Нью-Йорк – Москва – Любовь - Берсенева Анна (прочитать книгу txt) 📗
Глава 4
Морозы начались так внезапно, что Алиса оказалась к ним не готова.
То есть одежда для холодов у нее была еще с прошлой зимы – и дубленка, и лисья шапка с хвостом. Но при чем здесь одежда…
Она оказалась не готова к тому ощущению, которым сопровождались морозы: к ясности ума, которая, наверное, как-то связана с ясностью воздуха, и к свежести чувств, которая возникает уже потому только, что тебе кажется, будто этот воздух похрустывает от твоего дыхания… Или это снег похрустывает от твоих шагов?
Так жалко было уезжать из Москвы в этот волшебный мороз, просто до слез жалко!
Но билет был уже взят, да и не только в билете было дело. Отъезд был тем решительным шагом, который не кажется необходимым в данную минуту твоей жизни, но определяет всю твою жизнь дальнейшую. Точно так же ей, десятилетней, надо было уехать в Нью-Йорк с техасского ранчо той осенью, когда дни скользили легко и беспечно и никуда уезжать не хотелось.
В сентябрьском Техасе было невозможно жарко, в декабрьской Москве так же невозможно холодно, и, наверное, из-за этой объединяющей невозможности пронзительная ясность чувств была одна и та же.
И одинаково жаль было эту ясность терять.
Но билет был взят, вещи собраны, и даже гостиничные горничные уже знали, что задержавшаяся в Москве американская актриса уезжает через три дня.
Все эти дни и даже ночи были у Алисы заняты разнообразными прощальными посиделками – в кафе, в квартирах, в мастерских официальных художников и на чердаках художников неофициальных… Число ее московских приятелей оказалось так велико, что прощание с ними потребовало большой самоотдачи, о которой она, впрочем, нисколько не жалела. Она не против была бы проститься и с Маратом, в конце концов, он был самым ярким ее московским воспоминанием, но о нем не было ни слуху ни духу; никто из русских участников «Главной улицы» понятия не имел, где он.
– Можем завтра на лошадках покататься, хочешь? – предложила в ее предпоследний московский день Маринка. – Хоть будет что напоследок вспомнить.
– Мне и так есть что вспомнить, – улыбнулась Алиса. – А на лошадях мы с тобой покатаемся, когда ты приедешь ко мне в гости. Поедем на мое ранчо и покатаемся.
– Ты лучше жениха мне к приезду найди, – возразила Маринка. – Это, знаешь ли, поактуальней будет, чем лошади.
– Хорошо, – засмеялась Алиса. – Но только старого, толстого и нудного.
– Это все мелочи жизни, – отмахнулась Маринка. – Лишь бы без материальных и жилищных проблем.
– Ты удивительная женщина, – покачала головой Алиса. – Ну как можно так относиться к своей душе?
– Ничего удивительного, – хмыкнула Маринка. – Пожила б ты с наше, быстро сообразила бы, что почем. У нас знаешь кому говорят, что пора о душе подумать? Кандидатам в покойники. А пока здоровье в порядке, душа побоку.
– Давай завтра покатаемся на лошадях, – вздохнула Алиса. – Это, по-моему, интереснее, чем искать женихов.
Ее немного пугал завтрашний день – его прощальность, и она решила, что лучше провести этот день в каком-то определенном занятии. Катание на лошадях вполне для этой цели подходило.
– Можно, между прочим, и совмещать приятное с полезным, – обрадовалась Маринка. – Женихи небось тоже на лошадках катаются. Так жалко, что ты уезжаешь, Алиска! Ты странная такая, не от мира сего, хоть и американка. Я тебя ужас как полюбила.
– Вот и приезжай ко мне, – улыбнулась Алиса. – Когда мы завтра встречаемся с лошадьми?
– Да с утра пораньше и встретимся. Это знакомой моей лошадки. Вернее, только одна лошадка. Она «Пежо» собиралась купить – знакомая, в смысле, – деньги копила-копила, а потом эту конягу увидела, и все, запала на нее до полного одурения. Так что теперь у нее вместо «Пежо» Киндерсюрприз. Это его прежние хозяева так по-идиотски назвали, – пояснила Маринка. – А переназывать уже поздно было, привык же он. Сена жрет больше, чем «Пежо» бензина. Зато релаксация с ним суперская. Галка на нем сама катается и друзьям дает.
