Апгрейд от Купидона (СИ) - Горышина Ольга (версия книг .TXT) 📗
— Здесь петербуржцы любят назначать встречи, — проговорила я тихо.
Теперь обе руки Крэга прощупали мои через пиджак и притянули к груди в другом пиджаке, расстегнутом, как и ворот. Было ветрено, но Крэг не боялся простудиться. Он боялся не успеть поцеловать меня, пока мы стоим под копытами знаменитых коней.
— Ну вот мы и встретились, — проговорил он по-русски почти без всякого акцента.
Эта русская девочка не выдумка — остается открытым вопрос: она и фломастеры — одно и тоже лицо? Но спросить я не могла: губы получили то, о чем просили, и тянули из Крэга не правду, а жизненные силы, чтобы влить их в мое ватное тело. Он держал меня очень крепко скрещенными за спиной руками — полная блокада: не вздохнуть, не выдохнуть. И даже корочки хлеба для сидящего на парапете голубя у меня не было. Почему голубок до сих пор не спит? Потому что белая ночь? Или он тоже влюблен, как и я?
Неужели я могу снова чувствовать эту невесомость — или я действительно ничего не вешу в чужом пиджаке, потому оторвать меня от земли ничего не стоит, как и закружить, не боясь свалиться в реку или под ноги незадачливым прохожим, которые не знали, что на их пути встретились два одиночества, и разведенный ими огонь готов спалить каменный город дотла.
На мне пиджак уже тлел, подушечки пальцев дымились, оттого Крэг или Тони дергался при каждом их прикосновении к мягким ворсинкам бороды. Я зарылась в нее носом и вдыхала так и не выветрившийся за день аромат духов. Сейчас, правда, его немного разбавил ветер с моря. Река вспенилась и мне на нос упала первая капля дождя. Как же я не заметила, что ночь не совсем белая, небо не совсем чистое и солнце село раньше положенного…
— Я не хочу уходить, я хочу тебя целовать, — прошептал Крэг по-русски уже совсем без акцента.
Но я снова не успела ничего ответить — его губы поймали на моих давно уже не первую каплю дождя, а пальцы — мокрые, но по-прежнему теплые, все равно заботливо смахивали дождинки с моих холодных щек. А я просто всеми десятью пальцами пыталась прикрыть его светлую макушку — или всего лишь притягивала его голову все ближе и ближе, чтобы поцелуи наши становились все глубже и глубже, жестче и никогда не заканчивались.
Даже если бы нас сейчас снимала толпа папарацци, я бы не оторвалась от губ, к которым уже и не мечтала прикоснуться. Мягкие и жесткие, горькие и сладкие, горячие и обжигающе ледяные — они каждую секунду меняли напор и вкус. Сильные руки лезли под пиджак, чтобы закрыть платье от дождя, но находили лишь проступивший от жуткого напряжения позвоночник.
Даже если бы Крэг сейчас сорвал с меня платье, я бы не спросила — зачем? Чтобы согреть меня — другого ответа не было. Но дождь шел и шел, не думая заканчиваться. Как и наши поцелуи. И если мы простоим у коней лишние пять минут, то если даже не отбросим к утру копыта, то постельный режим нам будет обеспечен совсем по другому поводу, по сопливому.
Глава 37. “Акт дарения”
— Ксения…
Крэг отпустил мою руку, а мне показалось, что губы — я пронесла поцелуй через весь город. Все лицо было мокрым, а губы на удивление сухими. Мы взбежали на пятый этаж, не разжимая рук — точно дети, забыв про свой почти что почтенный возраст. Ответственность за происходящее растворилась в лужах, которые мы не могли перепрыгнуть, потому что тротуар превратился в полноводную реку. Мокрые насквозь ноги отваливались от пробежки, которую мы устроили себе вместо того, чтобы взять такси.
