Ненависть и ничего, кроме любви (СИ) - Романова Любовь Валерьевна (версия книг txt, fb2) 📗
— Соглашайся, — слышу его голос сквозь пелену.
— На что? — не может этот едва различимый голос принадлежать мне.
— Соглашайся, — повторяет Марк голосом, от которого дрожь по спине проходит.
Я улыбаюсь, а Марк наклоняется и оставляет легкие поцелуи на шее.
— Попробуем стать парой, — выдает Марк между поцелуями, а я — глупая, не удерживаюсь и смеюсь, — это так смешно? — спрашивает он, отстраняясь. Он злится, я почти уверена в этом.
— Нет, — быстро отвечаю, чтобы смягчить ситуацию, — но это трудно представить. Кроме того, почему ты исключаешь из нашего разговора Диану?
— При чем тут она?
— Но ведь вы же с ней тискались по всем углам?
— Между нами ничего нет, — уверенно отвечает Марк.
— А она об этом знает? — уточняю я.
— Она знала свой статус изначально. Не думай о ней.
Марк качает головой, возвращая обе ладони к моему лицу.
— Я же вижу, я чувствую, как ты реагируешь на меня, Вера. Тебе же нравится.
— Нравится, — соглашаюсь не раздумывая.
— Так в чем же дело? Ведь ты хочешь этого ничуть не меньше меня.
Ты даже не представляешь насколько! Ты-то судишь лишь по тому, что видишь днем, а я знаю, что происходит со мной и ночью.
— Ты торопишь. Ты наседаешь, — пытаюсь объяснить я.
— Я слишком долго ждал.
— Но я нет! Марк, как же ты не понимаешь? Всего пару дней назад ты сказал о своих чувствах! Лишь пара дней! — замолкаю, чтобы дать ему время понять, — дай мне время, — прошу немного погодя, — не целуй, не наседай, не преследуй. Мне просто нужно время.
Марк молчит, внимательно смотрит, а я лишь надеюсь, что он правильно поймет мою просьбу.
Глава 20
— Хорошо, — соглашается Марк, — но, Вера, ожидание не будет вечным, — добавляет он, заглядывая в глаза, и я понимаю сколь серьезны его слова. — И наш договор не означает, что мы будем сторониться друг друга и делать вид, что не знакомы.
— Пускай будет так, — соглашаюсь я.
— Ладно, — Марк отступает от меня и вместе с ним исчезает и завораживающее чувство, что окутывает словно теплым пледом.
Я вновь ощущаю промозглый холод, и даже жжение на лбу возвращается, словно перестало действовать обезболивающее. Накатывает такое разочарование, что душа начинает ныть, и растет желание отбросить все свои сомнения и чертов договор, что сама и затеяла. Но я знаю, что мне необходимо подумать и привыкнуть к новым ощущениям.
Темнеет быстро, поэтому кураторы на местах зажигают факелы и их хорошо видно на отдалении. Мы добредаем до второй точки и там нас ждет такой же хило стилизованный стражник в пластиковой маске не то льва, не то кота. У него действительно находится небольшая аптечка, правда ее содержимое скорее смешит: пластыри, бинт, перекись водорода и зеленка — вовсе не густо. Но этого хватает, что обработать мою царапину и заклеить ее во избежание попадания грязи.
На этот раз испытание, в котором непосредственное участие принимаем мы оба, и это испытание на память в чистую слизано из одноименной передачи: перед нами на столе лежит две длинных, но узких коробки, где в ряд уложены разноцветные шарики. Коробку приоткрывают на несколько секунд, предлагают нам запомнить последовательность цветов и за тридцать секунд выложить полную копию в пустой коробке. Если бы мы были настоящей командой, то запомнить не составило бы труда, ведь очевидно, что два человека должны запомнить лишь половину выкладки. Но куратор закрывает коробку быстрее, чем я успеваю предложить, и дает нам минуту на выполнение задания.
Марк сразу же принимается за работу. Он методично выкладывает цветные шарики один за другим, причем делает это крайне быстро словно боится забыть, что успел запомнить. Я не запомнила последовательность с самого начала, и надеялась только на него, но к концу ряда Марк вдруг остановился, положил в лунку сначала красный шарик, но подумав несколько секунд, заменил его на черный. При этом его указательный палец так и остался лежать на шарике словно он все еще сомневался в правильности своего выбора.
— Здесь красный, Марк, — говорю ему я потому что отчетливо помню, что два последних шарика были одинакового цвета и этот цвет был красным.
