Мой слишком близкий друг - Алюшина Татьяна Александровна (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗
Игорь позвонил отцу и Майе, направив их в больницу ко мне, а сам он остался помогать маме. Но когда в процессе опроса свидетелей, то есть Алексея Ильича и консьержки, выяснилось, что кроме Макса никто этого сделать не мог, у Игоря Васильевича сорвало «стоп-краны» – он стал требовать, чтобы немедленно направили людей для задержания к Максу на работу и в места, где он бывает. А когда ему объяснили, что всему свое время и оперативники сами знают, кого и как ловить, он позвонил Мите, а потом и Левке.
Почему первому Мите? Потому что в нашей семье все знали, что у Димы два близких армейских друга, с которыми они служили в Чечне, один работает в милиции, то есть теперь в полиции, в «уголовке», а другой имеет туманное отношение к криминалу высокого уровня. Числились среди знакомых семьи и иные служители органов порядка, но в тот момент Игорь был уверен, что реально помочь может только Дмитрий.
– Дима, – без вступлений и лишних словесов четко объяснил ситуацию Игорь, когда Митя ответил на звонок, – Макс избил Марту, пытаясь ее обворовать, его надо найти.
– Марта? – односложно спросил Митя. Как говорил потом Игорь, он никогда не слышал такого голоса у давнего друга семьи, словно железо скручивали в узел.
– Ребенка потеряла, врачи борются за ее жизнь.
Митя нажал на отбой, не сказав больше ничего.
Несколько часов подряд врачи боролись за мою жизнь, кровотечение было очень сильным, но каким-то чудом им удалось сохранить мои органы и не вырезать все на фиг, спасая мою глупую жизнь, но возможность последующей беременности осталась под большим вопросом, скорее всего детей у меня больше не будет.
Когда мне это объяснили, я не почувствовала ничего, только поняла в тот момент, что не различаю цветов – медицинский костюм на говорившем враче виделся мне серым, с еле уловимым синеватым тоном. Я огляделась вокруг и поняла, что и все остальное имеет различные оттенки серо-белого цвета, еле-еле, почти намеком окрашенные в какие-то тона. Мне даже не показалось это странным. Уже несколько дней, как я обнаружила и приняла как должное, что слышу приглушенно, словно через слой ваты, вкуса еды и питья не различаю, почти не чувствую боли и запахов – ничего не чувствую, ни эмоций, ни чувств, ни ощущений. Стерильный бесчувственный, безразличный мир теперь составлял мою вселенную.
Я не просто жила внутри этой бесчувственности, я там еще медленно, тягуче думала и рассуждала, прекрасно, бесчувственно понимая, что это мне наказание такое дано за то, что не уберегла своего ребенка из-за своей глупой, тупой инфантильности. Что была слишком избалована благополучной жизнью и любящими родственниками и жила, как в упаковке, занятая только своей персоной.
Я была влюблена в Виктора, но хотела только брать все то лучшее, что он давал мне, не потрудившись понять этого человека, увидеть его всего, целого, в объеме, со всеми его трудностями, сложностями, заморочками и прошлым. А ведь мне казалось, что я его люблю, аж не могу! Значит, не так уж и любила или не способна была на настоящую любовь, на прощение и понимание?
Кого я точно не любила, так это Макса. Играла сама с собой в игру – вот какая я цаца замечательная, что меня без памяти любит и замуж зовет такой красавчик – смотрите все! Зацените! Реабилитация такая в собственных глазах. Он был неинтересен мне как личность, как человек и, по большому счету, вообще был до лампочки. Мне безразличны были его дела, родственники, заботы и проблемы. Он правильно меня избил – теперь-то уж точно он обратил на себя мое самое пристальное внимание!
Но ребенок! Дочь! Это не Макс ее убил, это я. Безразличием и невниманием к другим людям. Я виновата в гибели моего ребенка. Только я.
Этот вывод, до которого медленно, но верно дошло мое сознание, теперь крутился монотонной повторяющейся мыслью в моей голове. И я принимала его как должное, как и свою новую безжизненную жизнь. Это наказание такое, я понимаю.