Этот балбес принял успокоительное и просил прогулку, чтобы усилить его действие, а что в итоге затеял — крышесносный кросс! Мое здоровое сердце выскакивало из груди, голова — почти здоровая — шла кругом, а из потекших глаз лились слёзы — смеха: я была куда более сумасшедшей, чем он. Крэг хотя бы понимал свою невменяемость, а я-то честно считала себя разумной и уверяла натянутые нервы, что делаю все правильно. Смотрю в такие же мокрые глаза, трогаю такие же мокрые губы, стягиваю с мужских плеч такой же мокрый пиджак…
— Ксения… — повторяет Крэг почти шёпотом, пытаясь развязать морской узел моего шелкового шарфика. — Без горячего душа нам точно не обойтись…
— И без чая…
Горячим был и поцелуй, которым я наградила освободителя моей шеи от удавки. И прижалась к нему всеми ненужными частями туалета, которые он пока с меня не снял. Но вот мужские пальцы скользнули под мокрый подол и, проверив на упругость резинку колготок, все же подняли платье к моим глазам. Но сколько бы я не стояла перед ним с поднятыми руками, готовая сдаться на его милость сию же минуту, Крэг не вылезал из-под мокрой ткани, решив для затравки высушить губами мне грудь. С очередным стоном мои руки упали ему на спину и потащили вверх рубашку, чтобы пуговицы пересчитали хозяину зубы, которыми он проверял на прочность мои стальные соски.
— Что же ты такая нетерпеливая… — вылез Крэг из плена собственной рубашки, пока я стягивала рукава платья с дрожащих рук. — Мы не пропустим рейс… Не бойся…
Я боялась за шею, которую он снова сжимал сильными руками, пока губы проверяли, насколько сильно врезались мне в плечи бретельки лифчика. Потом он все же пустил пальцы в обход моих плеч к лопаткам, и грудь, поднятая стянутыми вниз чашечками, наконец вздохнула свободно. Не дышали одни лишь ноги, но руки Крэга застряли на ягодицах, и он повёл меня за них вокруг стола, точно в танце, считая шажками свободное пространство, потому что мог видеть только мои ресницы, безжалостно терзая губы поцелуем.
— Мы не дойдём так до душа, — простонала я, проваливаясь носом в мягкую бородку. Это было абсолютно новое феерическое чувство экстаза: я впервые целовалась с бородачом.
— Я побреюсь утром, если скажешь, — прошептал Крэг, сметая мягким ворсом с блестящего камешка, застрявшего в моих ушах, звездную пыль. — Сейчас у меня дрожат руки.
— Поэтому ты не можешь снять с меня колготки?
В ответ его пальцы скользнули ниже, оттягивая влажную ткань с моего собственного ворса, не такого мягкого, зато влажного и зовущего — к действию.
— Ты забыла, что у меня есть ремень, а рук нет?
Его голос смеялся, а глаз я не видела, потому что не поднимала своих: взгляд сам собой сфокусировался на полученном задании. Я впервые раздевала Крэга. Да и вообще подзабыла, как расстегивать мужской ремень — Руслан носил шорты на резинке и в душ ходил без меня. Тяжелая пряжка ударила меня по руке — Ай-я-яй, куда ты лезешь?!
А я знала куда — к моей собственности на эту ночь и на всю ту вечность, пока не объявят посадку… До той самой секунды я заставлю этого сумасшедшего мужчину держать меня на седьмом небе… Он может, я знаю… Знаю о нем слишком много, даже то, о чем мечтала бы забыть! Почему нельзя временно положить голову на тумбочку и не думать о возможных последствиях этой ночи? Хотя плевать, что обо мне подумают: падать ниже в глазах некоторых уже просто некуда. Только взлетать выше, выше, выше, ещё выше… Это мои пальцы ласково поднимали то, что вытащили из черного трикотажа. И тянули к себе — ведь это мое и пусть весь мир подождет: весь деловой и весь мелкий, сплетнический.
— Суши…
Крэг даже не пытался произнести мое имя полностью и правильно. Ничего правильного в наших действиях не было. Да и то, что в итоге сорвалось с его губ, сорвавшихся с моих, больше походило на стон… Но мне его не жалко. Ну вот совсем… Ни капельки… Даже той капельки, которую я растерла между большим и указательным пальцами, точно волшебное зелье, дарящее крылья падшим ангелам. Но кто тут ангел? Свет мы так и не зажгли, двумя тенями вжавшись в темную стену.
— Суши, прекрати…
Вняв мольбе, мои руки поднялись ему на грудь, которую невозможно было поймать моими крохотными ладонями, так тяжело Крэг дышал. А у него руки были большими и сильными и наконец со всей силы или дури рванули вниз эти чертовы колготки. Они ещё продолжали висеть на одной ноге, а я уже висела на нем. Зарывшись носом в мои мокрые волосы, Крэг прошептал:
— Ты ледяная…
