Моё Золотое руно (СИ) - Гордиенко Екатерина Сергеевна (читать книги онлайн бесплатно полные версии txt) 📗
Ну, насчет двух раз он загнул, но я тоже ожидал более высокой цены. Сейчас на столешнице лежало только две трети приготовленной суммы.
— Сможете. — Похоже, Соломон Рамштейн никогда не говорил «нет». Но его «да» порой звучало весьма зловеще. — Если подождете до весны. Тогда цены, несомненно, поднимутся.
Франц с видом победителя развел руки в стороны: мол, хорошо, что вы и сами все понимаете.
— Но, — продолжал нотариус, — я тут навел кое-какие справки. Учитывая размер долгов, сделанных вами в Фанагории и Дессе… — шнайдеренок слегка скис, — … и возможности людей, которые вас разыскивают, временем вы не располагаете. От слова «совсем». — Судя по вмиг поскучневшему лицу Франца, так оно и было. — С другой стороны, мы можем передать вас этим людям и получить за это небольшую премию.
Получив свой кивок от Соломона, Ваня Андруцаки выхватил из-за пояса пистолет и грохнул им об стол. Франц вытаращил глаза, я же про себя порадовался, что смотрит он не на пистолет, а на кровожадную Ванину физиономию.
— И так, я вписываю двести тысяч. — Подвел итог нотариус. — Есть еще вопросы?
— Ээээ… а что это за покупатель Тезей Ангелис? Я такого не знаю. — Франц еще раз прочитал документ, уже с заполненными графами «Сумма» и «Особые условия».
— Очень достойный молодой человек, — заверил его Соломон. — Подписывайте.
— А… бля! Сто тысяч Грете Шнайдер! Ей-то с какой стати? Она не наследница.
— Так называемая Грета Шнайдер является вашей матерью, молодой человек. — С таким выражением лица тетя Песя обычно произносила «вонь подретузная». Само собой, такой характеристики удостаивались не самые достойные личности. — Она так же получит возможность проживать во флигеле. Если, конечно, это вас интересует.
Судя по всему, судьба матери младшего Шнайдера интересовала меньше всего. Он очень тщательно пересчитал купюры в пачках, попросил заменить несколько, по его мнению, слишком ветхих. Затем подписал бумаги.
— И вот здесь, — ткнул пальцем Соломон. Еще некоторое время заняли удостоверительные надписи и сверка обоих экземпляров. Наконец, Франц Шнайдер был отпущен на волю: — Ваш экземпляр договора. Счастливого пути, молодой человек.
— Я еще не уезжаю, — огрызнулся шнайдеренок.
— Наоборот, вы очень торопитесь, — возразил Рамштейн, — потому что Леня Лимончик получил информацию о вашем местонахождении… — он достал из жилетного карманы часы-луковицу, щелчком поднял крышку, — … ровно час назад.
— Су-у-ука! Старый пидор! — Франц метнулся из кухни.
В одной из дальних по коридору комнат — судя по всему, его спальне — раздался грохот. Через несколько минут младший Шнайдер появился оттуда с чемоданом на колесиках и дорожной сумкой. Уже не обращая внимания на нас, он выгнал из гаража свою тойоту, забросил барахло в багажник и запрыгнул в машину.
Снова рев мотора, визг шин…
— Дело сделано, — заключил Соломон Рамштейн.
— Точно. Прямо зайчиком метнулся, как услышал про Леню, — согласился Ваня.
Это были его первые слова за последний час.
— Дядя Шлёма, неужели вы его сдали бандюкам? — Все же такого коварства за стареньким нотариусом я не подозревал.
— Нет, конечно. — Он убрал часы в карман и стряхнул с рукава невидимую пылинку. — Просто хотел, чтобы он слинял отсюда бекицир (30). — Соломон расслабился и допустил в свою речь жаргон родной Чембаловки. — Нечего ему приличным янг даме (31) майсы про любовь рассказывать. Любишь — так женись, а нет — так наше вам адью.
Я сунул руки в карманы и задумчиво посмотрел на верхушку тополя. Итак, Ваня нас повеселил, Соломон Рамштейн заключил сделку, сбил цену и отомстил за поруганную честь Наташи, той маленькой девушки, помощницы Медеи.
Мне же ничем особенным блеснуть в этой истории не удалось.
— Дядя Шлёма, вы самый лихой гешефтмахер в Ламосе. Снимаю шляпу.
