Инженю, или В тихом омуте - Ланская Ольга (читаемые книги читать .TXT) 📗
— Ну че, узнала кого? — Длинный вдруг сжал ее локоть, возвращая в реальность. — Ты давай смотри — должна узнать. Узнаешь — мне втихую скажешь, чтоб без шума, сечешь?
Она покивала, пытаясь вернуться обратно в брошенную сцену — внезапно подумав, что в данный момент и в данной ситуации о собственных похоронах думать не стоит. Не то чтобы она была суеверна или чего-то боялась — но, покосившись на тупую рожу длинного, еще раз сказала себе, что это ни к чему. И вместо этого представила себя в другой роли. В роли той, которая хоронит кого-то. Ну не мужа — потому что она не была замужем и не собиралась в ближайшем будущем, — но очень близкого человека. И стоит у гроба в длинном черном платье и черной вуали.
А все собравшиеся смотрят не на гроб, а на нее — и видят на ее лице кричащую скорбь и невыразимую горечь утраты. И думают каждый о своем. Кто проникается ее чувствами, кто мечтает, чтобы и о нем кто-нибудь сожалел так же, когда придет его час. А кто-то гадает, через сколько дней удобно будет позвонить молодой вдове. Просто чтобы навестить ее с визитом вежливости, преследующим как бы очень благородные, но наделе очень нескромные цели. Потому что такая эффектная молодая женщина не должна быть одна — а значит, кто-то заменит покойного. Потому что ей не дадут быть одной — даже если она этого очень захочет. А она и не захочет…
— Во, Нинка на нас смотрит, — тихо уронил длинный, который, как ей казалось, лишь изображал траурность. Слишком игрив он был в машине и слишком сильно хотел, чтобы она кого-то узнала, — так что печальная гранитность лица была деланной. — Видишь? Ты очки не снимай, узнает ведь еще — хотя она и в очках может. Узнает — все, вилы. Пацаны-то в курсах, да уж больно Нинка дерганая — мужей не каждый день убивают…
Лично ей Нинка показалась совсем не дерганой — а вовсе даже спокойной л совсем не пораженной случившимся. Она не видела ее сначала, ее загораживали те, кто был ближе к могиле, — а вот сейчас кто-то отошел и открыл ей высокую крупную тетку в черной юбке и черной блузке. Наверняка дорогих, но на ней выглядящих безвкусной дешевкой. И туфли точно были дорогими — но тетке явно не подходили, а к тому же надеты были на голые ноги.
— Отмучилась Нинка, — прокомментировал длинный, как только жену покойника снова загородили. — Сашок-то ее притащил сюда только пару месяцев назад — сам в Москве уже полтора года был, а она там, дома, малых растила. Двое у Сашка остались — две девки, — а он еще пацана хотел, да не успел. И вишь невезуха — только ее привез, а тут и… А они ж чуть не с десяток лет женаты, а то и поболе — Сашок как с малолетки откинулся, сразу и женился, ему еще восемнадцати не было. Во — двенадцать лет, считай, а то и тринадцать женаты. А видела его Нинка всего ничего. То посидел, пятеру мотал, потом из городишки нашего в Новокузнецк свалил, ее только через пару лет за собой перетащил. Нас сразу, а ее через пару лет. А потом в Москву. Сначала он с тремя пацанами самыми близкими — их нет тут — Лопату завалили, Мелкий в зоне парится, а Еврей пропал уж год как, тоже небось мертвяк, а потом мы прошлым летом подъехали. Сашок тут с вором одним дела имел — сидел он с ним вместе, — и бригада у него была из местных. А потом вора завалили, а Сашок и решил, что со своими лучше, чем с чужими, вот нас всех сюда и перетащил. А Нинка с дочками только в мае прилетела. Да и то, считай, Сашка не видела — дел-то куча, да и расслабиться потом надо, казино там, девки, все дела. А тут его падла какая-то и того…
Длинный осекся, вдруг вмиг меняя тон с приветливого на враждебный, сжимая ее локоть так сильно, что она чуть не вскрикнула.
