Гипноз для декана (СИ) - фон Беренготт Лючия (библиотека электронных книг TXT, FB2) 📗
Поняв, что его уговоры бесполезны, он ругнулся, отбросил мою руку и сам принялся втираться пальцами мне между складочек, плоско и широко втираясь между припухшими, широко распахнутыми складочками, гуляя вдоль по клитору и придавливая самые чувствительные его места…
И не останавливался — продолжал вбиваться в меня, придерживая свободной рукой.
— Оохх… о боже… о… — через минуту уже стонала я. Пальцы на ногах поджимались, в бедрах скрутился тугой, готовый взорваться узел…
Меня трахают на балконе — вдруг взметнулось в мозгу. Меня могут увидеть. И даже записать на чей-нибудь телефон. Меня. Согнутую в поясе, с ногой на стуле — практически голую, с мужчиной, который пилит меня сзади, одновременно лаская рукой промежность… И, возможно, когда-нибудь даже покажут мне это видео.
От чего-то эта мысль стало последней каплей.
Я извращенка… было последней разумной мыслью. Извращенка и мазохистка, которую возбуждает публичный секс. И о да, я никогда не снимала никаких «хоум-видео», но боже как же я хочу это сделать…
— Оооххх… — тело мое выгнулось в сильнейшем оргазмическом спазме, волны удовольствия буквально подбросили, вдавливая в перила балкона.
Поняв, что я кончаю, декан тоже дал себе волю — зарычал, впился пальцами бедро и плечо, вжимая в себя и ударился несколько последних раз, пульсируя и изливаясь глубоко внутри меня с тяжелым, вымученным стоном сквозь зубы…
Пытаясь совладать с разнузданным дыханием, мы оба какое-то время не двигались, нависая над чугунными перилами. Звуки постепенно восстанавливались, туман перед глазами рассеивался…
— Анвар, ты это слышал? — вдруг донеслось из-за живой заросли забора, на фоне звука скребущих траву грабель. — Там трахаются, по ходу! Прямо в саду!
— Слышал, не слышал… Какая разница? — ответил медлительно-равнодушный голос с явственным кавказским акцентом. — Ты, главное, не завидуй, Дениска. У кого такой сад — тому всё можно…
И всё это так громко и отчетливо, будто траву скребли в двух метрах от нас.
Сложившись пополам от тихого хохота, Игнатьев упал на стул и притянул меня к себе на колени.
— Ты говорил, тут никого нет! — зашипела я, хлопая его ладонями по голове.
— Я говорил, что ничего не видно! — оправдывался он, шутливо закрываясь от меня руками. — Я же не обещал, что и не слышно! Ну хватит, хватит, разошлась! Пойдем внутрь, я искуплю вину роскошным куни!
Я замерла, глядя ему в глаза.
— Ты же сказал, что не хочешь пока… ну… это самое… мне делать. Пока не выяснится с записью.
Он тоже замер, явно прокручивая то, что я сказала, у себя в голове. И вдруг стало понятно, что дело тут не только в каком-то банальном «куни».
Потом он медленно, костяшками пальцев погладил меня по щеке и поднял лицо за подбородок.
— Ты знаешь… как это ни странно… но я тебе верю. А то видео, о котором ты говорила… да и хрен бы с ним. С кем не бывает…
Мои глаза расширились — охренеть, что секс на балконе с мужиками делает… Вот так просто — берет и верит мне. А может, это от того, что я отказалась мастурбировать при нем? Типа шлюха бы не отказалась?
— Правда? — я проглотила ком, застрявший вдруг в горле. — А… наркотики — те, что у девчонок нашел? Тоже отдашь?
Он оторвал руку от моего лица и погрозил мне пальцем.
— Не перегибай палку, Сафронова. Наркотики не отдам. Пошли, приготовишь нам что-нибудь на завтрак и поедем заберем твои вещи из общаги.
— З-зачем? — придерживая простыню, я еле поспевала за ним.
— Затем, что с сегодняшнего дня ты, Сафронова… переезжаешь ко мне жить. Не доверяю я твоим соседкам — спасибо, что напомнила.
Глава 26
Загипнотизировать Игнатьева в тот день у меня так и не получилось — уж больно сумбурный и занятой день у нас получился. Всё-таки для удачного сеанса необходимо расслабиться не только жертве, но и самому «мастеру». А переезд, тем более срочный, спокойствию не способствует.
