Химия без прикрас (СИ) - "agross" (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
— Дмитриева, ответь мне на один вопрос: ты все мозги растеряла? — он нависает надо мной, и его шепот слышится так близко, что я чувствую, как тело покрывается мурашками. — Не дай Бог, шов разошелся!
Молчу. Не знаю, что можно ответить в такой ситуации. Все это действительно безответственно с моей стороны, пожалуй. Надо было дождаться, пока рана заживет, а не пытаться потопить свои чувства и беспокойства в рутине учебы.
Дмитрий Николаевич, не церемонясь, снимает с моего живота повязку и осматривает рану, промокая кровь салфеткой. А я задерживаю дыхание, чувствуя грубые прикосновения пальцев Дмитрия Николаевича. Он страшно зол. Пусть он молчит, но я ощущаю кожей его гнев. Он витает в воздухе, заставляя сердце испуганно замирать. И самое лучшее сейчас — вести себя как можно тише. Не буди лихо, пока оно тихо.
— Разошелся? — не выдержав напряжения, спрашиваю я.
— Твое счастье. Нет, — зло отвечает Лебедев. — Но кровит.
— Простите меня, Дмитрий Николаевич, — мне стало невероятно стыдно. Теперь, когда Наумов, за молчание которого я не могу поручиться, в курсе того, что мне с химиком есть что скрывать, я понимаю, как же это было все глупо…
— Я же сказал тебе оставаться дома! Что, позволь мне поинтересоваться, привело тебя сюда сегодня?! Ты вообще ничего не понимаешь?! Дмитриева, да какого черта?! — он еле сдерживался, чтобы не наорать на меня. Мне даже стало казаться, что еще немного, и он меня попросту ударит.
— Я думала, мне так будет легче, думала, что так смогу отвлечься, не думать о… — чувствую, как жжет швы, когда он начинает их обрабатывать. И благодарю небеса, что так и не договорила такое рискованное «о нас».
Химик кладет руки на стол с двух сторон от меня и, наклонившись, всматривается свирепым взглядом в мое лицо. На несколько мгновений повисает напряженная тишина, которую первым нарушает Дмитрий Николаевич, словно не в силах больше сдерживаться.
— Ты хоть понимаешь, каково мне?! — я чувствую привычный запах сигарет, исходящий от него, вкупе со своим безумным страхом. Сердцебиение мое, похоже, где-то затерялось, боясь воспроизводить хоть какой-то звук в присутствии Лебедева. — Ты хоть на секунду можешь себе представить, что творится внутри меня? Ты появляешься посреди урока, в полуобморочном состоянии, бледная, в обнимку с этим… Недомерком! Ты думаешь, я не понимаю тебя? Я устал, понимаешь, Дмитриева? Я невероятно устал! Мне надоело все это терпеть! Черт… — выдыхает он, прикоснувшись ладонью к моей щеке. Он приблизился ко мне еще сильнее и, закрыв глаза, тяжело выдохнул.
— Так нельзя, — тихо шепчу, чувствуя, как его вторая рука касается спины. А горячее взволнованное дыхание обожгло губы.— Так нельзя, Дмитрий Николаевич…
— Сил больше нет слышать твое «Дмитрий Николаевич»…
Знаете, иногда бывает такое предчувствие, что ты обязательно должна поступить именно так и никак иначе. Ты будто слышишь голос самой вселенной, отдающей тебе команды в твоих дальнейших действиях. И ты беспрекословно выполняешь все эти команды. Все, до единой. А потом понимаешь, что иначе и быть не могло. Если бы ты поступила иначе, все было бы совсем не так.
Если бы я осталась дома, то ничего бы не изменилось. Я бы не услышала его искренние слова, которые дались ему с таким трудом. Я бы не смогла сейчас почувствовать снова его теплые губы на своих губах. Я бы не почувствовала его запах, ставший для меня таким родным. Я бы не ощутила прикосновения его требовательных рук, прикасающихся ко мне с такой настойчивостью, но в то же время и с осторожностью, стараясь не задеть ранение…
Если бы я поступила иначе, я бы не сорвалась в эту бездонную пропасть…
— Так нельзя, — снова шепчу я, когда он на мгновение отстраняется.
— Плевать, — выдыхает Дмитрий Николаевич, и наши губы вновь сливаются в поцелуе. Кажется, время остановилось. Это не было похоже на тот скромный поцелуй в его день рождения. Это было нечто большее. Казалось, мой учитель спустил все свои чувства с цепи, на которой он их удерживал.
