Так мало времени - Хиллард Нерина (книги без сокращений TXT) 📗
— Зачем вздыхать, сеньорита?
Она сразу же узнала этот притягательный и насмешливый голос. Но секунду помедлила, не поворачиваясь.
— Вы не отвечаете? Тогда, может быть, это был счастливый вздох?— В голосе Фелипе слышалось едкое презрение.— Похоже, ваш надежный арабский талисман принесет вам то, чего вы желаете.
Теперь Моргана уже не могла не повернуться. Все нервы ее были напряжены. Было совершенно невыносимо, что Фелипе тут появился — в таком месте и в такой момент. Его присутствие вдвойне невыносимо: как всегда, он отнимет у нее ее маску.
— Боюсь, что я вас не понимаю, сеньор.
Она говорила осторожно, все еще отчаянно цепляясь за жалкие остатки самозащиты. Ей нельзя ни о чем думать, но уж если это неизбежно, надо сосредоточиться на обстоятельствах их последней размолвки. Презрительная насмешливость его голоса слишком ясно ей об этом напоминала, помогая укрепить ту жесткую оболочку, которая начала было разрушаться.
— Я думаю, что вы понимаете.— Его глаза холодно сверкали. Он сделал несколько шагов по направлению к тому месту, где она застыла, опираясь спиной на бесстрастную опору древесного ствола.— Похоже, вашей силы воли оказалось недостаточно, чтобы отказаться от приглашения на обед, против которого вы когда-то так решительно возражали.
Моргана прижала ладони к бедрам: они были покрыты холодным потом, несмотря на то что вечер был совсем теплый. В ее мозгу пыталась оформиться какая-то мысль, которую она еще не понимала, которой не хотела дать свободу. Она заставила себя говорить спокойно.
— Если это послужит вам удовлетворением, сеньор, то у меня не было выбора, кроме как принять приглашение.
— Конечно,— пренебрежительно согласился Фелипе.— Сердце не оставляет выбора.
Моргана крепко сжала губы, потом с трудом проговорила:
— А если это и так, то какое вам до этого дело? Почти незаметная, но совершенно неудержимая дрожь овладела ее руками и ногами. Ей ничего так не хотелось, как остаться одной, убежать в темноту сада, но что-то, какая-то непонятная сила приковала к месту и заставила терпеть допрос, поднявший в ней бурю противоречивых чувств.
— Мне дело только потому, что вы кажетесь слишком юной и влюбленной, чтобы сделать разумный выбор.— Они стояли уже почти лицом к лицу.— Когда-то вы были настолько мудры, что разорвали все отношения с человеком, который безволен и ненадежен,— добавил он, и это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Морганы и заставившей ее сказать нечто, в чем она никогда не хотела бы признаться, особенно ему.
— Я не разрывала с ним отношений, он меня бросил.
Моргана пожалела об этих словах, как только произнесла их. Инстинктивно она поняла, что Фелипе неправильно истолкует ее признание о том, что она встретилась с мужчиной, который когда-то был ее женихом, но сказанных слов уже было не вернуть.
— Вот как? Похоже, я неправильно понял ситуацию.— Неанглийские интонации звучали мягко и настойчиво. А потом он добавил непростительное:— Я считал, что у вас хватит гордости, чтобы…
Он не смог договорить, потому что буря чувств, охвативших Моргану, прорвалась наружу чистейшей яростью. Она знала, что он собирается сказать — и взмахнула рукой, чтобы стереть эти слова с его губ прежде, чем они будут произнесены.
Это намерение ей не удалось осуществить, как и тогда, когда она собиралась бросить розу обратно в корзину. Длинные сильные пальцы Фелипе жестоко сжали ее запястье, так что она чуть не упала.
— Вот как?— снова произнес он тем же мягко-обжигающим тоном.— Оказывается, вы к тому же не в состоянии выслушать правду.
— Если бы правду!— взорвалась Моргана, потеряв самообладание.— Но в ваших словах ее не было ни крупицы! Вы слишком любите толковать все по-своему. Наверное, то, как все на острове перед вами пресмыкаются, заставило вас уверовать в собственную непогрешимость. С самого моего приезда сюда вы пытаетесь распоряжаться моей жизнью и говорите мне, что надо делать, и я этого больше не потерплю! Может, вы и некоронованный властитель Хуамасы, но я — не ваша покорная рабыня!
— Молчать!