— Ты хоть расскажи, где жить будешь! — молили в голос подруги, в полном недоумении наблюдая за моими поспешными сборами.
Но рассказать я ничего не могла, как бы ни хотелось — Андрей строго-настрого запретил мне выдавать место моего нового обитания.
Пришлось всем врать, что я переселяюсь в квартиру одного богатого родственника, которому срочно понадобилось уехать, и, кроме меня, последить за дорогущей хатой, котом и домашними растениями, просто некому.
В принципе, мне верили — все, кроме соседок-подружек. Те ведь прекрасно помнили, что мой неожиданный переезд случился сразу же после того, как декан обнаружил у нас в комнате пакетики с наркотой. Не нужно было быть гением, чтобы сложить два и два и понять, что я теперь буду отдуваться за их безалаберность — тем более Кира и раньше подозревала нас с деканом в секретной связи.
Однако даже им нельзя было открыть правды — у Андрея против моих подружек сложилось стойкое негативное предубеждение, и запрет обсуждать с ними эту тему был выписан мне отдельной строкой.
Я подозревала, что дело тут не только в наркотиках. Он словно бы силился что-то вспомнить, когда заходил разговор про Киру и Ренату — что-то важное и крайне неприятное, связанное с ними. Но, так и не вспомнив, ограничивался тем, что повторял:
— Не вздумай ничего им рассказывать! Ни куда ты уезжаешь, ни о нас двоих, поняла?
— Но Андрей… — я разводила руками. — Они ведь не полные дуры. Уже несколько дней как подозревают — с тех пор, как ты за мной пришел… А тут просто черным по белому… Я что, должна врать им в глаза, зная, что они всё знают?
— Они не знают. Они подозревают, — парировал он. — А вот когда ты им всё расскажешь в порыве откровения, и они запишут тебя на телефон — ты лично дашь им в руки оружие для шантажа. Ты в курсе, что меня могут уволить за связь со студенткой? А тебя выгнать за связь с преподом…
— С какой стати они будут меня записывать? — сердилась я. — Они всё-таки мои подруги, а не враги…
— Понятия не имею, с какой. Но я тебе советую быть с ними настороже. Особенно с этой… как ее… Кирой.
Глупости, конечно. Однако отношения с любимым мужчиной портить не хотелось, и я решила, что пусть лучше подруги думают про меня плохо, чем мой… эммм… кем бы Андрей Федорович Игнатьев для меня ни приходился.
В результате получилась ерунда — я знала, что они знают, куда я направлюсь после того, как соберу манатки, а они знали, что я знаю, что они знают. Но все вместе мы делали вид, что я буду жить теперь в квартире у какого-то богатого родственника.
— Ты хоть не забывай нас! — неодобрительно качая головой, наставляла Кира. — Звони от своего… родственника. Как-никак год вместе живем.
— Обязательно буду звонить! — горячо пообещала я, чувствуя себя виноватой — и потому что так явно врала, и потому что бросала их ради всеми нами ненавидимого декана.
Притворяться, что иду к нему не по собственному желанию, было невозможно — с каждой упакованной шмоткой мое лицо светилось всё ярче и ярче. Под конец, представив себе, как он ждет меня в машине за углом общежития, я еле-еле подавила счастливую улыбку.
— А давай, может, съездим куда-нибудь после учебы? Завтра? А? — переглянувшись с Кирой, предложила вдруг Рената, когда мы уже обнимались перед входом. — А то как мы еще будем видеться, раз живем раздельно?
В душе моей что-то неприятно кольнуло — в голосе подруги мне послышалась странная, плохо замаскированная фальшь. Словно ей было неприятно предлагать мне встретиться, но приходилось.
В легком недоумении я пожала плечами.
— Ну… можем, наверное. Если я не буду занята.
Тяжелая пауза повисла между нами — слишком явно каждый из нас явно что-то недоговаривал. Наконец, Кира спохватилась и махнула рукой, словно стряхивала неловкое молчание.
— Кстати, а что там с твоими анализами, Алинчик? Из больницы? Есть результаты?
Лицо мое на мгновение вытянулось.
— С какими анализами? А… — я вспомнила о своем недавнем вранье. Господи, ну и завралась же я! — Пока ничего вроде. Не звонили. Да и не будет там ничего, я ж говорила вам…
