля, глубоко открывавшему грудь и соблазнительно подчеркивавшему все изгибы ее тела, подошли бы какие угодно эпитеты, кроме этих. Пайпер повернула голову, наблюдая, как поблескивают длинные золотые серьги филигранной работы. Она поправила распущенные волосы и обулась в белые комнатные туфельки на восьмисантиметровом каблуке, украшенные сверху маленькими комочками снежно-белого пуха.
Пайпер поползла по кровати и устроилась в центре этого полупрозрачного рая. Согнула одно колено. Разметала волосы по подушкам. Забросила руку за голову.
— Мик? — позвала она, надеясь, что он услышит ее тщательно спланированные призывы сквозь закрытую дверь и знакомые причитания мистера Гэйя о том, что он горячий, как духовка. — Не мог бы ты подойти помочь мне кое в чем?
Она ждала. Одна секунда. Две. Три…
Где он ходит?
И тогда дверь отворилась.
Глава семнадцатая
Лондон, 1818 год
Мой любимый домик, гостиная в тонах драгоценных камней
Мой милый Роберт покинул Англию, отбыв на свою новую дипломатическую работу в Копенгаген. После пяти лет, проведенных вместе, я пролила немало слез при расставании, но это не пошатнуло моего решения остаться в Лондоне.
Бедный Роберт. Он так трогательно умолял выйти за него замуж. Он был таким чудесным молодым человеком, милым, нежным и умным. Он далеко пойдет и, несомненно, многого добьется. Он мечтал о высоком ранге и придворной славе, и я верю, что он более чем способен их достичь.
И все же как бы приятно мне ни было строить его карьеру и исполнять роль хозяйки дома, принимая самых влиятельных политиков Англии, то были мечты Роберта, но не мои. Не за тем же я отвоевала такое чудесное место под солнцем в этом удивительно свободном мире, чтобы в конце концов связать себя узами брака!
Посему, искренне помахав платочком вслед кораблю Роберта, а позднее высушив им слезы, я вернулась к себе домой и отправила Лебеди послание.
Та быстро ко мне присоединилась, элегантно прошествовав в мою уютную гостиную в сопровождении горничной Элизы, которая несла корзину.
— Я привезла кларет и шоколад, — с игривой торжественностью объявила Лебедь, — чтобы помочь тебе в сей тяжкий час.
Мы самым беззастенчивым образом услаждали себя вином, сладостями и признаниями.
Этот ритуал завершения исчерпавшего себя романа порой бывал моей самой любимой его частью.
Лебедь смерила меня оценивающим взглядом.
— Ты не выглядишь убитой горем.
— А должна?
Она изящно пожала плечами.
— Я думала, что ты им серьезно увлечена. Твоя верность оставалась непоколебимой, несмотря на все заманчивые предложения.
Я улыбнулась.
— Роберта я обожала. Однако наши дни — и восхитительные ночи! — с самого начала были сочтены. И мы оба это знали.
Я не рассказывала Лебеди всего. Она не догадывалась, что наш последний год был омрачен уязвленными чувствами Роберта. Я тогда отвергла его предложение выйти замуж и попросила не заговаривать об этом впредь. Роберт пыжился казаться прожженным и многоопытным, но рана, нанесенная его романтическому сердцу, так до конца и не затянулась. Последовали моменты гнетущего молчания, а иногда и резкие слова.
На мой взгляд, наши отношения стали чересчур напоминать супружеские. Он негодовал на мой отказ, а я — на склонность чувствовать себя виноватой, ведь повела себя в точности так, как следовало того ждать от куртизанки.
Мы расстались со слезами и признаниями в глубоких чувствах, но подозреваю, что в глубине души оба испытали облегчение. Мне не нужна была такая нервотрепка. Я стремилась жить, как хочу, и любить тогда и того, кого хочу.
Одна только мысль о том, что кто-то будет иметь надо мной власть, вызывала у меня аллергию.
Потом Лебедь объявила, что настало время оценить драгоценности. Я по несколько извилистой траектории сходила за шкатулкой и высыпала ее сокровища на колени подруги. Допив залпом остатки вина, Лебедь выловила из глубин корсета ювелирную лупу и поднесла ее к глазу.
— Хм-м…
Я откинулась на подушки и стала наслаждаться представлением. Меткие замечания Лебеди забавляли лучше всякой театральной постановки.
— Ну, разве ты не милашка? — ворковала та, обращаясь к изумрудному кольцу. — Оставь его себе. — Она продолжила раскопки. — О боже, какой ужас! — Это об ожерелье из черного янтаря. — Он что, снял это с горла своей умершей бабки? Запрещаю носить его, пока тебе не стукнет хотя бы восемьдесят. А вообще, лучше немедленно его продай. Ага, сапфировый браслет! — Лебедь пьяно помахала им у моего носа. — Тебе голубые камни идут гораздо меньше, чем мне. Давай я поменяю его на рубин? Он такой розовый, будет отлично смотреться рядом с твоими сосками. Да? Чудесно! Боже правый, а это что такое?
Она подняла на вытянутой руке последний подарок Роберта. Это было ожерелье, усыпанное бриллиантами. Подозреваю, что с помощью этого дара Роберт надеялся заставить меня передумать, а потом, когда желаемого эффекта достигнуть не удалось, не решился попросить ожерелье обратно.