– Мы будем ездить на нем по очереди? – уточнила Алиса. – А он не устанет?
– Да там этих коней – девать некуда, – махнула рукой Маринка. – Хоть роту солдат приводи кататься. Из «Главной улицы» все наши ходили, да и ваши многие тоже. Маратик твой, кстати, большой любитель был, ты не знала разве? А конягам уставать не с чего. Им протруситься только полезно.
Мороз в этот Алисин последний московский день стоял такой, что снег был совсем сухим и поэтому казался не снегом, а крупной солью. Он не сминался, а только рассыпался под ногами и не скрипел, а шуршал.
Алиса шла вслед за Мариной по тропинке, которая была расчищена от ворот к конюшням, и сердце у нее замирало от этого снежного шуршания.
– Вон он, Киндер наш! – радостно завопила Маринка. – Ждет нас, лапочка, ждет, красавец! Может, мне тоже конягу купить? Вместо шубы, – обернулась она к Алисе.
– Это хорошая идея, – кивнула та.
Маринка засмеялась.
– Говоришь, как в блокбастере. Еще глянь так искоса с прищуром, и будешь чисто конкретный техасский шериф.
Несмотря на нелепое имя, конь выглядел настоящим красавцем. Алиса сразу поняла, что он не племенной – не английский или, например, ахалтекинец, – а обыкновенный жеребец. Но точно так же сразу было понятно, что ездить на нем одно удовольствие, потому что в нем есть необходимая для хорошей езды страсть в сочетании с не менее для этого необходимой выдержкой.
Алисе еще в детстве говорили, что она обладает чутьем на лошадей, а потому, когда вырастет, обязательно станет ковбоем. Ковбоем она не стала, но чутье на лошадей у нее не пропало.
Она подошла к коню, который, дыша сказочным белым паром, стоял посреди заснеженной левады, и похлопала его по шее. Он покосился влажным глазом – взгляд был одобрительный.
– Смотри, не брыкается, – заметила Маринка. – Он вредный вообще-то, хоть и лапочка. А тебя, значит, сразу признал.
– Он не потому брыкается, что вредный, – улыбнулась Алиса. – Просто проверяет, что ему позволено, а что нет. Как ребенок – тот тоже проверяет, на что родители согласны в его поведении. Если они внутренне готовы к любым его выходкам, он и будет такие выходки делать.
– Ты-то откуда знаешь? – удивилась Маринка. – Ну, про лошадей понятно, с ранчо, а про детей-то? У тебя же вроде ни своих, ни братьев-сестер нету.
– И про детей тоже с ранчо. Наш сосед всегда сравнивал лошадей с детьми. У него было семеро.
– Лошадей?
– Детей. И все разного возраста, поэтому он знал, как вести себя с любыми.
– Уникальный мужик, – усмехнулась Маринка. – С детьми сам возился!
– В Техасе все мужчины сами возятся с детьми, – объяснила Алиса. – Там такой менталитет. С детьми, с лошадьми, с коровами, с полями…
– А женщины что делают? – заинтересовалась Маринка.
– Да, в общем, ничего, – засмеялась Алиса. – Во всяком случае, по сравнению с вашими женщинами. В церковь ходят, сплетничают, ну, кое-что по дому – еду готовят, еще что-нибудь. По-моему, женщины на ранчо живут довольно скучно.
– Мне, пожалуйста, жениха ищи непосредственно на ранчо, – решительно заявила Маринка. – Меня ихний менталитет очень даже устраивает.
– Хорошо, – с серьезным видом кивнула Алиса. – Где можно переодеться?
Маринка отвела ее в холодную комнату, которую назвала раздевалкой, и дала одежду для конных прогулок. Одежда, принадлежавшая подруге Галке, пришлась впору, будто специально для Алисы была сшита. Вообще, все, что происходило с нею в этот день – и сухой снег, и засыпанная этим снегом, ослепительная в солнечных лучах левада, и конь, прекрасный в своей чуткой простоте, – все было ей впору и казалось пронзительным из-за того, что давалось ей так ненадолго…
Когда Алиса снова вышла к конюшне, по леваде уже ходили лошади, на которых сидели всадники. Правда, всадники показались ей какими-то необычными. Приглядевшись получше, Алиса поняла, что это дети, а приглядевшись еще получше – что это дети-инвалиды.
