Самый скандальный развод - Богданова Анна Владимировна (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
– А если научно будет подтверждено, что это не останки основателя города, а действительно ребро великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя, автора бессмертного «Носа»? – удивился Пулькин папаша.
– Тогда катитесь на все четыре стороны! – теряя самообладание, воскликнул хранитель сомнительных реликвий, а Аполлинарий Модестович понял, что нужно соглашаться на все, иначе не видать ему ни собственных денежек, ни вожделенного ребра, и он быстро и небрежно настрочил расписку, после чего два ненавистника пожали друг другу руки, а директор на прощание заверил гоголеведа, что его деньги будут потрачены с пользой для дела, а именно, на открытие третьего зала краеведческого музея.
По приезде в Москву супруги арендовали на месяц ячейку для хранения драгоценного ребра в коммерческом банке и, купив билеты (причем обратных билетов они купили три, не сомневаясь, что Микола Тарасович Яновский – потомок Гоголя, поедет с ними в Москву) на последние деньги вчера вечером покинули бескрайние российские просторы и отправились в дивные дали вольной Украины. На Полтавщину. В богом забытую хату, что стоит на отшибе от воспетого когда-то Гоголем хутора, который расположен недалеко от Диканьки.
– Я с ужасом ожидаю их приезда! Они снова приволокут этого ненормального потомка-таксидермиста, он опять заполонит квартиру своими вонючими чучелами и будет петь непотребные песни. А главное, что мне придется снова освобождать для него комнату! – печально заключила Пулька.
– Ничего, Пульхэрия, голубонька, не переживай так! – утешил ее Аркадий Серапионович, взяв за руку. – Поживешь у меня-э.
На улице стало совсем темно, я включила фонарь, и вдруг меня словно кипятком окатили. «Задвижка! Заглушка! Кузя!» – молнией вспыхнуло в моей в голове, и я опрометью понеслась в дом. Наверняка проктолог – мастер по растопке печей – и понятия не имел о том, что можно умереть от угарного газа.
Я влетела в кухню – вроде бы газом никаким не пахнет. В печке дотлевали угли. Метнулась в комнату, зажгла ночник – и задвижка, и заглушка были выдвинуты. Значит, все-таки Аркадий Серапионович действительно умел растапливать печь. Я задвинула их, чтобы тепло не улетучилось, как вдруг услышала за спиной шуршание.
Кузя не спал, а сидел на кровати и пытался завернуть гору фантиков из-под шоколада в один, чтобы создать вид, что он съел всего одну шоколадку, а не половину той кучи, что мне привез из Швейцарии Влас.
– Ты почему не спишь? – шепотом спросила я.
Будущее дарование со страхом посмотрело на меня и даже пригнулось, будто ожидая затрещины. «Анжелка совсем его доконала», – подумала я и, присев на краешек постели, сказала:
– Кузя, а давай маме не будем ничего рассказывать?! Хочешь пить?
– Да, – кротко сказал он.
– Отдай мне все фантики, я их выкину, – я протянула ему стакан сока. – А теперь ложись спать. Ладно?
– Ты доблая, – заметил он, а я убрала весь шоколад в кухонный шкаф и собралась было уходить, как Кузя спросил: – Ты насла новые квалтилы лозовых полосят и длаконов?
– Да, они теперь живут в пальмах, которые купил мой муж, – сказала я и хотела было пригласить его в гости, поискать их в новых хамеропсах Власа, но вспомнив, чем это закончилось в прошлый раз, удержалась, и вместо этого пожелала спокойной ночи.
– Ты можешь хоть сейчас не переводить свои инструкции к электровеникам?! Это в конце концов неуважительно! – кричала Икки на Овечкина, который царапал что-то в блокноте на коленях при ярком свете фонаря.
– Умолкни! – буркнул он.
– Молчи, женщина! – тут же подхватил Иннокентий.
– А тебя я вообще уволю! – расходилась Икки.
– Тогда я гасскажу все тайны вашего секгетного пгедпгиятия! – Он задумался и добавил: – И пго тогпеды тоже!
Бывший бабушкин ученик вытер о комбинезон каменщика руки, измазанные в кетчупе, встал и пошел по направлению к калитке.
– Кеша, ты куда? – забеспокоилась Света, но он даже не обернулся.
