Секрет (СИ) - Субботина Айя (прочитать книгу .TXT) 📗

Я всегда была немного паникером, особенно в тех ситуациях, где мне совершенно не на что было опираться, чтобы увидеть более-менее адекватную картину происходящего. И, конечно же, там, где были замешаны эмоции. Перед соревнованиями я вообще могу на сутки выпадать в режим молчания, когда просто физически не могу говорить. Но Антон – это не соревнования. Антон – это мое сердце, без которого я просто не смогу существовать, даже если мне сделают самую удачную в мире трансплантацию. Я просто не знаю, как жить в мире, где у меня не будет наших переписок, наших коротких звонков, его запаха на кончиках пальцев после наших встреч, его улыбки уголком рта.

Проходит куча времени и только занемевшие плечи и болезненные судороги сигнализируют моему мозгу, что все это время я сижу под ледяным душем. Выбираюсь наружу практически на четвереньках, хватаю все полотенца с сушилки и заворачиваюсь в них, как гусеница.

В комнату иду украдкой, но, кажется, мой стук зубов слышен даже соседям через стенку. Забираюсь в кровать, ныряю под одеяло с головой и проверю телефон. Вижу, что нет ни фиолетового огонька сообщения, ни синего от пропущенного вызова (хоть мы с Антоном не созваниваемся в то время, когда я дома и рядом мои родители), но все равно на что-то надеюсь.

Последнее сообщение в вайбере – от меня. Он ничего не ответил и так и не появился в сети.

Уже одиннадцать, но я все равно пишу ему, потому что не могу молчать, и жить неизвестности для меня равносильно выходу в космический вакуум без скафандра.

Я: Я ничего не сказала о нас. Я соврала матери.

Я: Прости, пожалуйста.

Я: Мне так плохо… без тебя.

Первый раз в моих сообщениях нет ни черных, ни красных сердечек.

И даже единорожек, без которых не обходится ни одна наша переписка.

Я гипнотизирую телефон взглядом, надеясь, что Мой Мужчина хотя бы прочтет то, что я написала, а в голове пульсируют строчки попсовой песни: «К черту эту гордость… Ведь в его объятьях все можно…»[1]

Засыпаю только под утро, так его и не дождавшись.

Глава тридцать первая: Таня

В коробке, которую мне торжественно вручает мама – новенький телефон.

Хороший и довольно дорогой, я сама бы выбрала примерно такой же.

Под прицельным обстрелом любопытных и ожидающих взглядов, я с силой растягиваю губы в улыбку, уверенная, что вот-вот тишину гробовую тишину нарушит визг моих натянутых лицевых мышц. Но, конечно, это невозможно. Я по очереди целую родителей и тут же вкладываю телефон в карман, прекрасно зная, что чего-то такого от меня и ждут. Хотя все равно беспощадно выдаю свою настоящую реакцию хотя бы тем, что не усаживаюсь прямо на пол, чтобы поскорее обновить подарок своей сим-картой и индивидуальными настройками. Я его даже не включаю, потому что не собираюсь им пользоваться, и ума не приложу, как это объяснить.

Я ни за что на свете не выпущу из рук подарок Антона, даже если бы он был в сто раз хуже.

К счастью, бабуля сегодня со мной, и она ворчливо мне подыгрывает:

— Так, Татьяна Владимировна, с новой игрушкой потом будешь баловаться, а пока за стол.

Мы рассаживаемся за круглыми столом, на котором нет разве что амброзии, потому что мама снова выложилась на всю катушку и не важно, что за столом только наша семья.

Через пару часов мой телефон вибрирует входящим сообщением в вайбер. Я запретила себе на что-то надеяться, потому что все мои вчерашние сообщения висят со статусом «прочитано», но ни на одно я так и не получила ответа. И до сих пор ни слова.

У меня есть свой собственный улиточный панцирь, который называется просто и ясно: самообман. И звучит это примерно так: «Мой Эверест просто занят, работает. Мой Эверест не бросил бы меня, не сказав ни слова»

Но на этот раз сообщение действительно от Антона.

У меня рвется дыхание, потому что растерзанное и сожженное сердце в моей груди в мгновение ока вырастает заново из слабого ростка надежды. И больно, и приятно, и слезы из глаз, так что приходится рвануть из-за стола под идиотским предлогом упавшей вилки, которую я сама же секунду назад пнула локтем.

Я не знаю, что он мне написал, но уверена, что не хочу читать сообщение при всех.

