Закон Моисея (ЛП) - Хармон Эми (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗

Спустя примерно две недели, как я поступил в больницу, адвокату позволили увидеться со мной. Он рассказал мне о бабушке. Рассказал, что она умерла от естественных причин, это был инсульт. А затем он поведал, что она оставила мне десять акров земли в северной части города, свой дом, машину и все сбережения на ее счете, которых было не так много. Мне не нужен был дом Джиджи, когда ее не было в нем. Джиджи не ждала моего возвращения. Шериф дал ясно понять, что никто не хотел, чтобы я возвращался. Я спросил адвоката, могу ли продать дом.

Адвокат считал, что никто не купит его. Земля бы продалась — он уже нашел покупателя — но никому не был нужен дом. Маленький город и трагедия вроде этой всему причина. Я попросил его заколотить дом ради меня, что он и сделал. Когда со всеми делами было покончено, двери и окна дома заколочены, похороны Джи оплачены, мои медицинские счета — та часть, которую не покрывал штат — приведены в порядок, земля, мой «джип» и старая машина Джиджи проданы, адвокат принес мне ключи от ее дома и чек на пять тысяч долларов. Это было больше, чем я ожидал, больше, чем у меня когда-либо было и недостаточно, чтобы убраться как можно дальше.

Я предполагал, что моя многочисленная семья теперь любила меня еще меньше, чем раньше, и я знал, что мне были не рады в любом из их домов, что было хорошо. Я не хотел находиться здесь, и это правда. Но я не знал, куда мне податься. Так что, когда Тэг поднял эту тему в ночь перед нашей выпиской, у меня было не так много причин, чтобы остаться.

— Когда выберешься отсюда, куда пойдешь?

Тэг задал мне вопрос за обедом, уткнувшись глазами в свою еду и положив руки на стол. Он мог съесть почти наравне со мной, и я был уверен, что персонал кухни «Монтлейка» насладится маленькой передышкой после нашего отъезда.

Я не хотел обсуждать это с Тэгом. На самом деле я вообще ни с кем не хотел обсуждать это. Поэтому я сосредоточил взгляд на окне левее головы Тэга, давая понять, что разговор закончен. Но Тэг был настойчив.

— Тебе уже восемнадцать. Официально ты не находишься больше в лапах системы. Поэтому куда ты собираешься отправиться, Мо?

Я не знаю, почему он считал, что мог так называть меня. Я не давал на это своего разрешения. Но это было в его стиле. Влезать в мои дела. Подобно тому, как Джорджия обычно делала. Я мельком взглянул на Тэга, а затем пожал плечами, словно это было не так важно.

Я находился здесь несколько месяцев. В Рождество, в Новый год и на протяжении всего февраля. Три месяца в психиатрическом заведении. И я желал того, чтобы остаться.

— Поехали со мной, — сказал Тэг, бросив салфетку и оттолкнув поднос.

Я вскинул на него изумленный взгляд. Я помнил звуки рыданий Тэга, вопли, эхом отражавшиеся от стен коридора, в тот день, когда его привезли и поместили в психиатрическую лечебницу. Он поступил почти на месяц позже меня. Я лежал в своей кровати и слышал, как персонал пытался справиться с ним. На тот момент, я еще не знал, что это был именно он. Только позже я сложил два и два, когда он рассказал мне, что его привело в «Монтлейк». Я размышлял о том, как он напал на меня, размахивая кулаками, о его яростном взгляде в тот момент, о том, как он почти слетел с катушек от боли и душевных переживаний на сеансе с доктором Анделин. Тэг прервал поток моих мыслей, продолжая разговор:

— У моей семьи есть деньги. Мы больше ничего не имеем, зато у нас есть куча денег. А у тебя ни хрена нет.

Я сохранял равнодушие, ожидая продолжения. Это было правдой — у меня ни хрена не было. Тэг был моим другом, первым настоящим другом, помимо Джорджии. Но я не хотел связываться с заморочками Тэга, хорошие они или плохие, а у Тэга было полно и того, и другого.

— Мне нужен кто-то, чтобы быть уверенным, что я не покончу с собой. Мне нужен кто-то достаточно крупный, чтобы удержать меня, если я решу напиться. Я найму тебя, чтобы проводить со мной каждую минуту бодрствования, пока я не пойму, как оставаться трезвым и не иметь желания перерезать себе вены.