Марк повернул ко мне голову пристально посмотрел, затем его взгляд вернулся к шарикам, палец скользнул в сторону, и решения своего он не изменил. Неужели настолько не доверяет моей памяти? Даже обидно!
Импровизированный маэстро медленно тянется к своей коробке. Он делает это с таким нелепым пафосом, совершенно не соответствующем ситуации, что зарождается отчетливое желание дать ему пинка, да еще и открывать коробку начал нарочито неторопливо, раскрывая лишь по одному шарику. Понятно, что он копирует поведение ведущих из оригинальной игры, но в данном случае, он подзадоривает мое любопытство.
Остается открыть три последних шарика. Пока выкладка Марка верна, не ошибается он и со следующим шариком. В предвкушении я наклоняюсь ближе к столу, чтобы точно увидеть ошибся ли этот самодовольный индюк или нет. Куратор тянет край крышки еще на одно деление, и я отчетливо вижу красный шарик.
— Вот это провал! — вскрикиваю я радостно, хлопая ладонью о ладонь.
— Чему ты радуешься? — спрашивает Марк, хмурясь, — мы проиграли.
— Нет, — тяну я, улыбаясь, а потом к неожиданности Марка тычу в него пальцем — это ты проиграл!
— Отныне, — излишне наигранный голос куратора отвлекает нас от спора, — Вы пленник.
— Чего? — одновременно удивляемся мы с Марком.
— Вы не прошли испытание и не получаете ключ и тайную коробку, а проигравший становится пленником!
— И что теперь делать, — недоумеваю я, — он больше не может принимать участие в игре?
— Может если второй участник команды пройдет испытание и выручит пленника.
— Ну хорошо, — соглашаюсь я, — какое испытание нужно пройти?
Куратор отходит чуть дальше и скрывается за одним из деревьев, а возвращается с небольшим аквариумом. Из-за сумерек я не сразу вижу, что именно в нем находится, но подойдя ближе с ужасом отскакиваю назад. На дне ползает большое количество совершенно разных насекомых. Не знаю названий каждого, но мне это и не нужно, лишь завидя их огромные усы, лапки и черные крылья я готова бежать так далеко, как только могу.
— На дне аквариума находятся шайбы, — будто не замечая ужаса в моих глазах говорит куратор, — их нужно открутить и найти там четырехзначный код. Этот код станет паролем, который и освободит пленника. Ключ и коробку вы все равно не получите, но, по крайней мере, член вашей команды останется с вами.
— Нет уж увольте, — отвечаю я, качая головой, — прости, но эта игра не стоит моих нервов, — обращаюсь я уже к Марку.
— В таком случае игрок выбывает из соревнования и не сможет принять участие в финале, — заявляет куратор.
— Я думаю невелика беда, — отмахиваюсь.
— Ты готова меня бросить, — смеется Марк.
— Ты прекрасно знаешь, как сильно я боюсь насекомых. Может быть я найду Мартынова, и он согласится пройти это испытание?
— Если Вы покинете площадку, — тут же вставляет свое веское слово куратор, — пленник автоматически выбывает из игры.
— Значит такая судьба! — констатирую я, едва сдерживаясь, чтобы не прикрикнуть.
— Итак, Вы отказываетесь? — спрашивает куратор и своим пафосным голосом злит меня еще сильнее.
И чего я молчу? Конечно отказываюсь, как может быть иначе? Но тогда получится, что наша немногочисленная и не слишком сплоченная команда лишится одного сильного участника? А если впереди будут физические испытания? С меня спроса нет, с Ирки тоже. Остается Мартынов, а он справится? Снова я попадаю в ситуацию, в которой не была со школьной скамьи, когда вся команда проиграет из-за того, что я чего-то не могу. Может минутка или две в обществе насекомых не столь ужасно, как кажется?
— Ладно, — на ежесекундном порыве говорю я, и подхожу к аквариуму с тварями, пока не передумала.
— На выполнение задания дается шестьдесят секунд!
Сама не верю, что согласилась на этот ужас. У меня, кажется, даже сердце замирает, когда ладонь тянется к шайбам. Я выбираю те, по которым никто не ползет и кручу так быстро, как только могу, уповая на то, что цифры написаны на одной из них. И мои надежды частично оправдываются: на одной из шайб красным маркером нарисованы двойка и пятерка. А дальше меня сковывает страх. По всем шайбам кто-то ползает. Даже ненавистные хлебники тут есть — главный страх из детства. Тяну ладонь, чтобы смахнуть их, и тут же одергиваю, и снова протягиваю.