Если бы я поступила иначе, ничего бы этого не произошло.
И сбоку от нас, со стороны двери, не раздался бы этот неловкий кашель…
Дмитрий Николаевич резко отстранился, чертыхнувшись, а я, словно пытаясь спрятаться, прикрыла рот рукой. Спустя несколько секунд до меня дошло, что на мне еще и блузка расстегнута… Было даже страшно повернуться, чтобы увидеть, кто нас только что застал. Это конец.
— Я не вовремя, — голос Марины Викторовны я готова была услышать меньше всего. — Зайду попозже.
Аккомпанементом удаляющихся шагов руссички стал звонок с урока. Лебедев молча уходит, чтобы отпустить класс, а я чувствую подступающий ком слез в горле и липкий холод паники и страха… И все мое самообладание разбивается вдребезги.
Все.
Что теперь делать?! Меня выгонят, а его? Уволят? Посадят? Я же несовершеннолетняя! И все эти кровавые марли на столе вокруг нас! Это точно конец. Плевать на смены, на все эти идиотские практики! Что теперь будет с нами?!
Лебедев возвращается и, достав из кармана халата пачку сигарет, открывает окошко и импульсивно закуривает. Нервно выкурив треть сигареты, он, наконец, смотрит на меня и, видимо, прочитав весь мой испуг на лице, снова поворачивается к окошку, привычно сомкнув пальцы на переносице. Он всегда так делает, если смертельно устал или ему надо сосредоточиться. Этот факт о нем я усвоила…
— Я думала, здесь поставили датчик дыма, — не знаю, почему я решила сказать именно это. После всего, что здесь произошло… Видимо, человеку свойственно в экстренной ситуации думать рассеянно или о какой-нибудь ерунде. Хотя нет. Это свойственно мне одной.
— Поставили, — отвечает химик, утвердительно кивнув.
— А как же вы тогда…
Он молча показывает пальцем наверх, и я поднимаю взгляд к потолку. На дымовой датчик было что-то надето, обтягивая его, словно пакетом по периметру, и нелепо свисая вниз причудливым колпачком.
— Что это? — не сразу поняла я.
— Догадайся, — на мгновение Лебедев ухмыльнулся. И тут до меня дошло, что именно это было. Презерватив!
— О, Господи!
Слышу, как химик в голос смеется, и невольно присоединяюсь к нему, понимая, что смех наш звучит хоть и искренне, но все-таки несколько нервозно. Завтра, а может уже и сегодня, все может полететь в тартарары, а мы здесь ржем, как два коня под дымовым датчиком в презервативе…
— Что нам теперь делать? — успокоившись, тихо спрашиваю я, ощущая снова эту противную истерику, просящуюся наружу.
— Ну, тебе — позвонить кому-нибудь из подруг, попросить их составить компанию, пока я не освобожусь. Посидите в столовой, например, сладкий чай не помешает. А потом тебе надо будет собраться с силами и подождать меня на автобусной остановке. Домой поедем, — спокойно ответил он.
— Но Марина Викторовна? Она же видела нас! Она…
— Я в курсе, — так же спокойно перебил меня химик. — Звони Хвостовой, и постарайтесь особо не попадаться никому на глаза. Я все улажу.
========== Глава 16. О семейных секретах и “мужских” супах. ==========
Время тянулось бесконечно.
Облокотившись об обшарпанную стенку в столовой, я с горечью думала, что ожидание в полной неизвестности тоже в какой-то степени ужасно. Хотя, как Лебедев собрался все «улаживать», я себе просто не представляю. Поэтому нервозность моего пребывания в столовой зашкаливала по всем параметрам. Но сладкий чай изменил положение в лучшую сторону. Тело наполнилось сладкой расслабляющей истомой, и даже недовольный взгляд подруги и напряженное молчание стали не такими тягостными, как мгновение назад. Стоило лишь пригубить этот чудесный, но в то же время простецкий напиток.
Если бы не томительное ожидание и застрявший в голове образ удивленной руссички, то вообще было бы прекрасно. Как представлю, что химик пойдет с ней разговаривать… Господи, что он ей скажет?!
Хвостова обиженно бросила мне что-то про разведку и про партизанов, а потом, достав огромную рабочую тетрадь по английскому, углубилась в изучение домашнего задания, оставив меня наедине с саднящим боком и стаканом чая. Возможно, стоило что-то поесть, но в данный момент мне кусок в горло не лез.