Я наклонил голову набок, приведенный в замешательство.

— Ты хочешь, чтобы я сдерживал тебя?

Тэг засмеялся.

— Да. Бей меня по лицу, кидай на землю. Выбивай из меня все дерьмо. Просто убедись, что я трезв и жив.

На мгновение я задумался, смог бы я сделать это ради Тэга. Я был крупным и сильным, но и Тэг не был таким уж щуплым. Бить его, кидать на землю. Удерживать, пока желания напиться или умереть не пройдут. Удивительно, но больше эта идея не казалась столь привлекательной. Должно быть, нерешительность отразилась на моем лице, потому что Тэг продолжил.

— Тебе нужен кто-то, кто верит тебе. Я верю. Должно быть, надоедает быть всегда окруженным людьми, которые считают тебя психически больным. Но я знаю, что это не так. Тебе нужно куда-то пойти, а мне нужен кто-нибудь, кто бы пошел со мной. Это хорошая сделка. Ты хочешь путешествовать, а мне все равно больше нечем заняться. Единственное, в чем я хорош, это драки, а драться я могу где угодно, — он улыбнулся и пожал плечом. — Честно говоря, прямо сейчас я не доверяю себе и не знаю, что могу натворить, если останусь один. И если я вернусь домой в Даллас, то напьюсь. Или умру. Поэтому я нуждаюсь в тебе.

Он сказал это с такой легкостью. «Я нуждаюсь в тебе». Я удивлялся, как такое возможно, что парень вроде Тэга, который дрался шутки ради, мог кому-либо признаться в таком. «Я нуждаюсь в тебе» звучало как «я люблю тебя», и это пугало меня. И это нарушало один из моих законов. Но в тот момент, в то важное утро, когда свобода была у меня в кармане, я должен был признать, что, вероятно, тоже нуждался в Тэге.

Мы были бы странной парочкой. Темнокожий художник и белый ковбой. Это было похоже на начало одной из тех шуток, когда трое мужчин заходят в бар. Но нас было только двое. И Тэг был прав. Мы оба находились в тупике, оба — потерянные. У нас не было ничего, что бы удерживало нас, и не было цели. Я хотел лишь свободы, а Тэг не хотел оставаться в одиночестве. Мне нужны были его деньги, а ему — моя компания. Печально, как и обычно это бывало.

— Мы просто будем двигаться вперед, Моисей. Как ты тогда сказал? Здесь, там, на другом краю света… мы не можем убежать от самих себя. Поэтому мы будем держаться вместе, пока не найдем себя, хорошо? Пока не поймем, как разобраться в себе.

Джорджия  

Я не знала, как сообщить новости родителям и как признаться, что они были правы, а я нет. Я не была взрослой. Я была беспомощной маленькой девочкой, какой никогда не хотела быть. Я всегда открыто смеялась над этим качеством. Всю свою жизнь я была стойкой. Я проявляла стойкость и силу, равную парням. Но я не была такой сильной. Я была слабой. Такой чертовски слабой.

Я проявила слабость, и моя слабость породила дитя. Дитя, у которого не было отца. Может, Моисей и не покидал меня. Как он мог, если никогда не принадлежал мне? Хотя я чувствовала себя брошенной. Брошенной и такой одинокой. Но в его оправдание я могла сказать, что, может быть, он был более одинок, может быть, он был тем, кого действительно бросили, но я не могла думать о нем, было легче злиться.

Моисей стал безликим человеком. Для меня это был единственный вариант, чтобы я смогла справиться. Я стерла его образ из воспоминаний и отказывалась думать о нем. К сожалению, безликий мужчина и я породили безликого ребенка, который рос и рос внутри меня, пока уже стало невозможным скрывать его. И я разразилась слезами, то, что я делала так много раз, и рассказала маме, что было между мной и Моисеем. Она села на мою кровать, слушая меня. Джорджия Шепард, та, которая всегда была стойкой, волевой и самоуверенной, превратилась в нерешительную, дрожащую женщину, ведущую себя, как ребенок. Когда я закончила, моя мама была такой тихой. Шокированной. Она не обняла меня. Когда я осмелилась посмотреть ей в лицо, она просто сидела, уставившись на стену, на которой Моисей нарисовал мужчину, превращавшегося в коня. Я задавалась вопросом, стала ли я кем-то другим в ее глазах.