Все только хорошее - Стил Даниэла (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью TXT) 📗
— У меня такое чувство, что я отравлю его, если буду продолжать кормить грудью… Какой ужас! Ты только подумай, что все это может значить!
Он сказал ей то, что было прекрасно известно им обоим:
— Рак не заразен.
— Откуда ты это знаешь? Может быть, я подхватила его где-то на улице! Какой-то микроб вошел в меня — и все. Это могло произойти где угодно, даже в той больнице, где я рожала…
Она шмыгнула носом и вопросительно посмотрела на Берни. Они так до конца и не могли понять всей серьезности ситуации. Казалось, это происходит не с ними, а с кем-то другим…
В эти дни он звонил своему отцу раз по пять в сутки. В Нью-Йорке их уже ждали — к приезду Лиз все было готово. Перед тем как забрать Лиз из больницы, Берни вновь позвонил в Нью-Йорк.
— Как только вы приедете, они ею займутся, — мрачно ответил ему отец. Руфь, сидевшая возле него, рыдала в голос.
— Отлично. — Можно было подумать, что Берни получил радостное известие. — Это действительно лучшие специалисты?
— Да, несомненно. — Отец говорил очень тихо — сердце его было переполнено жалостью к своему единственному сыну и к женщине, которую тот любил. — Берни, об этом трудно говорить… Вчера я переговорил с Йохансеном… Метастазы чрезвычайно разрослись… — Как он ненавидел это слово. — Ее не мучают боли?
— Нет. Но она все время чувствует, себя крайне усталой.
— Передавай ей привет от нас с мамой.
Лиз в этом нуждалась так же, как нуждалась и в их молитвах. Когда Берни повесил трубку, он увидел стоявшую в дверях спальни Джейн.
— Что случилось с мамой?
— Она… она просто очень устала, моя хорошая. Мы ведь тебе уже говорили об этом — помнишь? Рождение ребенка стоило ей дорого. — Он заставил себя улыбнуться, чувствуя, как к горлу подступил комок, и нежно взял девочку за плечи.
— Людей не берут в больницу, если они просто устали.
— Ну почему же, иногда как раз берут. — Берни поцеловал Джейн в носик. — Сегодня мама приедет домой. — Он вздохнул, понимая, что девочку надо будет как-то подготовить. — На той неделе мы все отправимся в Нью-Йорк — к бабушке и дедушке. Представляешь, как будет здорово?
— Маму опять положат в больницу? Джейн знала слишком много. Наверняка она подслушала какой-то из его разговоров.
— Может быть. На пару деньков.
— Но зачем?! — Нижняя губа затряслась, а на глаза навернулись слезы. — Что с ней?
Отчаяние, с которым были произнесены последние слова, ясно говорило о состоянии души девочки: она прекрасно понимала, что с мамой ее что-то не так.
— Мы должны обходиться с ней очень-очень бережно, — сказал Берни сквозь слезы. — Ты понимаешь меня? Очень-очень бережно.
— Я знаю.
— Я понимаю… И я тоже это знаю… Увидев, что он плачет, Джейн своей маленькой ручкой вытерла ему слезы.
— Ты очень хороший, папа.
На глаза Берни вновь навернулись слезы. Они с Джейн стояли так целую вечность. Это было хорошо для них обоих — общая тайна только сблизила их. Тайна общей любви и заботы.
Джейн ждала Лиз в машине, сжимая в руках букет нежных розовато-белых роз. Едва оказавшись в машине, Лиз посадила девочку себе на колени, и Джейн с Берни стали наперебой рассказывать ей о том, что делал Александр этим утром. Казалось, они оба понимали, что спасти Лиз может теперь только их любовь и забота, и поэтому то и дело пытались рассмешить ее или сказать что-нибудь особенно приятное. Эта общая забота легла на их плечи тяжелой ношей.
Едва оказавшись дома, Лиз тут же поспешила к Александру, который, завидев ее, радостно заверещал и замахал ручками. Лиз подхватила ребенка и, расстегнув платье, стала кормить грудью, время от времени слегка морщась от боли в ранках, оставшихся после недавней биопсии.
— Ты долго собираешься кормить его грудью, мам? Джейн стояла в дверях, глядя на мать широко открытыми голубыми глазами, в которых читалась тревога.
— Нет. — Лиз грустно покачала головой. Молоко у нее все еще было, но она решила прекратить кормить им своего ребенка, что бы ей там ни говорили. — Он уже большой мальчик. Правда, Алекс?
