Отпуск по уходу - Нестерова Наталья Владимировна (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
Страхи Марии Ивановны перед мужчинами, загадочными существами, благодаря Андрею подтаяли, мужчины не кусались. Хотя Андрей ей в сыновья годится, а Семен Алексеевич из категории, близкой по возрасту. Но бедный Петечкин дедушка после смерти жены пребывал в состоянии меланхолии и тоски. То есть в том состоянии, которое было и понятно Марии Ивановне, и вызывало у нее горячий отклик. В лице Марии Ивановны Семен Алексеевич нашел благодарного слушателя. Он рассказывал о своей жизни, о замечательной безвременно ушедшей жене, о распутной дочери.
Мария Ивановна знала из общения с подругами — как бы родители ни ругали своих детей, в глубине души им хочется, чтобы кто-то нашел оправдание неблаговидным поступкам чад. Но где найти слова оправдания Петечкиной маме, которая даже не звонит справиться о сыне? И все-таки Мария Ивановна попыталась объяснить поведение Лены молодостью, возрастной незрелостью.
— Да какая там незрелость! — отмахнулся Семен Алексеевич. — Стерва она и есть стерва. Красивой жизни хочет. За шмотки и бирюльки все готова отдать — и честь, и совесть. Как она матери говорила? Ты, мол, десять лет в одной кофте штопаной-перештопаной ходишь, а я хочу такие трусы, которые стоят, как твоя зарплата. Трусы ей дороже и матери, и отца, и ребенка! Не оправдывайте Ленку, Мария Ивановна, вы ее не знаете. Наш с матерью грех, тряслись над дочкой, всем капризам потакали. Мать в обносках, а дочку как куколку одевали. Вот и получили. Пороть надо было что Сидорову козу, дурь выбивать.
— Вы что же, и Петю пороть собираетесь?
— Заслужит — непременно! Для его же пользы.
— Нет, плеточное воспитание не метод. Недавно я прочла книгу о детской психологии, там говорится…
Их задушевные разговоры были лучшим лекарством для Семена Алексеевича. И он не догадывался, что и для Марии Ивановны их общение — следующий этап вхождения в реальную жизнь.
Семен Алексеевич работал бригадиром монтажников теплосетей, полгода назад, когда жена стала болеть и не справлялась одна с внуком, ушел на пенсию. Теперь планировал найти себе какую-нибудь непыльную работу в помещении, вроде охранника. Но все откладывал: и дома одному сидеть нет мочи, и куда-то устраиваться пока нет сил. Рядом с Петькой и Марией Ивановной — самое теплое сейчас для него на земле место.
Однажды Андрей пришел домой и увидел стол, празднично накрытый на кухне. Бутылка водки, рюмки, закуски…
— Что празднуем?
— Танюшке моей сегодня девять дней, — ответил Семен Алексеевич. — Помянем?
— Конечно.
Захмелевший Семен Алексеевич расчувствовался и разговорился. Мария Ивановна показала Андрею глазами на дверь — там Петечку надо купать, кормить и укладывать, но неудобно оставить человека в таком состоянии и перебить на полуслове. Андрей кивнул и поднялся, также глазами ответил: сидите, я все сделаю сам.
Ехать пьяненькому дедушке на другой край Москвы было небезопасно. Андрей достал из кладовки раскладушку, Семену Алексеевичу постелили на кухне.
Прошло две недели, жизнь стала выправляться. Череда проблем и нервотрепки обрела ритм. Он задавался режимом дня Петьки, которого по утрам нужно было возить на массаж, днем гулять, разнообразно кормить и вовремя укладывать спать. Этому ритму подчинялись и Андрей, и Мария Ивановна, и Семен Алексеевич, теперь нередко ночевавший на кухне.
Андрей восстановил почти все важные документы: диплом, свидетельство собственности на квартиру и другие. Большой удачей стало то, что благодаря справкам о пожаре, правление банка удовлетворило его прошение о реструктуризации долга. Пять месяцев Андрей мог не выплачивать долг и проценты без штрафных санкций.
Марина больше не звонила, и он не пытался с ней встретиться. Но несколько раз подъезжал к ее работе, парковался в укромном уголке и ждал. Она выходила, садилась в свою машину и ехала домой. Андрей двигался следом. Как-то Маринка выпорхнула из дверей офиса в сопровождении вертлявого хмыря. Андрей стиснул зубы. Но хмырь только довел Маришку до автомобиля, поцеловал руку и пошел к другой машине. Андрея подмывало въехать бампером в хмыревскую машину, помять бок, чтобы знал… Что знал? Как за чужими девушками ухлестывать! Марина и была чужой.
Он снова проводил ее до дома. Не имел права радоваться тому, что она проводит вечера дома, не шастает по свиданиям, не сидит в кабаках, но все-таки радовался.
Марина потеряла вкус: к жизни, к нарядам, к карьере — ко всему, что еще недавно заботило. Оказывается, ей был нужен только Андрей, остальное лишь прикладывалось. Хорошо выглядеть имело смысл для него, блистать остроумием — для него, добиваться успехов — для него. Из Марининой жизни выдернули стержень, и она рассыпалась. Ерунду говорят про клин клином или лечение подобным, в том смысле, что ей сейчас надо бы закрутить новый роман. Хандра, сплин, отчаяние — не питательная среда для кокетства и сверкания игривыми глазками. Другой мужчина? Пусть все мужчины провалятся в тартарары. Кроме одного… которому она не нужна…
Хотелось спрятаться в темную теплую норку и впасть в спячку, провести в забытьи столетие. Или» сколько нужно для обещанного избавления от страданий под названием «время лечит»?
Ее «норка» находилась дома на диване. Марина купила на дисках новый многосерийный фильм «Мастер и Маргарита» и вечерами беспрерывно смотрела серию за серией, с начала до конца, и снова с начала…
Она любила этот роман Булгакова, экранизацию считала удачной, особенно ей нравился Воланд-Басилашвили. Она выучила фильм наизусть — подсказывала героям фразу за секунду до того, как они ее произносили.
— Ты сходишь с ума! — возмущалась мама. — Сколько можно смотреть одно и то же?
— Сколько нужно, хочу и смотрю, — не очень деликатно отвечала Марина. — Оставь меня в покое.
После истерики, которая вызвала у папы сердечный приступ, Марина замкнулась и более не выплескивала на родителей свои эмоции. Да и не было у нее никаких эмоций, одна тоска.
Гипнотический просмотр серий не заканчивался и во сне. Ей снился все тот же фильм, только с ней самой в главной роли. Хотя сюжет менялся и большей частью состоял из ее диалогов с Воландом-Басилашвили.
