Ты (СИ) - Инош Алана (мир книг txt, fb2) 📗
Новый год, Новый год... Столько ожиданий у меня с ним было связано, и столько разочарований он оставил в моём сердце. Сколько надежд не оправдалось, сколько сказок кануло в Лету... Превращаясь в блестящее конфетти, они улетали в далёкую страну — рай для несбывшихся желаний. Этот Новый год тоже горчил, но и грел тоже — твоим теплом.
Выходными у меня были только первое и второе января, а тебе предстояли полноценные каникулы: твоя музыкальная школа придерживалась того же графика, что и обычная. Впрочем, ты собиралась плодотворно поработать дома, в студии. А меня просто грела перспектива побыть с тобой.
Но не зря я так долго и обстоятельно рассказывала о своём детском образе этого праздника. Его семейный дух заставлял меня, затаив вздох, думать о своих родных. Несмотря на события первого рокового августа, мне всё ещё никак не верилось, что наша семья совсем распалась... расползлась по разным уголкам города и носа не кажет друг к другу, и каждый окопался в своём доме, как в крепости.
Тридцатого декабря позвонил Денис.
— Мы тут решили встретить новый год всей семьёй, — сказал он. — Я со своими, ну, и отец со Светланой. У отца все соберёмся. Ты как — придёшь?
Признаться, у меня чуть потеплело на душе — просто от самого факта приглашения. Но тут же закралось сомнение, всё портя:
— А ты от себя звонишь или по просьбе отца? Потому что он меня не звал.
— Вообще-то, от себя, — ответил брат. — Честно говоря, с отцом насчёт тебя я не говорил и не знаю, против он или нет.
Едва блеснувшая радость померкла.
— Ну, тогда и говорить не о чем, — вздохнула я. — Да я и сама толком не знаю, хочу я приходить или нет.
— А ты сама позвони отцу, — предложил Денис.
Легко сказать — позвони! А вот как решиться набрать свой старый домашний номер после всего, что случилось? Может, отец и слышать меня не захочет. Да и мне, честно говоря, после его пьяных звонков с угрозами было не по себе снова вскрывать эту рану. Но образ семейного праздника так ностальгически манил, грустно улыбаясь мне издали, что мне хотелось всем всё простить — хотя бы ради самой себя, чтобы яд обиды не подтачивал душу.
И я, собравшись с духом, набрала номер. Шагая с работы под снегопадом, я слушала гудки в мобильном, а мои новые белые сапоги скрипели по пушистому покрывалу, блестевшему в свете фонарей. Трубку могла взять и Светлана, чего мне не очень хотелось, но — что поделаешь...
— Да.
Это был сам отец. Ощущения — будто разрез по едва зажившему.
— Привет, пап...
На том конце линии — жутковатая пауза. Скрип моих шагов, блеск снежинок на пушистом воротнике моей дублёнки.
— А, это ты, — проговорил отец.
Судя по голосу, он был не особо рад меня слышать, а может, мне это и мерещилось. Во всяком случае, тон мне показался не слишком приветливым.
— Да, я... С наступающим тебя, — сказала я. — Мне тут Денис звонил... Сказал, что вы все вместе Новый год встречать будете. Я могу прийти?
— Ну, приходи, если хочешь, — подумав, ответил отец. И тут же добавил: — Только без этой своей... подружки. Это семейный праздник, и посторонних нам как бы не надо.
Снег грустно ложился мне на плечи, а боль вскипала на дне души, глухо рокоча.
— Прости, пап, такой вариант для меня неприемлем. Эта, как ты её называешь, подружка — родной мне человек, моя половина, без неё я — никуда. Видимо, ничего не срастётся. Но во всяком случае — ещё раз с наступающим. Здоровья тебе... и всего самого хорошего.
Вот и поговорили... Вечер окутывал меня морозным сумраком и печалью, хотелось поскорее из них вырваться и прильнуть к тебе, тёплой и родной. Проходя мимо зеркальной двери магазина, я приостановилась. Тёмно-синяя дублёнка, отражаясь в желтоватой поверхности, казалась зелёной и чем-то походила на шубку Снегурочки. Белые сапоги и такая же сумка, на голове — белый пушистый берет из ангорской шерсти, а лицо — серое, с пустыми и тусклыми глазами... Неужели эта усталая женщина — я?
