Не могу отвести глаза - Майклз Кейси (лучшие книги txt) 📗
Мужчину, в которого Шелби глупо влюбилась, зная, что в тот момент, когда признается ему, он или сбежит далеко и быстро, или улыбнется плотоядной улыбкой и она увидит, как его серые глаза вспыхнут в предвкушении долларов.
Стоило ли ей рискнуть, чтобы узнать об этом? Возможна ли еще одна реакция, не предусмотренная ею? Влюбился ли Куинн в нее? Или просто путешествовал по стране, писал свои книги и развлекался в каждом городе?
Шелби взглянула на Куинна. Он налил пива в стакан и подал ей.
— Так расскажи про ужин, который вы планируете.
Шелби нахмурилась, пытаясь вспомнить, о чем они говорили. Это было нелегко, когда Куинн сидел рядом с ней в почти темной комнате и его лосьон после бритья щекотал ее обоняние, а тепло длинного, гибкого тела проникало во все поры.
— Ах ужин, — промолвила она, сделала глоток пива, поморщилась и вспомнила, что никогда не любила этот напиток. Шелби поставила стакан на маленький кофейный столик — на подставку. — Ну так вот, я думала об этом несколько дней… так, ничего особенного. Но сегодня, когда Тонн пребывал как будто в удивительно хорошем настроении, я попросила его.
— Устроить у себя в ресторане ужин с целью сбора средств? И он согласился? В это трудно поверить.
— Не совсем, — серьезно ответила Шелби. — Бренда сказала, что внутри Тони «белый и пушистый», и сна права. За этой долговязой, медлительной, сварливой оболочкой скрывается чудесный, щедрый человек. Он тут же согласился. То есть согласился после того, как я назвала ему обычный процент от прибыли, который он получит.
— Обычный процент? — Куинн вглядывался в Шелби. Неужели это то начало, на которое он надеялся? Надо ли ему нажать на нее, чтобы узнать, откуда она знает подобные вещи? И сделать ли это сейчас, пока он не занялся с ней любовью? До того, как Куинн обнимет Шелби и поймет окончательно и бесповоротно, что это именно та единственная женщина в мире, от которой он никогда не уйдет, которую никогда не покинет?
Она наклонила голову, разглаживая складку на юбке.
— Я прочла об этом в журнале. Нашла в той кипе, что лежит у Бренды в гостиной. — Шелби по-прежнему избегала его взгляда.
— О! — Куинн подумал: «Хорошо, что Шелби знает, какая она отъявленная лгунья». А затем его охватила радость от того, что Шелби не может лгать и смотреть при этом ему в глаза. Значит ли это что-нибудь, или просто он в таком отчаянии, что хватается за любую соломинку?
— Да, и у нас будет три смены, так что если мы наберем три полные смены по восемьдесят пять человек, то получим хороший доход — и завсегдатаи, и Тони. В любом случае ресторан всегда переполнен в пятницу вечером, а город так мал, что больших расходов на рекламу не будет. Мы очень рассчитываем на объявление на фасаде и на Табби, конечно. Хотя осталось еще несколько препятствий, над которыми мы пока работаем.
— Ты сегодня явно провела насыщенный день, пока я ездил со своими исследованиями. Но, по твоим словам, остается еще несколько препятствий, и это требует решения?
— Например? — Куинна поразило, что у Шелби так работают мозги, что она приходит, берется за дело и делает его настолько виртуозно, что даже сварливый скупец вроде Тони становится воском в ее руках.
— Например, я сказала Тони, что для этого события ему следовало бы позаботиться о настоящих льняных скатертях. Ну, ты понимаешь, столовое белье, а особенно матерчатые салфетки. Я сказала ему, что матерчатые салфетки как бы выявляют намерения. Я сказала ему, что бумажные салфетки тоже выявляют намерения, но тогда…
— Но тогда кто же прислушается к тому, что они будут говорить? — смеясь, закончил за нее Куинн.
— Да! Откуда ты узнал? Куинн кашлянул в ладонь.
— Считай это счастливой догадкой, — ответил он, желая обнимать, целовать и любить Шелби. Она была так невинна при всей своей мудрости Мейн-лейн. — Так Тони поддался?
