Вилла «Аркадия» - Мойес Джоджо (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
Журнал с шумом захлопнулся, и Селия повернулась к ней лицом:
– Вообще-то, Лотти, мне нужно с тобой поговорить.
Лотти закрыла глаза.
«О боже, пожалуйста, нет!» – подумала она.
– Лотс!
Она обернулась, вымученно улыбнувшись. Аккуратно поставила туфли рядом с кроватью.
– Да?
Селия смотрела на нее твердым, немигающим взглядом. Ее глаза, как заметила Лотти, приобрели почти неестественную голубизну.
– Это… немного трудно.
Наступила короткая пауза, во время которой Лотти незаметно сунула начавшие дрожать руки под себя.
«Пожалуйста, только ни о чем не спрашивай, – молча молила она. – Я не смогу солгать. Прошу Тебя, Господи, пусть она ни о чем не спрашивает».
– Что такое?
– Я даже не знаю, как начать… Послушай… То, что я сейчас скажу… должно остаться только между нами.
Лотти с трудом дышала. Ей даже показалось на секунду, что она может потерять сознание.
– О чем ты? – прошептала она.
Селия по-прежнему смотрела на нее решительно. Лотти поняла, что не в силах оторвать от нее взгляд.
– Я беременна.
8
Строго говоря, это был запас на крайний случай, как, например, для того дня, когда из бухты Мер-Пойнт выловили пропавшую пятилетнюю девочку. Или когда приходилось сообщать новость, требовавшую сначала присесть. Иногда глоток крепкого виски помогал переносить несчастье чуть легче. Но доктор Холден, глядя на бутылку виски пятнадцатилетней выдержки в верхнем ящике стола, полагал, что есть дни, когда порция или две спиртного справедливо могут считаться лекарством. И не просто лекарством, а необходимостью. Потому что, если позволить себе задуматься, он не просто отец, провожающий любимую дочь к алтарю. Чувство беспокойства и неминуемого одиночества одолевало его при мысли о том, с чем он останется: с нелюбимой несчастной женой, вечно о чем-то хлопочущей. Он даже не сможет приятно проводить время с Джиллиан, поскольку она уехала в Колчестер. Резковатая она была, конечно, и даже не скрывала, что он для нее всего лишь этап на безостановочном пути наверх, зато веселая, напрочь лишенная подобострастия, с белой, как алебастр, кожей, гладкой и безупречной, но при этом теплой. Боже, какой теплой! А теперь она уехала. И Селия, единственная красота, оставшаяся в его жизни, тоже скоро уедет. Так чего ему ждать в будущем, кроме скучных и тягучих лет среднего возраста, с бесконечными мелкими жалобами и редкими вечерами в баре гольф-клуба, где Олдерман Эллиотт или кто-нибудь еще будет хлопать его по спине, приговаривая, что его лучшие годы остались позади?
Генри Холден достал маленькую мензурку с полки за спиной, сел и медленно налил себе порцию виски. Было всего лишь десять утра, и алкоголь неприятно обжег горло. Но даже этот маленький бунт подействовал на него успокаивающе.
Она заметит. Разумеется, заметит. Потянется поправить ему галстук или под другим подходящим предлогом, а затем, уловив его дыхание, отступит назад и посмотрит на него, лишь на секунду выразив неудовольствие. Но при этом ничего не скажет. Просто наденет маску обиженной добродетели, которую он не переваривал: смотрите, мол, люди, какой крест я несу, и нет конца моим мучениям. А потом, не говоря ничего прямо, она все равно найдет какой-нибудь тонкий способ дать ему понять, что он ее разочаровал, опять подвел.
Генри Холден вновь наполнил мензурку и выпил залпом. На этот раз пошло легко, он смаковал ощущение огня после глотка.
Хозяева своих владений, как говорилось. Короли в своих замках. Какая все это ерунда. Их браком повелевали желания и потребности Сьюзен Холден, а также все ее несчастья, словно она написала их чернилами, а потом вколотила в него горящими палками. Ничто не ускользало от ее взгляда, ничто не вызывало в ней неожиданной радости. Впрочем, ничего и не осталось от той красивой, беззаботной, молоденькой дочери стряпчего, какой она была, когда они познакомились: ни осиной талии, ни блеска в глазах, от которого когда-то внутри у него все переворачивалось. Нет, ту Сьюзен неторопливо сожрала эта несчастная матрона, это вечно встревоженное, замотанное существо, одержимое только тем, как все выглядит, а не как оно есть на самом деле.