Хорошо, что ты этого не могла видеть...
Впрочем, это не мешало тебе меня чувствовать — все нюансы моего настроения. Уже по тому, как я вошла в квартиру, ты определила:
— Устала, птенчик? — И предложила: — Хочешь, ванну налью?
Скинув дублёнку с плеч и сняв берет, я встряхнула волосами, ощутив слабый остаточный шлейф аромата своих духов.
— Давай.
В ванной послышался шум воды. Я была дома... Здесь всё стало дорогим моему сердцу, тёплым и нужным, хотя я жила тут не так давно. А казалось, будто всю жизнь.
В ванной я зажгла аромалампу, заправленную пихтовым маслом и парой капель мандаринового: до Нового года был ещё день, но новогоднего духа мне хотелось прямо сейчас. Вот он, ещё один мой пунктик: запахи. Тёплая вода обняла меня пеной, и я позвала:
— Утя! Иди ко мне...
Ты присела на корточки возле ванны, опершись руками о край, и твои губы обхватили мои — жарче пламени свечи и нежнее пены на воде. А глаза... Незрячие солнца, вот как я назвала бы их. Сами ничего не видя, они излучали тёплый свет, отогревая мою душу.
— Мне там одну работу надо срочно сделать, чтобы... Ммм...
Мои губы не дали тебе договорить, пальцы вымазали пеной твои волосы. Мокрой рукой, роняя с кожи пенные капли, я обняла тебя за шею. Бульк... Бульк... Плеск воды и звуки поцелуев. Нежный бальзам на мою вскрытую разговором с отцом рану... Хвойно-мандариновый аромат масел и абрикосовый запах геля для душа, трепет пламени свечи в аромалампе и напряжённая дрожь моего тела — всего до последней клеточки...
Мне удалось-таки тебя соблазнить: стянув одежду и выбросив её за дверь ванной, ты забралась ко мне. К чёрту работу, и пусть весь мир идёт к его бабушке.
"Паренёк бросается подбирать уроненный мной букет сирени; из-под синей кепки видны коротенькие тёмные волосы на висках и затылке, куртка на плечах потемнела от дождя, серые кроссовки — не первой новизны, шнурки грязные. Приглядевшись получше, я понимаю, что это не паренёк, а стриженая девушка. Поднявшись с корточек, она протягивает мне сирень, и из-под низко надвинутого козырька на меня смотрят знакомые глаза. И я говорю то, что собиралась сказать:
— Привет, Ника. С возвращением".
И снова я кромсаю "Белые водоросли", трансплантирую из них, как органы, эпизоды и характеры в "Слепые души", силой воображения соединяю вымышленного персонажа с реальным человеком. Подруга Насти, Ника — это частично Женя из "Белых водорослей", частично — моя подруга Рита. Женя — это ещё один любимый человек главной героини этого моего раннего романа. Как и Рита, она попадает в тюрьму за убийство. Только Рита убила, защищаясь от домогательств, а Женя — мстя насильнику своей младшей сестры. Внешне она похожа на тебя.
Власть автора огромна. Пользуясь ею, в случае с Никой я соединяю две судьбы: "пришиваю" к началу истории Риты конец истории Жени. Отбыв срок, Женя возвращается домой, а вот Рита... В ящике моего стола лежит последнее письмо от неё.
Всего их за весь её срок я получила шесть, хотя сама писала раз десять, наверно. Её ответы приходили с запозданием, и далеко не на все мои письма. Наверно, её там проинструктировали, о чём можно писать на волю, а о чём запрещено, потому что она ни на что не жалуется, на мой вопрос: "Как ты?" — отвечает: "У меня всё более-менее". Больше всего места в её письмах занимают размышления — о смысле жизни, о смерти, о Боге. В третьем письме она рассказывает, что у них в колонии работают сотрудники какого-то центра духовного просвещения заключённых — от православной церкви, и она часто у них бывает. Дальнейшие её письма проникнуты светлой, отрешённо-спокойной интонацией, набожностью и смирением, а в пятом Рита пишет, что у неё созрело в душе решение уйти в монастырь.