Она не заметила признаков опасности в резких словах, но даже если бы заметила, то пренебрегла бы ими. Столько всего произошло: разорванная помолвка, несчастный случай, новое понимание полной бесхарактерности и аморальности Филиппа, а теперь еще вмешательство этого человека в ее жизнь… Это было уже слишком.
— Не буду я молчать!— вспылила она. Но она замолчала: она увидела признаки опасности и поняла, что зашла слишком далеко.
В этот момент вышла луна и залила бледным светом прогалину между деревьями, так что Моргана как во сне увидела темный румянец на его лице и глаза, в которых сверкала почти что ненависть. Беспокойство, которое она всегда испытывала в его присутствии, внезапно превратилось в страх, но она не успела отпрянуть: его руки стремительно протянулись и жестокие пальцы впились ей в плечи. Она ощутила полыхающую жаром ярость, ничуть не похожую на ожидаемый ледяной гнев, а потом его губы прижались к ее рту поцелуем, абсолютно лишенным нежности. Страстная ярость маркиза поранила ей губы и заставила тело замереть в его железной хватке.
Когда он наконец ее отпустил, она отшатнулась к дереву, беспомощно цепляясь за него, прижав другую руку к пораненным губам.
— Уходите,— прошептала она наконец, не глядя на него.— Уходите. Я надеюсь больше никогда вас не видеть.
— Это — взаимное желание, которое я смогу исполнить,— ответил он ровным, сдержанным голосом, находившимся в таком контрасте с проявленной им минуту назад яростью.— Я собирался на некоторое время уехать в Португалию. Я продлю свою поездку до тех пор, пока вы не уедете с острова. Надеюсь, это подойдет вам, сеньорита.
— Прекрасно, сеньор.
— Тогда — адеус.
С этим финальным, отрывистым словом прощания он резко повернулся и исчез между деревьями. Навсегда ушел из ее жизни, ошеломленно подумала Моргана. Он не захочет снова видеть ее, потому что она заставила его сойти с той высокой башни, где обитает хозяин Хуамасы, полный отчужденного достоинства, бесстрастный и сдержанный. Она никогда не получит прощения, потому что продемонстрировала, что он — просто человек, с человеческими эмоциями и яростным гневом. Он поцеловал ее из ненависти, в качестве наказания, а теперь он позаботится о том, чтобы никогда больше ее не увидеть и не вспоминать о случившемся.
Моргана устало выпрямилась. Фелипе сказал, что не вернется на остров, пока она не уедет, и он никогда не узнает, что означает для нее его отъезд. Неста будет до конца хранить ее тайну — он никогда не узнает и того, что Моргана Фэй Кэрол совершила фатальную оплошность, влюбившись в него.
Филипп, кажется, даже не заметил ее отсутствия. Он вернулся через несколько минут после того, как Моргана снова села за столик. Ожидая его, она сделала над собой усилие, чтобы не оглядываться в поисках человека, который ушел от нее так быстро, в ненависти, забрав с собою, сам того не ведая, ее сердце.
Филипп не заметил, что в ней произошла перемена, что маска Морганы-ле-Фэй разбилась и что вернулась прежняя Моргана, хоть и вновь изменившаяся. Может быть, на этот раз он не смог бы определить, в чем заключается разница, но Моргана могла. Она могла бы горько и печально сказать ему, что полюбила человека такого же недоступного, как звезды: даже если бы он знал о ее любви, он бы с презрением ее отверг.
— Хочешь еще побыть здесь или прямо сейчас уехать?— мрачно спросил Филипп, как только вернулся.
— Я бы хотела уехать. Произнеся эти слова, она поняла, что, оставайся она той новой, жестокой Морганой-ле-Фэй, которой была до столкновения с Фелипе, она сказала бы какую-нибудь жалящую резкость, но не теперь, и на этот раз силы ей дает не иллюзия. Источник ее сил — настоящий, чистый, непохожий на все прежние чувства. Он таился в глубине ее существа, куда не достигло ее прежнее увлечение Филиппом. Она инстинктивно знала, что это чувство не исчезло бы, чтобы ни случилось. Со временем боль могла бы притупиться, но она никогда не забывала бы его и никогда не смогла бы стать женой другого мужчины. Это смуглое высокомерное лицо с отчужденными зелеными глазами всегда вставало бы между нею и другими мужчинами. Если бы к ее устам с поцелуем прикоснулся кто-то другой, она только вспомнила бы тот поцелуй, насмешливо подаренный ей на празднике цветов, или тот, что ранил ей губы в страстном порыве вышедшей из-под контроля ненависти.
