Обнаров - Троицкая Наталья (книги бесплатно без TXT) 📗
Провожая взглядом взлетающий самолет, с хвостом, раскрашенным в цвета российского флага, Обнаров опять вздохнул.
«Не хочу больше… Не могу… Жить когда? Чувства – на потом. Нежность – на потом. Любовь – на потом. И то, если повезет, если удачно сойдутся звезды, если позволит земное расписание! Если… Если… Если… Черт бы побрал эти «если»! Живешь впопыхах, вкратце, как автобиографию пишешь. А жизнь… Жизнь – это всегда подробности…»
Он устал. Сейчас, вдали от дома, вдали от женщины, без которой он уже не мог представить свою жизнь, без которой ему и не былось и не дышалось, усталость чувствовалась особенно остро.
Он не вспомнил бы, если бы задался такой целью, когда отдыхал. Отпуска в общепринятом смысле у него не было никогда. Сначала надо было работать ради куска хлеба и утверждаться в профессии, потом гнать, нарабатывать очки, потом понесло, закрутило, он вошел в азарт. Он вкалывал до седьмого пота, до радужных кругов перед глазами, когда оставалось только одно желание – спать. У него была работа, и больше не было ничего.
Он был легким в общении, всегда обаятельным, улыбчивым, балагуром-весельчаком. Вокруг него всегда водились шумные компании, крутились красотки, только ничего настоящего и стоящего не было. Женщины никогда не обделяли его вниманием, но все было не то и не так. Порою их внимание обижало, потому что они в нем видели только успешного, бесшабашно веселого душку-парня, и совсем не замечали осенней грусти в его глазах.
Эта грусть появилась в нем после тридцати. Взгляд стал внимательным, цепким. В нем возникла умная глубина, которая бывает только тогда, когда у человека есть огромное внутреннее пространство, когда он отнюдь не весь на показ. Женская близорукость стала раздражать. Привычная легкость в отношениях с женщинами стала утомлять. С дамами он стал жестким, циничным. Похожие лица, похожие тела, похожие слова, похожие схемы. Сердцу было холодно. Отношения с прекрасным полом он свел до механического секса. К их слезам, упрекам он был равнодушен, сопровождая эту свою холодность циничной улыбкой пользователя. Жизнь летела мимо, и ему было неуютно и одиноко в ней.
Она все переменила. Тая, Таечка, Тёнок…
«Можешь подергать за хвост этого льва. Он уже не кусается!» – смеясь, говорила Тая Ольге Беспаловой на первых после заключения брака совместных посиделках.
Разительную перемену в нем заметили все, с кем Обнаров довольно часто общался.
«Костя, так бабу любить нельзя, – вразумлял друга Сергей Беспалов. – На шею сядет, чего делать будешь?»
«Мне шея только для этого и нужна. В другом предназначении смысла не вижу» – блаженно улыбаясь, отвечал Обнаров.
«Дурик ты! – резюмировал Беспалов, разливая водку по рюмкам. – Нет, надо что-то делать. Надо спасать друга! Друг гибнет, прямо на глазах!»
Колокольчик на входной двери паба пару раз пронзительно дзинькнул. Обнаров взглянул на свой старенький Longine, обернулся к вошедшему. Его лицо вдруг озарила радостная улыбка. Обнаров поспешно поднялся и, раскинув руки для приветственных объятий, пошел навстречу высокому русоволосому мужчине в форме пилота «Российских авиалиний».
– Твою мать! – пилот бросил коричневый кожаный саквояж на пол, сгреб в охапку Обнарова и стал тискать его в крепких мужских объятиях.
– Тихо, медведь! Задавишь! – взмолился Обнаров.
– Тебя задавишь, пожалуй! У меня с нашей последней встречи восемнадцать шрамов осталось. Если бы парни тогда на мост не втащили…
– Рад тебя видеть, Андрей!
Они обменялись крепким рукопожатием.
Пилот перевернул руки Обнарова ладонями вверх. На ладонях хаотично белели мелкие и крупные старые шрамы – память о мальчишеской «дуэли».
– Твою ж мать! – повторил он. – Больше-то сумасшедших мне не попадалось.
Они опять крепко обнялись.
Потом, жалея, что нет водки, они пили виски за встречу, за ребят, которых разметала судьба, курили и вспоминали, как подростками воевали друг с другом район на район.
– Костя, как же ты нашел меня? Ладно бы в России, но здесь? Я когда тебя по телефону услышал, просто в шоке был! – распаленный алкоголем, шумно допытывался друг детства.