Но доктора и родные считали это мое состояние чем-то иным, и давали ему всяческие названия и объяснения, и приводили каких-то специалистов, которые задавали мне кучу вопросов, проверяли какие-то мои реакции, делали выводы и что-то бесконечно рекомендовали родным.
Снова приходил тот же следователь, как мне объяснили, друг Мити из полиции, только он служил в другом районе, не в том отделении, которое занималось моим делом, но они с коллегами о чем-то там договорились между собой, и вот он второй раз приходит уточнить мелочи. Я помню все очень подробно и монотонно отвечаю на его вопросы.
Дежурили у меня все родственники, кроме бабушек, только Митя не приходил, а Левка был один раз. Мне рассказывали, что они с Левкой ищут Макса и куда-то уехали по его следам.
– Зачем? – спрашивала ровным серым голосом я. – Это ничего не изменит и никому не нужно.
Родные отводили глаза и не объясняли мне ничего. Мама бодрым тоном рассказывала, что Иван решил сделать у меня дома новый ремонт, все переделать, задумал что-то интересное, и патио обновить, а пока будет идти ремонт, я поживу у них с Игорем, когда выпишусь из больницы.
Однажды поздно вечером пришел Митя. Долго молча сидел на стуле совсем близко у моей койки, наклонившись вперед, опершись локтями о колени, сцепив ладони замком, до побелевших костяшек и рассматривал мое лицо. У него было уставшее лицо с тенями под глазами, твердо сжатые губы и странное выражение глаз.
Так мы и молчали. Он переживал какие-то сильные чувства, а я не чувствовала почти ничего, кроме слабой радости его видеть. Он так ничего и не сказал, только наклонился ко мне, поцеловал в лоб, в уголок губ, прижался щекой к моей щеке, не двигаясь какое-то время, оторвался, посмотрел внимательно, еще раз поцеловал в лоб и ушел.
А на следующий день пришел дежурить возле меня Левка и рассказал, что они нашли и задержали Макса. Митя и его друг, следователь Гриша, вычислили и нашли Максима и его компаньона по мошенническим делам Олега. Да, да, того самого, который ходил по моему дому в моем полотенце и представлялся двоюродным братом моего якобы жениха. Митя принимал непосредственное участие в задержании этих двоих. Впрочем, задержания как такового не происходило, обошлось без ОМОНа и всяческих «руки вверх» и «сдавайтесь», только с помощью коллег Гриши и Мити с Левкой. Макс с Олегом отсиживались на даче у одной из его клиенток-любовниц, которой он навешал лапши, мол, скрывается от дочки крутого папаши, решившей во что бы то ни стало Максима на себе женить. Через эту сердобольную любовницу его и нашли, и она же помогала при задержании, постучав условным сигналом в заднюю дверь дома.
Но Макс что-то заподозрил или увидел в окно какое-то движение на участке и открывать не торопился. Тогда Митя, отодвинув в сторону даму, с размаху выбил дверь, повезло, что не железную, и, не останавливаясь, даже не запнувшись на этой двери, тараном пронесся несколько шагов, схватил пытающегося сбежать Макса, развернул к себе лицом, взял его одной рукой за горло, припечатал к стене и стал спокойно душить.
– Я не представлял даже, что Димыч такой неистовый, – все еще удивляясь и чуть восхищаясь, рассказывал мне брат. – Он ничего не объяснял, не говорил, он смотрел ему в глаза страшным взглядом и душил, мы с мужиками еле его оттащили. А Гришка, друг его, только усмехается и говорит, зря оттащили, Димон всегда в разуме, он бы его не убил, но напугал бы до смерти, а вы такой воспитательный процесс испортили. Не зна-аю, – с большим сомнением протянул Левка, – я никогда Димыча таким не видел, я даже не знал, что он такой боец. Он же не спал почти все это время, разыскивая вместе с Гришкой этого козла. А знаешь, какая история жизни у этого Макса?
Оказалось, поучительная история.
Он родился в маленьком городишке под Ростовом-на-Дону, единственной достопримечательностью которого была большая железнодорожная развязка и депо. Соответственно, жизнь в городишке имела две составляющие – работу в депо и прием алкоголя внутрь после. В соответствии с этим графиком и жили родители Макса.