Она боялась расплакаться и поэтому поспешила уйти в соседнюю комнату, где ее никто не видел. Джейн вернулась в детскую и, взяв в руки любимую куклу, уставилась в окно.
Берни и Трейси готовили на кухне обед. Дверь была закрыта, а кран включен на полную мощность. Берни плакал, вытирая глаза кухонным полотенцем. Трейси время от времени, пытаясь приободрить Берни, похлопывала его по плечу. Когда Лиз рассказала ей о том, что с ней, Трейси долго плакала, но теперь она уже была исполнена решимости помогать им всем: Лиз, Берни и детям, и поэтому была не вправе тратить силы понапрасну.
— Может, выпьешь что-нибудь? Он покачал головой и, вздохнув, посмотрел в лицо Трейси:
— Что мы можем для нее сделать? Он выглядел совершенно беспомощным. По щекам его катились слезы.
— Все, что в наших силах, — ответила Трейси. — Только в этом случае может произойти чудо. Так оно в жизни и бывает.
Онколог был так искренен с ними еще и потому, что он уже ничем не мог помочь Лиз. От химиотерапии же она, как и прежде, отказывалась наотрез. Оставалось уповать на бога или на чудо.
— Она не хочет делать химиотерапию.
Берни понимал: ему нужно как-то взять себя в руки. В таком состоянии, как сейчас, он был ни на что не способен. Ничего более страшного, ничего более ужасного с ними произойти не могло, и он никак не мог поверить, что все это правда, что Лиз действительно больна раком.
— Ты ее за это осуждаешь? — спросила Трейси, продолжая готовить салат.
— Нет… Но говорят… иногда это дает какой-то эффект…
Как сказал Йохансен, речь могла идти только о ремиссии, длительной ремиссии… Пятьдесят лет, или десять, или пять, или… год…
— Когда же вы отправляетесь в Нью-Йорк?
— На этой неделе. Отец уже обо всем побеспокоился. Я известил Пола Бермана, своего босса, что поехать в Европу я не смогу. Он воспринял это как должное. Все сочувствуют нашему горю.
В магазине он не был уже два дня и не знал, когда же он сможет туда вернуться. Управляющие пообещали на время его отсутствия взять все в свои руки, заверив Берни, что ему не о чем волноваться. В магазине его действительно любили.
— Может быть, в Нью-Йорке они посоветуют что-то иное…
Но этого не произошло. Доктора в один голос сказали то же самое: химиотерапия. Молитвы. Чудеса. И ни слова больше. Берни вновь сидел у ее больничной койки. Ему стало казаться, что Лиз начинает таять на глазах. Лиз теряла вес, круги под ее глазами стали глубже. Казалось, она стала жертвой каких-то зловещих страшных чар. Берни взял жену за руку. Губы ее дрожали, им обоим было страшно. На сей раз он ничего не скрывал. Они держались за руки и плакали… Они все еще были вместе.
— Как дурной сон, правда?
Она пригладила волосы и вдруг с ужасом подумала о том, что их скоро не будет. Когда они вернулись в Сан-Франциско, Лиз согласилась на химиотерапию. Берни хотел уже было уволиться из «Вольфа» и вернуться в Нью-Йорк, но тут в дело вмешался его отец. Он сказал, что врачи в Сан-Франциско ничем не хуже нью-йоркских, зато атмосфера для Лиз там куда привычней. Помимо прочего, им не нужно было думать ни о новой квартире, ни о доме, ни о школе, в которую бы могла пойти Джейн. Сейчас же все это было нужно им как никогда: привычная обстановка, друзья… и даже ее работа. Об этом с Берни говорила и Лиз. Она хотела вновь выйти на работу. Доктор против этого не возражал. Сеансы химиотерапии вначале должны были проводиться раз в неделю, через месяц — раз в две недели, а затем — раз в три недели. Самым страшным обещал быть первый месяц: после каждого сеанса Лиз нужно было день-другой приходить в себя, но Трейси выразила готовность замещать ее в эти дни на работе. Школьная администрация тоже нисколько не возражала против этого. И Берни, и Лиз понимали, что так будет лучше для всех.
— Может быть, когда тебе станет получше, ты все-таки согласишься поехать со мной в Европу?
В ответ Лиз только улыбнулась. Он такой добрый… Самым странным было то, что ей уже не было страшно. Она чувствовала себя страшно усталой и знала, что умирает, — вот и все.
