Вилья на час (СИ) - Горышина Ольга (мир бесплатных книг .txt) 📗
Между страниц лежал черновик записки. Мелким, но таким же красивым почерком, как и на самой открытке, на все лады была написана фраза, притащившая меня из серого Питера в яркую Барселону: «Моя дорогая Виктория…»
Альберт был здесь еще месяц назад… И, видимо, колебался, приглашать меня или нет. Искал нужные слова и долго не находил. Сомневался… Да, именно так: строчки то уходили вниз, то взметались вверх, то писались малипусенький буковками, то просто-напросто пропадали за пределами листа в бесконечном времени ожидания.
Почему Альберту не позвонить? Не сказать — я передумал или (если такое еще возможно!) подожди меня здесь неделю, другую, месяц… Я готова ждать даже целый год… Только не в тишине. В которой только и слышен, что стук собственного сердца.
Я захлопнула книгу и вернула на место. Взяла телефон и готова была позвонить Пабло — пусть отыщет своего прадеда, пусть спросит его, когда? Или пусть передаст его приказ — дорогая Виктория, возвращайся домой, и я подчинюсь этому приказу, вернусь… Поплачу, но это куда легче, чем ждать погоды у моря, в котором плавают дохлые крысы и чужие следы любви.
Я скинула платье и, свернув не глядя, бросила в чемодан, достав оттуда для ночи спортивные трикотажные шорты и майку. На случай, если Пабло придет ни свет, ни заря, чтобы я не скучала. А он придет… Значит, надо проглотить обиду, почистить зубы и лечь спать.
Я провела рукой по плитке подле зеркала — в этом море плавают и красивые рыбки, живые, не дохлые… Я обвела ногтем слова и чуть не выронила зубную щетку. Со ртом полным пены я наклонилась к надписям — тот же красивый почерк, что и на моей открытке. Вне всякого сомнения, этих рыб нарисовал Альберт. А чего удивляться — рисунок входил в программу классического образования!
Приведя себя в порядок, я снова обошла квартиру — теперь уже, точно картинную галерею, и замерла перед девочками с закрытыми глазами. Теперь глаза не были закрытыми — они были открытыми, в них просто не хватало зрачков.
— Кто эта девушка? — продолжала я задавать вопросы в пустоту и в голос. — Кто?
И чем дольше я всматривалась в лица на разных портретах, тем больше мне казалось, что я знаю модель. Кто-то из знаменитых? Какая-нибудь принцесса, герцогиня, графиня… Кто?
— Нет!
Я привалилась спиной к спинке стула, и тот глухо ударился о стол. На всех этих картинах была изображена я. И почему я не видела этого сходства вчера, можно только гадать. Это я… С пустыми глазами, без души, мертвая… Такой меня увидел Альберт и запечатлел на бумаге сразу же по возвращении из Австрии в Испанию. Только зачем?
Да затем, что я не выходила у него из головы… Неужели он пригласил меня в Барселону, чтобы дорисовать глаза? Если те, конечно, изменились…
Я ринулась к зеркалу в старой раме над столиком с антикварным старьем. Глаза оставались на месте. Зрачки большие. Взгляд бешеный… Он не подходит к этим невинным акварельным девочкам, которых зачем-то написал Альберт. Он не подходит даже к обнаженным девицам на черно-белых фотографиях. Но он прекрасно дополняет мой нынешний вид. Нерасчесанные волосы, влажное от умывание лицо, короткая майка… А если я усну и высплюсь, поменяется ли мой взгляд?
Но просто так уснуть не получилось. Я снова полезла в прикроватную тумбочку. На этот раз в полной темноте. И заграбастала вместе с открыткой какие-то листы. Пришлось включить свет. Опершись локтем в подушку, я глянула на них: имена, цифры и смешные карикатурные портреты рядом с ними. Точно рукописи Пушкина.
Ради интереса я заглянула в ящик и вытащила еще пару листов. На этот раз мне попались письма, но я не отбросила их, потому что написаны они были на испанском. Я любовалась почерком и завидовала умению так красиво делать завитки. Дойдя до конца, я перевернула лист и чуть не выронила его: внизу стояла подпись — Пабло. Без фамилии, только имя. Письмо явно личного характера. Но…
Я разметала листы по одеялу. На всех них стояла подпись барселонца. Схватила открытку и положила поверх очередного письма: почерк идентичный. Если подпись верна и эти письма писал Пабло, то он писал и открытку, которую я так бережно хранила.