На кухне дрожащими руками еле-еле ставлю чайник, прикрываю дверь и, наконец, тянусь к телефону.

ДЫМ: С Днем рождения, малышка

Я: У нас все хорошо???

ДЫМ: Да. Соскучился

ДЫМ: Очень соскучился

Мне кажется, что это звучит примерно как: «Я думал о тебе все время и мне было так же плохо». И даже если это совсем не так, я просто представлю, что в моей вселенной существует только эта правда.

Я: И я оченьоченьоченьочень соскучилась!

Я: Мои единорожки умирают без тебя

ДЫМ: Ты умудрилась сломать пробел и в новом телефоне?

ДЫМ: Хочу тебя увидеть. Когда?

Я набираю сообщение в ответ, но дверь кухни открывается и на пороге появляется Нина.

Что-то в ее взгляде действует на меня как магнетический, вгоняющий в ступор свет-сигнал, и я не сразу понимаю, что до сих пор держу телефон в руке, а это совсем не безопасно, потому что в отличие от родителей, для которых все телефоны просто плоские черные прямоугольники, Нина прекрасно видит разницу. Тем более, она-то точно знает, каким был ее прошлый телефон с трещиной через весь экран.

— Покажи, - сестра протягивает руку.

У нее новый золотой браслет с лаконичным кулоном в виде снежинки. Понятия не имею, почему обращаю на это внимание, но почему-то кажется, что это имеет значение. Нина любит более крупные украшения.

— Дорогой подарок, Ребенок. – Сестра подгоняет меня характерным движением пальцев. – Твой… парень очень щедрый.

Она и мысли не допускает, что юнга на корабле может поднять бунт.

Но.

— Это не твое дело, Нина, - говорю я, пряча телефон в карман. – Моя личная жизнь не касается никого, кроме меня.

Сестра удивленно вскидывает брови, но не настаивает. Правда, и из кухни тоже не уходит – просто смотрит на меня так, будто пытается считать мысли невидимым сканером.

— Он определенно не твой ровесник. И такие подарки не делают просто так, значит, ты с ним спишь. – Вряд ли она хочет меня обидеть. Скорее, пытается прорубить тропу за стену в моей глухой обороне. – И ты его почему-то прячешь. Он женат? Или просто… очень старше тебя?

— Это тоже не твое дело, - слишком резко реагирую я.

— Я его знаю? – никак не реагирует на мои слова Нина.

— Нет, - вру я. И сейчас я так же далека от угрызений совести, как Земля от Юпитера.

— «Брайтлинг» тоже его подарок? – Она громко бьет ладонью по столешнице, в которую я упираюсь бедрами. – Антон, да?

Свист чайника отвлекает ее внимание, и я сбегаю из кухни.

********

Я сажусь за праздничный стол, но от моего хорошего настроения не остается и следа. Хочу взять стакан с соком, потому что в горле противный горький ком, но дрожащие руки выдают меня с головой. И стоит посмотреть вокруг, как сразу начинает казаться, что всем вокруг давно понятно, какая я лгунья, и взгляд матери из понимающего становится осуждающим. Хоть это и плод моего больного испуганного воображения.

Нина возвращается через пару минут и, как ни в чем не бывало, предлагает переходить к десерту.

Я знаю, что она уже все знает.

Но почему-то не говорить родителям.

И могу только представить, что сейчас чувствует, потому что это я – плохая младшая сестра, которая увела ее мужчину. Увела человека, который – теперь я это знаю – нравится ей не первый год. Которого родители хотят видеть у нее в мужьях. Которого я ни за что не отпущу, пока он сам не скажет, что мне пора уходить. Хоть я слишком сильно и наивно влюблена, чтобы без кома в горле думать о таком развитии наших отношений. Мне наивно хочется верить, что мы с Антоном не закончимся… вот так, как это обычно бывает, когда люди становятся просто сексуальными партнерами.

Только после того, как я вяло задуваю свечи на праздничном торте, на который мама потратила несколько часов, выдается минута, чтобы закрыться в ванной и ответить Антону. С ужасом смотрю на время – с момента его сообщения прошел почти час, и уже десять вечера, и у меня нет ни единого предлога, чтобы ускользнуть к нему хотя бы на полчаса. Это просто убивает. Как будто я живу в клетке безумного ученого, а мое сердце, отдельно от тела, бьется в банке у него на лабораторном столе.