– Бортпроводница твоя, Катюша, номерок подсказала. Я как услышал: «Командир корабля Андрей Валентинович Шалобасов желает вам приятного полета…» – так сразу к твоей стюардессочке и подкатил. Ужом вился, но номер твоего сотового добыл!
– Узнаю! – наливая виски, похвалил Шалобасов. – Это по-нашему. По-питерски! Быка за рога. Давай, Костя, за нас. Хорошие мы мужики. Пусть нам и дальше в жизни везет!
– Давай.
Выпили.
– А ты знаешь, Костик, где мы с тобой познакомились?
Шалобасов хитро прищурил правый глаз, точно оценивая, сможет ли Обнаров вспомнить. Потом, вдруг решив больше не испытывать его, подсказал:
– Это было не на мосту, Костя. Ночь… Конец мая… Наша, Зареченская сторона….
– Та-ак…
– К нам менты боялись сунуться, не то что городские парни. И тут – ты! Ну, вспоминай. Вспоминай! Идешь, красавец, с Ленкой Малышевой, моей соседкой, по улице Зареченская!
– Да ты что?! Я забыл совсем.
– Идешь, точно по Невскому, вольготно так, красиво. Борзометр зашкаливает. Ноль эмоций на моих пацанов.
– Да… Да…
– Само собой, такую наглость надо было наказать. Мы выстраиваемся полукругом по всей ширине дороги. Я – посередине. Руки сжимают кастеты, пара «перьев» в запасе. А ты, с независимой физией, со спокойствием бульдозера прёшь, прямо на нас!
– Перед Ленкой выеживался.
– «Вот сучонок! – думаю. – Только слабину покажи!» Костя, я до сих пор помню этот твой толчок в плечо и то, как ты с Ленкой удалялся, неспешно, вальяжно, так ни разу на нас и не обернувшись, точно мы детский сад…
– Молодой был. Глупый… – усмехнулся Обнаров.
– Ты – настоящий мужик, Костя. Давай за тебя!
Выпили, закусили какой-то несущественной английской мурой, и Шаболасов затянул долгий, нескончаемый рассказ про самолеты, про полеты. Обнаров слушал его, слушал не перебивая, время от времени согласно кивая и улыбаясь шуткам. Ему было приятно сидеть рядом с так внезапно возникшим в его жизни знакомым из далекого детства. Ему нравились спокойная уверенность, несуетливость Шалобасова. Было в Шалобасове что-то такое, что трудно объясняется словами, но сразу чувствуется. Именно за такими людьми идут в атаку, именно ради таких людей без сожаления поступаются своими интересами, наконец, именно такие люди всегда придут тебе на помощь в трудный час.
– Андрюха, а возьми меня к себе, в авиацию, – шумно выдохнув сигаретный дым, вдруг предложил Обнаров.
– Нахрена тебеавиация?
– Форма нравится. У вас всем такую роскошную форму выдают или только лучшим?
– Всем, – махнул рукой Шалобасов.
– Жаль вот только, что ношение боевых наград ваша форма не предусматривает, – став вдруг очень серьезным, сказал Обнаров. – Сколько их у тебя, наград? Двенадцать?
– Не знал, что ты знаешь.
– Я – шантрапа в сравнении с тобой, Андрей Валентинович. Давай за тебя. Такие мужики, как ты, дают возможность жить и работать таким клоунам, как я. Это не по железнодорожному мосту на спор лазить. Это взрослые игры. Ты живой, а значит, ты победитель! Храни тебя Бог! Давай выпьем за тебя!
Шалобасов обнял Обнарова за шею, уткнулся лбом в его плечо, зажмурился, замер, и только желваки долго-долго ходили по щекам.
Расставались под вечер.
– Как ты летаешь в такую погоду? – спросил Обнаров, сквозь пелену дождя провожая взглядом очередной, шедший на взлет пассажирский самолет.
– Летают мухи и стюардессы, а я – работаю. Завтра эту хмарь всю утащит. Чувствуешь, ветер пошел? Смена воздушных масс. По метеосводкам антициклон подходит. Будет жара и сухо.
– Слава тебе, Господи! – от всей души сказал Обнаров.
– Держись, держись, Костя!
– У меня будет просьба к тебе, Андрюха.
– Не вопрос.
– Я проторчу здесь еще несколько дней. Ты уже завтра в Москве будешь. У меня в Москве жена. Понимаешь, она на девятом месяце. Скучает. Захвати посылку. Здесь одежда для малыша, для нее кое-что. Порадовать немного. Подбодрить.