Сердце заколотилось в ушах. Я сгребла все бумаги и бросила в тумбочку, не заботясь об их целости и сохранности, но едва успела задвинуть ящик, как вновь уже открыла его. Альберт мог ведь элементарно попросить правнука подписать открытку? А вдруг Альберт пишет, как кура лапой… Но если это так, то… Кто нарисовал все картины в доме: тоже Пабло?
Наведя в ящике порядок, я осторожно задвинула его и вернулась в коридор. Не знаю зачем, но я потянулась к ручке закрытой еще утром двери. Удача — дверь поддалась, но тут же щелкнула замком, так резво я отдернула руку, точно от раскаленной сковороды, не понимая даже, чего так испугалась. Когда Пабло успел открыть ее? Он, кажется, ничего здесь не касался, кроме фотографии на стене?
Я осторожно повернула ручку и толкнула дверь ногой. Никакое чудовище не выпрыгнуло на меня из темноты. Света из коридора хватило, чтобы рассмотреть крохотную фотомастерскую: стол с аппаратом, которым я тоже была вынуждена пользоваться в универе, ванночки для проявителя и закрепителя, веревка через всю комнатку, на которой сохли фотографии. Я закрыла дверь — ничего интересного и ничего странного. Кроме одного — что здесь принадлежит Альберту, а что Пабло? Отыскать ответы на эти вопросы самостоятельно я не могла.
Телефон показывал совсем детское время: десять минут первого. Удивительно, как же долго сегодня тянулся вечер. Я прошла на кухню за арбузом и принялась есть его прямо ложкой, согнувшись над раковиной. И все равно потом пришлось умываться и закрывать глаза на пару пятнышек на майке. Но глаза быстро открылись, когда я снова взяла в руки телефон. Полчаса прошло с того момента, как пришла эсэмэска от Пабло: Виктория, нам нужно поговорить. Если не спишь, позвони мне, пожалуйста!
Да даже если бы я спала, то после такого мгновенно бы проснулась. Такая спешка могла быть связана только с Альбертом.
— Это Виктория!
Да, собственно это все, что я могла сказать сейчас членораздельно. Но Пабло хватило и такого приветствия.
— Я могу зайти?
Что он только что сказал? Действительно «кам-ин»?
— Когда? — спросила я дрогнувшим голосом.
— Прямо сейчас. Ты не спишь. Ты ходишь по квартире битый час и нарочно игнорируешь мое сообщение?
— Что?
«Что» спросить я не успела. В замке повернулся ключ, и дверь открылась. Я даже телефон не успела от уха убрать, а его телефон уже лежал в кармане шорт. Других. Пабло переоделся! Еще бы, как ни крути, мы были все в песке после пляжного душа… Плевать на «были»! Что происходит здесь и сейчас, интересует меня куда больше!
— Что? — повторила я вопрос уже не в телефон, а в лицо Пабло.
Но тот отвернулся и защелкнул на двери засов.
— Я полчаса торчу под твоей дверью.
— Почему не позвонил? — Английские слова постепенно возвращались ко мне в голову.
— Боялся напугать…
Боялся? Напугать? Типа, сейчас я чувствовала себя в полной безопасности в час ночи в запертой квартире, где только он и я?
— Что ты хотел? — утренний вопрос сейчас прозвучал более естественно, что ли…
— Сказать тебе одну вещь. Можно не в дверях?
— Конечно, — и я отступила обратно в кухню.
Он двинулся следом, и я пожалела о выбранном месте для разговора. В квадрате метр на метр дышать и без него было нечем.
— В общем, — Пабло тряхнул курчавой головой и опустил взгляд к моим стиснутым коленкам. — Альберт не приедет.
— Что? — снова спросила я, хотя прекрасно поняла сказанное им по-английски. Надо было спрашивать — почему? Если, конечно, правнук знал ответ на мой вопрос.
— Сегодня не приедет? — переспросила я из-за отсутствия хоть какого-то ответа.
Пабло вскинул голову и теперь буравил взглядом мое лицо, точно запоминал глаза. Как? Откуда? Почему? Почему он нарисовал меня и в таком виде?
— Вообще не приедет. Открытку писал я, — добавил Пабло быстро, точно боялся передумать откровенничать со мной.