Нотариус с достоинством принял протянутую мной ладонь:
— Моя хорошая знакомая мадам Фельдман сказала, что вы очень приличный юнгерман. И вы знаете, Ясон, — он взглянул на меня поверх очков, — так оно и оказалось.
Я ухмыльнулся: кажется, мне присвоили знак качества.
Со стороны могло показаться, что жизнь моя прочно вошла в колею. Рано утром я отчаливал от рыбачьей пристани и ставил баркас на якорь под домом Ангелисов. Тесей, чаще всего сопровождаемый дружком Ленькой, вприпрыжку спускался с горы и, не сбавляя скорости, в туче брызг сначала бежал, а потом плыл ко мне.
Я вылавливал из воды обоих мальчишек, как щенков, и мы шли в море. Сети, стирка одежды, завтрак на борту тети Песиными «пирожкес», потом замеры дна, скорости течения, температуры. Свои записи я теперь вел в ноутбуке, там же составлял карту морского дна.
Для обеда причаливали к берегу, для чего обустроили неизвестное туристам и малопосещаемое аборигенами устье Мелласа. Здесь была и чистая вода и принесенный бурной речкой плавник и благословенная тень от круто уходящей вверх скалы Ифигении.
Пока объевшиеся ухи на барабульке пацаны дрыхли в тени, я снова брался за записи, сравнивая свои данные с отчетами Института океанологии. И обалде… (зачеркнуто) удивлялся.
Складывалось впечатление, что тот Понт Эвксинский, в который погружался я, был на несколько градусов теплее, а течение, мягко баюкая в своих ладонях, всегда несло меня к одному и тому же месту — мысу Фиолент, где я впервые увидел голубые огни под водой.
Может быть, то был дар Богини, или знак, что отныне вся моя жизнь стала служением ей — я не задумывался. Просто принял свою судьбу, как одну из множества человеческих судеб, нанизанных на веретено Ананке (32). И жаловаться на богиню неизбежности мне не приходилось. Этим летом я с благодарностью принимал все ее дары, и в первую очередь самый щедрый из них — Тесея, моего сына.
Уже сейчас, наблюдая, как быстро он осваивает навыки задержки дыхания и погружения на глубину, я гордился им. Десять минут под водой для семилетнего мальчика были результатом невероятным. При правильных тренировках он играючи побьет рекорды Майоля, Пелиццари и Родригеса (33).
Во всяком случае, я мог не беспокоиться, что всю оставшуюся жизнь мальчику придется зарабатывать на жизнь однообразным трудом на земле. Несколько чемпионатов по фридайвингу обеспечат ему безбедное существование, а дальше он сам будет решать, как ему жить.
Часов в пять я высаживал обоих парнишек — накормленных и в чистой одежде — на рыбачьей пристани. С учетом захода к мороженщику и каких-либо непредвиденных приключений, они добирались до дома к шести.
Таким образом, мы достигли безмолвного соглашения с Медеей: наш сын проводил день со своим непутевым отцом, но был присмотрен, накормлен и доволен жизнью.
А по вечерам я вплотную взялся за шитье. За отвороты всех брюк, в манжеты и воротники всех рубашек, во все двойные швы вставлялось тайное оружие, которое должно было помочь мне, если дело дойдет до прямого столкновения с Моней Каплуном — куски толстой лески, пилки для ножевки… ну и кое-что еще.
То, что нам еще предстоит окончательно выяснить отношения, я не сомневался. Моня обладал цепкостью пиявки и злопамятностью помойной крысы.
Жаль, что я не ошибся.
Его присутствие я просто почувствовал. Стараясь не делать резких движений, поднял глаза и посмотрел на невысокого щуплого мужичка в джинсах, сандалиях и невнятного цвета майке. Выделить его взглядом среди гуляющих по набережной людей, а тем более, запомнить, было невозможно.
И все же, я попытался. Ну… волосы у него были, хоть и редковатые. Какого-то мышастого цвета. Нос и рот тоже присутствовали. И глаза… короче, их было два. И они совершенно ничего не выражали.
— Моня тебя ждет. Сегодня. В конце набережной. В девять.
Вот так. И ни «здрасьте» тебе, ни «добрый день».
— Пусть идет в жопу. Я ему ничего не должен.
На лице мышастого проскользнуло нечто близкое к удивлению. Впрочем, мне могло и показаться.
— Он не поймет.