— Если ты о том, будут ли у нас настоящие скатерти, то да, он согласился, — самодовольно промолвила Шелби. — Хотя с завсегдатаями получилось не так успешно. Я думала, что смокинги были бы очень кстати…
— В смокингах? Завсегдатаи? — Все предыдущие мысли Куинна о завсегдатаях тут же вернулись. — Ты шутишь, да?
Шелби зарделась. Она была так мила с завсегдатаями, а они — так милы с ней. Вряд ли это кто-то из них послал ей анонимное письмо, пытаясь напугать и заставить покинуть Восточный Вапанекен. Но если не они, то кто же? Эта мысль терзала Шелби, поэтому-то она в первую очередь и взялась за подготовку благотворительного ужина, загнав мысль о записке в самый дальний угол памяти.
— Они объяснили мне мою ошибку, — проговорила наконец Шелби, начиная понимать весь юмор ситуации, вспомнив выражение ужаса на их лицах, когда она начала обсуждать свою идею о вечерней одежде. — Они сказали, что им просто не до карману прокат смокинга и покупка билетов на ужин. А так как у Тони нет разрешения на продажу спиртных напитков, но завсегдатаям можно приносить с собой спиртное, по их мнению, было бы лучше вместо смокингов и ужина устроить две вечеринки с пивом. У них, у моих завсегдатаев, такие простые вкусы.
— А право, жаль. — Допив пиво, Куинн поставил стакан на подставку. — Сдается мне, я заплатил бы вдвойне, чтобы увидеть Джорджа в крахмальном воротничке. Ну и когда же торжество?
Она по-прежнему избегала его взгляда, занимаясь складкой на юбке.
— Поскольку мы и так всегда переполнены в пятницу вечером, на этот день мы и запланировали, — сказала Шелби, зная, что этот ужин станет ее последним в Восточном Вапанекене.
Ей придется вернуться домой.
Сомертон повел себя хорошо, не позвонив в Береговую охрану или куда там звонят в таких случаях. Однако возвращается, повидав своего новорожденного внука, Тельма, работы у Шелби не будет, значит, и в самом деле пора отправляться домой. Она запланировала три недели, возможно, четыре, а провела вне дома меньше двух. У нее оставалось всего несколько дней в Восточном Вапанекене, всего несколько дней с Куинном.
Она уезжает домой.
Сразу после того, как нашла способ соединить Бренду и Гарри.
Сразу после вечера по сбору средств, который она затем поддержит анонимным денежным взносом, как только снова получит доступ к своим деньгам.
Сразу после того, как в первый и последний раз займется любовью с Куинном Делейни и скажет ему правду. Потом вернется в Филадельфию, сообщит Паркеру, что никогда не выйдет за него, запрется у себя в комнате и будет целый месяц плакать.
Если только не признается Куинну сейчас, сегодня вечером. Шелби искоса глянула на него, обдумывая эту мысль.
Что же ему сказать? Что она, богатая наследница в бегах, решила лечь с ним в постель, желая достойно завершить свое приключение?
Вряд ли.
Рассказать ли Куинну про записку? Про то, что тревожилась, не завсегдатаи ли ее послали, но вскоре поняла нелепость такого предположения?
Поделиться ли своим ощущением, будто в Восточном Вапанекене есть человек, знающий, кто она такая, и, возможно, за первым письмом последует другое, и от нее потребуют огромную сумму за молчание?
Поведать ли о том, что она, кажется, влюбилась в него, вернее, уже любит его и не может заниматься с ним любовью, пока он не узнает правду?
Есть риск, что он выставит ее и никогда больше не пустит на порог… И тогда Шелби никогда не испытает того, о чем так мечтает.
— Шелли? Земля вызывает Шелли; Шелли, прием.
— А, что? Ой, прости. Я задумалась. Ты что-то сказал?
— Я только спросил, все ли в порядке и не хочешь ли ты мне что-то рассказать?
Куинн полагал, что Шелби как раз сейчас решает, рассказать ему о записке или нет. Но едва произнеся эти слова, он понял, что совершил ошибку, ибо она замерла и стиснула ладони на коленях.
Куинн взял ее руки в свои, поднес их к губам.
— Нам, наверное, не нужно говорить, да? — спросил он, глядя в ее выразительные карие глаза, которые будут преследовать его до могилы. Куинн не хотел, чтобы эти глаза снова стали пустыми к безжизненными.