— Вот ты и смотри падлу эту — слышь? Хорошо смотри! Я пацанам сказал, что надо тебя сюда взять, что верняк тот припрется и ты узнаешь. Раз Сашок один поехал и вдвоем с кем-то в тачке своей сидел, значит, не киллер это был, не левый кто-то, с кем бы он и базарить не стал. Значит, кто-то из авторитетных. Ну на крайняк бизнесмен какой — не хотел с Сашком в кабаке или в офисе у себя светиться, замутить, может, что хотел, вот в тихом месте и решил… Смотри в оба, короче, — а я туда пойду, поближе. А тебе туда не надо — ты тут стой…
Она не собиралась — он понравился ей тогда, но не настолько, чтобы трогать закрытый гроб, в котором лежало нечто обугленное. И он ушел, а она осталась. Думая о том, что если бы она знала заранее, как все будет, она бы убежала тогда после взрыва. И еще о том, что и отсюда ей очень хочется убежать. Прямо сейчас уйти, и поймать такси, и заскочить на десять минут домой, а оттуда к родителям, благо квартира пустая. А уже вечером позвонить Вике — как бы невзначай, как бы просто из вежливости — и после долгих уговоров согласиться на предложение пожить у нее. А потом оформить визу куда-нибудь, куда скорее, и уехать отдыхать. Веря, что, когда она вернется, все забудется и она уже никому не будет нужна.
Она обернулась. Она плохо помнила, как они шли сюда, — но помнила, что до входа не очень далеко, да и не сомневалась, что сразу его найдет. Сейчас для ухода по-английски был удобный момент — на нее никто не смотрел, все сгрудились у могилы, видно, гроб в нее опускали. Так что надо было уходить. И в принципе даже прятаться потом было бы необязательно — а сказать этим, когда позвонят, что она увидела того человека, он в стороне стоял и на нее смотрел, и она испугалась и убежала. И дать им описание — примерное, разумеется, — чтобы они сами прикинули, кто из знакомых покойного под него подходит. И показали ей фотографии или видеозаписи, ну в крайнем случае привезли в ресторан или казино, чтобы она издалека увидела вероятного кандидата на опознание. Так будет лучше, чем стоять тут среди озлобленных, усугубленных своей трагедией людей, и без того очень и очень неприятных, — и знать, что она все равно никого тут не увидит.
Но она не ушла — просто не решилась. И час спустя сидела вместе с этими в ресторане, выслушивая приказы смотреть внимательнее и все более пьяные и злобные тосты. А еще часа через три с лишним — начало восьмого уже было — наконец оказалась на улице.
— Ну че, все усекла? — Он был неприветлив и почти груб, но она не реагировала. Она была настолько счастлива, что ее отпустили, что даже испытывала к нему благодарность. Нет, она слышала, конечно, как он разговаривал с тем, кто предлагал увезти ее куда-нибудь на несколько дней, — и знала, что длинный не ее интересы защищал, а свои. Но вышло так, что, заботясь о себе, он позаботился и о ней — и потому она сейчас была свободна, а не сидела на какой-нибудь квартире или даче вместе с несколькими пьяными уродами, которые бы как минимум ее изнасиловали все вместе. И это бы длилось несколько дней. А длинный, защищая себя, ее спас — хотя, естественно, был не менее опасен, чем все остальные. Может, даже больше опасен — потому что ему сказали, что он за нее отвечает. И за результат ее, так сказать, работы — тоже. — Короче, свалишь куда — лично отыщу. Пожалеешь, что родилась, — просить будешь, чтоб пристрелили поскорее.
Она даже не поежилась — она была слишком счастлива.
— Ну что вы, Владимир, — я не собиралась никуда уезжать, — произнесла чуть кокетливо. — Ведь я не отказывалась вам помочь — и сюда приехала, и… И вообще я на вашей стороне, вы же понимаете? Я ведь там осталась, на месте взрыва, потому что мне было жалко вашего… товарища — и мне даже милиция угрожала за то, что я не отказалась от своих слов насчет убийства. И конечно, я вам помогу…
— Конечно! — поддакнул длинный, только в голосе было не согласие, а угроза. — Не поможешь — я тебе помогу…
Она предпочла не услышать, оглядевшись вокруг, не понимая, где они находятся. Не видя в пустом почти переулке ни одной неприпаркованной машины. Собираясь спросить у него, где она может поймать такси.
— Давай садись — отвезу тебя, недалеко тут, — бросил длинный, подталкивая ее к джипу.
— О, спасибо — это совсем ни к чему! — Ей вовсе не улыбалось продлевать общение с ним. — Я сама доеду, спасибо. Ведь я понимаю — у вас такой день…