«Посмотри на нас! – временами хотелось ему закричать. – Посмотри, во что мы превратились! Не нужны мне тапочки! И плевал я, что Вирджиния купила не ту рыбу! Я хочу вернуться в прежнюю жизнь: в то время, когда мы могли исчезнуть на несколько дней, когда мы могли заниматься любовью до рассвета, когда мы могли разговаривать, по-настоящему разговаривать, а не заниматься этой бесконечной пустой болтовней, которая в твоем мире считается беседой». Раз или два он чуть было все это не высказал. Но он знал, что она не поймет: уставится на него, округлив глаза от ужаса, а потом, незаметно передернув плечами, возьмет себя в руки и предложит ему чай. Или печенье. Чтобы «слегка взбодриться».
А в иное время ему казалось, что жизнь, возможно, никогда не была такой. Так же как с годами лето в детстве вспоминается теплым и долгим, мы вспоминаем любовь, которой не было, и страсть, которая так и не случилась. И Генри Холден ушел в себя чуть глубже. Перестал думать о потерях. Просто двигался вперед, стараясь не смотреть по сторонам. Чаще всего это срабатывало.
Чаще всего.
Но к концу сегодняшнего дня Селия с ее глупостью, переменчивым настроением и смехом покинет дом. «Прошу Тебя, Господи, – думал он, – пусть она не станет такой, как ее мать. Пусть эти двое избегнут нашей судьбы». Поначалу он не понял, почему Селия так торопится со свадьбой, почему так решительно взялась за ее подготовку. Он не поверил ей, когда она сказала, что октябрьские свадьбы сейчас на пике моды, но, видя, какое раздражение и даже панику вызвали в дочери попытки Сьюзен перенести свадьбу на лето, понял: девочка отчаянно мечтает покинуть дом. Убежать из этой душной атмосферы. Да и кто стал бы ее винить? Втайне он с радостью поступил бы так же.
А потом, была еще Лотти, чья грусть в связи с неминуемым отъездом Селии заставляла его молча переживать. Странная, непостижимая, наблюдательная Лотти, которая до сих пор согревала его иногда своей неожиданной улыбкой. Она всегда приберегала свою особую улыбку для него, пусть даже сама этого не сознавая. Она доверяла ему, любила его, когда была маленькой девочкой, – так его никто никогда не любил. Ходила за ним повсюду, доверчиво вложив маленькую ручку в его ладонь. И он знал, что между ними существует какая-то связь. Она все поняла про Сьюзен. Это было ясно по тому, как она за всеми наблюдала и все видела.
Лотти тоже долго не задержится. Сьюзен уже намекала со злобным шипением на дальнейшие планы, обсуждала разные варианты. А потом, после Лотти, уйдут младшие дети, и они с женой останутся вдвоем. Замкнутые каждый в своем несчастье.
Нужно взять себя в руки, приказал себе доктор Холден, лучше не задумываться об этом. И закрыл ящик стола.
Он посидел минуту, устремив взгляд в окно кабинета поверх списка больных и медицинских листовок, оставленных представителем какой-то фармацевтической компании вчера утром, поверх фотографии в рамке: уважаемый доктор с красавицей-женой и детьми. Затем, почти не сознавая, что делает, он вновь открыл ящик.
Джо последний раз прошелся замшевой тряпочкой по капоту синего «даймлера», наводя блеск, и отступил, не сумев скрыть довольную улыбку.
– Как зеркало, – сказал он.
Лотти, молча сидевшая на заднем сиденье в ожидании, когда он закончит, попыталась улыбнуться в ответ, но ей это не удалось. Она не сводила глаз со светлых кожаных кресел, представляя тех, кто будет здесь первыми пассажирами. «Не думай! – мысленно приказывала она себе. – Не думай!»
– Она волновалась, что я не успею, да? Я о миссис Холден.
Лотти сама вызвалась исполнить поручение, желая удрать из дома Холденов, где с каждой минутой росла истерия.
– Сам знаешь, какая она.
Джо протер руки чистой тряпкой:
