Не учите меня жить! - Кайз Мэриан (читать книги без txt) 📗
Свои ляжки я ненавижу с детства и отдала бы что угодно, только бы они похудели. Я даже молилась об этом один раз. Мы пошли к Рождественской мессе (мама требовала, чтобы мы ходили к мессе всей семьей, и я научилась мириться с этим. За ропот и пререкания нас лишали мороженого за обедом). Когда священник возвестил, что теперь каждый может попросить господа о самом сокровенном, я помолилась, чтобы у меня были стройные ноги. После службы мама спросила, о чем молилась я, а когда узнала, пришла в ярость и заявила, что о таких вещах просить бога недостойно и неприлично. Тогда я, устыженная, вернулась в церковь, смиренно склонила голову и помолилась, чтобы господь даровал стройные ноги ей, папе, Крису, Питу, бабушке Салливан, голодающим в Африке и всем остальным, кому они нужны.
Но господь не вознаградил мое бескорыстное рвение, ляжки у меня остались такие же неизящные, как были, и тогда я поняла, что единственный способ зрительно уменьшить их — окружить большими предметами. Поэтому я надела тяжелые, громоздкие ботинки. Потом пришлось несколько смягчить походный вид пушистым розовым джемпером из ангоры цвета «девичья мечта» и просторной курткой в черно-синюю клетку, в которой я кажусь маленькой и хрупкой.
Следующий час я провела, стараясь создать впечатление, будто я кое-как заколола волосы на макушке. Потребовалась целая вечность, чтобы уложить мои кудряшки так, словно они разлетелись от случайного порыва ветра.
Затем последовал тщательный обильный макияж, которого вообще не должно быть заметно на лице, будто я совсем не красилась, а только умылась холодной водой: естественный румянец, чистая белая кожа, ясные глаза и свежие губы.
Гаса я обнаружила в гостиной, увлеченного беседой с Карен, Шарлоттой и Дэниэлом. Казалось, что их связывают узы ближайшей дружбы, что они знают друг друга всю жизнь. Сердце мое радостно подпрыгнуло. Я хотела, чтобы он понравился моим соседкам по квартире и друзьям. И чтобы они понравились ему.
Хотя, если можно, не настолько явно.
Хуже взаимной неприязни между вашим парнем и вашими знакомыми и близкими может быть только одно: чересчур пылкая симпатия. Она способна привести к ужасным осложнениям, непониманию и интимным проблемам.
Тем временем Шарлотте позвонил Саймон, и она, уже накрашенная и надушенная, возбужденно готовилась к выходу.
— Презервативы, — лихорадочно бормотала она, копаясь в сумочке, — презервативы, презервативы, тут они или нет?
— Вы ведь только пообедать собираетесь, — заметила я.
— Люси, твоя наивность меня удивляет, — надменно возразила она. — А, вот… черт, всего один… а какой? Ага, с ароматом ананаса. Ладно, сойдет.
— Люси, ты прекрасно выглядишь, — восхищенно сказал Дэниэл.
— Ага, правда. Очень красивая, — подтвердил Гас, оборачиваясь, чтобы разглядеть меня получше.
— Да, красивая, — эхом повторила Шарлотта.
— Спасибо.
— Ну что, пошли? — спросил Гас, вставая.
— Идем, — ответила я.
— Чрезвычайно приятно было со всеми вами познакомиться, — обратился к собравшимся Гас, уже напрочь забыв об обидах и недоразумениях вчерашнего вечера, — и желаю удачи с… гм… ну…
Так и не вспомнив, с кем, он кивнул Шарлотте.
— Спасибо, — натянуто улыбнулась она.
— Хорошего дня, — подмигнул мне Дэниэл.
— И тебе, — подмигнула я в ответ.
26
Хорошо хоть дождь не шел. Было холодно, но небо синее и безоблачное, и совершенно безветренно.
— Люси, у тебя перчатки есть?
— Есть.
— Дай мне.
— На.
Эгоист чертов.
— Да нет, нет, не так! — рассмеялся он. — Смотри, одну тебе на крайнюю правую руку, вторую — мне на крайнюю левую, теперь возьмемся за средние, и всем будет тепло. Поняла?
— Поняла.
Это было здорово, потому что полностью разрешило неловкий вопрос, как и когда браться за руки. Вчера вечером в пьяном угаре у нас никаких затруднений не возникло, но при трезвом холодном дневном свете все по-другому.
Мы шагали, раскачивая руками, и холодный воздух румянил нам щеки.
Потом сидели на скамейке, не разнимая рук, и наблюдали за прыгающими вокруг белками.
Я немного стеснялась, но все-таки не могла отвести глаз от Гаса. Он был великолепен: черные блестящие волосы, чуть колючий подбородок (эпилятора Карен он, по-видимому, не нашел), ярко-зеленые в морозном свете зимнего дня глаза.
С ним было просто чудесно!
— Хорошо как, — вздохнула я. — Я так рада, что ты вытащил меня сюда.
— Рад, что ты рада, крошка Люси Салливан.
— И белки такие милые, — продолжала я. — Мне нравится смотреть на них. Бегают, резвятся, играют…
Гас встрепенулся и уставился на меня.
— Ты серьезно? — с крайне обеспокоенным видом спросил он.
Что там еще, недоумевала я, чувствуя себя все более неуютно. Неужели он снова пустится в безумный полет фантазии? Кажется, мои опасения были не беспочвенны.
— Так вот, — процедил он, — разреши тебе заметить, что близится конец света, если невинные твари, жители лесов и полей, станут развлекать себя бессмысленными и опасными азартными играми… хотя я забыл, здесь все-таки Лондон, город великих возможностей. Значит, еще немного, и они начнут курить марихуану!
Господи, ужаснулась я, да он спятил! Но принимать его всерьез все-таки не захотела и расхохоталась так, что едва могла говорить.
— Да не азартными, просто играми! — выдохнула я.
— Я и в первый раз отлично слышал тебя, Люси, — оскорбленно возразил он. — И что ты имеешь в виду? Собачьи бои? Скачки? Бинго? Глаза вниз, на дорожку, и две толстые тетки вдогонку за белочками? Карты? Однорукие бандиты? Рулетка? Riеп пеvaplus! Только этого, то есть, не хватало, вот что я тебе скажу! Нет больше невинности и чистоты, Люси! Все испоганено, опорочено, запачкано! При одной мысли, что маленькие белочки играют — и во что, — у меня рвется сердце. В Донеголе бы такого не случилось. Чем им не нравилось собирать орехи? Надоело, наверное. Скучно стало. А все это проклятое телевидение!
Он снова посмотрел на меня, и тут в его глазах что-то блеснуло.
— О, — устыженно воскликнул он, — о нет! Ты, верно, имела в виду просто игру, то есть веселье? Не азартные игры?
— Да.
— О боже! Прости, прости меня. Я тебя не так понял. Теперь ты подумаешь, что меня давно пора запереть в психушку. Комната без углов и все такое.
— Нет. Я думаю, с тобой весело.
— Очень мило с твоей стороны, Люси, — сказал он. — На твоем месте многие решили бы, что я сошел с ума.
— Почему это? — с любопытством спросила я.
— Догадайся с трех раз, — невинно предложил он. — И вообще, — продолжал Гас, — если они думают, что я ненормальный, посмотрели бы на остальных моих родственников!
Так-так! На горизонте забрезжили неприятные открытия. Но я расправила плечи и смело двинулась навстречу беде.
— А какие они у тебя, Гас?
Он криво усмехнулся.
— Как тебе сказать… Не люблю разбрасываться определениями типа «психически больные», но…
Я старалась скрыть тревогу, но, видимо, мои чувства все же отразились у меня на лице, потому что он громко расхохотался.
— Бедная маленькая Люси. Видела бы ты сейчас свое испуганное личико!
Я попыталась весело улыбнуться.
— Успокойся, Люси, я тебя разыгрываю. На самом деле психически они вполне здоровые…
Я вздохнула с облегчением.
— …в медицинском смысле слова… — продолжал он. — Но очень, очень эмоциональные. Да, наверное, это самое точное для них определение.
— Что ты имеешь в виду?
Лучше разобраться во всем здесь и сейчас, решила я.
— Даже боюсь рассказывать тебе, Люси: вдруг ты окончательно убедишься, что я сам псих. Когда услышишь, в какой обстановке я рос, то, наверно, закричишь «караул» и убежишь от меня.
— Не пори чушь, — твердо возразила я.
Но в желудке у меня тихонько заныло. Господи, прошу тебя, пусть все это не будет слишком ужасно. Он так мне нравится.