Мы повскакали с мест и пошли за Иннокентием. Тот лихо сиганул через забор и отправился в никуда. Я открыла калитку, «жена» бросилась за «мужем» вдогонку, мы тоже вышли на дорогу – конструктор упаковок для микроторпед быстро удалялся – в лунном свете еще виднелось одно торчащее кверху «ухо» кроличьей шапки. Вскоре и оно исчезло. Лишь далеко-далеко светилась светоотражающая полоса на жилетке.
– Он что, в Москву пешком отправился? – спросила Пулька.
– Да кто его знает! – раздраженно ответила Икки.
– Его надо догнать! – решила я.
– Как же, догонишь его! – усмехнулась Икки.
– Может, на машине-э, – предложил Аркадий Серапионович.
– Нет-нет, мы все выпили, – отверг тут же эту идею Влас.
– Адочка могла бы его вернуть, – задумчиво проговорила я.
– Вот еще! Он меня дурой обозвал, а я за ним побегу! Побегу! Я – великий модельер всех времен и народов! За ним побегу?! – И тут Адочку понесло. Видимо, в голову ударило шампанское, и она принялась доказывать, что теперь не сыщешь ни одного профессионала, кроме нее, который бы отличил стиль барокко от готического, что одеваться никто не умеет – все ходят, как попугаи разноперые, ни у кого нет вкуса. – Я вот сама себя одеваю! Да! Одеваю! И вяжу, и шью, и даже украшения делаю! – Она кинулась в дом, а через минуту трясла ожерельями из пивных крышек и канцелярских скрепок.
– Вы – гений, Адонька! – восхитился Пулькин поклонник, и Адонька переключилась на него – так, что Аркадий Серапионович, кажется, был уже не рад, что похвалил ее.
– Пойдемте за стол, – предложил Влас. – В конце концов, за ним же побежала эта полная девица. Не помню ее имени.
И все со спокойным сердцем вернулись на свои места.
– Давайте выпьем за то, чтобы Света догнала Иннокентия, – предложила Икки.
– Догнать – это полдела, его привести еще нужно каким-то образом, – заметила Пулька.
– Вот и следующий тост готов! – обрадовалась Икки.
– Слушайте, а поехали завтра смотреть на торговцев из рыбной лавки! – предложила Пульхерия, разгоряченная вином.
Все поддержали ее, за исключением Анжелки, которая сказала, что завтрашний день будет полностью посвящен рисованию на пленэре. Я колебалась.
– Ну, не съедят же они тебя! И потом, ты вообще можешь им на глаза не показываться, скажешь только, где они стоят, и все. А ты, Огурцова, совсем сдвинулась! Хватит ребенка истязать – пусть хоть день отдохнет! – Пулька настояла на своем, и было решено, что завтра мы все поедем глазеть на торговцев из рыбной лавки.
Разошлись только к двум часам ночи.
– Наконец-то мы одни! – радостно воскликнул Влас, когда мы поднялись на второй этаж. – Неужели это правда? Мне не верится! – Он страстно поцеловал меня и повалил на кровать.
– И правильно делаешь, что не веришь, – на лестнице послышались чьи-то тяжелые шаги и горькие всхлипы.
– Черт! – выругался Влас.
– Он так бежал, – сквозь слезы говорила Света, – так бежал, что я потеряла его из виду и вернулась.
Иккина помощница проревела на соседней кровати до четырех утра, а мы с Власом утешали ее как могли.
В начале пятого явился Иннокентий – шапка его съехала на глаза, из носа шла кровь.
– Где ты был? – грозно спросила я.
– Где? – все еще всхлипывая, прошептала Света. – Мы все за тебя так волновались!
Бывший бабушкин ученик поначалу вообще ничего сказать не мог – только мычал да заикался. Потом залепетал что-то совершенно бессвязное. Я принесла перекись водорода, и мы втроем принялись останавливать кровь.
Иннокентий сидел и гнусавил, задрав голову, очевидно, пытаясь рассказать нам, что же с ним произошло после того, как светоотражающая полоса на его жилетке уже ничего не отражала вдалеке – после того, как не только мы потеряли его из виду, но и хлюпающая Света.
– На меня набгосились! – наконец членораздельно произнес он. Дальше он долго и путано рассказывал, что его занесло на какую-то лесопилку, где он прилег на бревно, решив поспать до утра, как откуда ни возьмись перед ним в темноте выросло человек пять, а может, десять (Иннокентий точно не помнил) и нагло потребовали денег:
