Внеплановая беременность (СИ) - Кострова Валентина (первая книга .txt) 📗
— Ненавижу! — шиплю сквозь зубы, сверкая глазами. — Ненавижу! — хватаю рядом маленькую подушечку и кидаю в него. Он уворачивается, не вскакивает на ноги, в ответ не орет.
Он не понимает. Не хочется понять, насколько мне важно сейчас поехать с ним. Мне важен этот день. Где-то под пластом горя и отчаянья во мне бьется маленькая надежда, что все это ошибка. Дурной сон. Что ничего на самом деле трагичного не случилось. Мы сейчас поедем в роддом и заберем сына. Он у меня по-прежнему без имени. Это неважно, важно то, что я его сейчас не держу на руках, не прижимаю к груди. Меня обманывают. Я чувствую, что меня обводят вокруг пальца.
— Ты мне врешь. Все вы мне врете.
— Аня, прекрати.
— Мой сын жив. Я это чувствую, — отворачиваюсь от жалостливого взгляда Никиты, подгибаю коленки к животу, обнимаю подушку. Да, я верю, что мой мальчик жив. Сообщение Бориса Романовича с грустными нотками в голосе так и не уложилось в моей голове и в душе.
— Я ухожу, мать придет через полчаса, — Никита встает, я оглядываюсь через плечо. Он подходит к комоду, берет наручные часы, застегивает их на запястье. Сердце сжимает, рвется вместе с ним, прикусываю губу.
Я лежу неподвижно, как только раздается хлопок двери, заставляю себя встать с кровати. Медленно дохожу до окна, смотрю сквозь тюль на выходящего их подъезда Никиту. Возле его машины уже стоит машина Саши и Вани. Верные друзья сразу же отложили свои дела в сторону. Пришли поддержать. Обхватываю себя руками. Мне некому звонить и жаловаться, проклинать судьбу и вопрошать у Бога за что мне такое испытание.
Я вспоминаю, что два дня назад звонила мама. Я не перезванивала. Не до этого было. Сейчас беру свой телефон, возвращаюсь на кровать. Гудки, гудки, они очень действуют на нервы. Я уже собираюсь сбрасывать, как слышу мамин голос.
— Да, Ань.
— Привет. Ты звонила.
— Да, хотел спросить, когда деньги переведешь, нужно отцу лекарства купить, долг соседям отдать. И коммуналка. Ты в этом месяце будешь оплачивать?
— Почему я? У тебя есть заработок, у отца пенсия, живите по средствам.
— Что? — мама явно опешила от моих слов. Я прикрываю глаза. Как-то надоело.
— Я говорю, что у меня нет возможности тебе помогать, поэтому крутитесь сами.
— Тебя уволили?
— Мам, — смеюсь, откидываюсь на подушки. — Нет, меня не уволили. Я сейчас на больничном, а потом уволюсь. Не вижу смысла работать.
— С тобой все в порядке? Что ты такое говоришь?
— Нет, со мной не все в порядке. Я вот думаю, у тебя действительно нет материнского чутья или тебе по фигу на меня, лишь бы деньги присылала? А, мам? Как же понятие, что мать чувствует, когда ее ребенку плохо? Может ты мне и не мать вовсе!
— Аня, успокойся. Что случилось? Почему ты кричишь?
— Я кричу? — понимаю, что действительно разговариваю с мамой на повышенном тоне. Я себе ранее такого не позволяла. Шмыгаю носом, несколько слезинок скатываются по щекам. Мы слушаем дыхание друг друга, я не в силах ей признаться в своей трагедии. Однаков, прорывает. О своем горе хочется кричать на весь мир, чтобы знали все: знакомые и незнакомые люди.
— У меня умер ребенок, — тихо выдавливаю из себя. Может быть после этого я смирюсь. Попробую смириться. Может быть, признавшись вслух, мне станет легче. И я не буду придумывать сериальный сюжет. Увы, облегчение не приходит, а вот невыносимая тоска надвигается на меня как ураган. Я хватаю ртом воздух, а вздохнуть не получается.
— Доченька, как так? Почему ты молчала? Девочка моя, как же ты там одна? — мама начинает причитать в трубку, от ее жалости на душе легче не становится, но вот еще один человек теперь за меня переживать.
— Я не одна. Со мной Никита.
— Никита? Это отец ребенка? — на секунду задумываюсь. Маме не нужно знать все тонкости.
— Да, отец и мой муж.
— Ты даже замуж успела выйти и ничего не сказала! Аня! Как так? — я качаю головой. С мамой никогда не была близка. Мама и дочка, но вот чтобы вывернуть ей душу наизнанку желания нет и сейчас не возникает. Я уже жалею, что проболталась о ребенке, о замужестве, но слов назад не воротишь.
— Извини, мам, так получилось. Я постараюсь приехать. С деньгами пока не могу помочь.
— Да Бог с этими деньгами. Береги себя. Звони чаще, не забывай нас.
— Хорошо, мам. Пока, — отключаю звонок, бросаю телефон на половину Никиты. Опять укладываюсь.
Нужно чем-то себя занять, нужно каждую минуту наполнить чем-то, иначе я сойду с ума, если буду постоянно думать, строить невероятные домыслы.
Подрываюсь, кидаюсь к комоду и вываливаю на пол все свои беременные вещи. Они мне не нужны и не потребуются. На кухне беру самый большой пакет, запихиваю туники, платья, штаны, кофты. Все-все, что больше не пригодится. Есть вещи, которые можно и просто носить, но они беспощадно мне велики.
Сейчас радуюсь, что не разрешала никому покупать детские вещи. Я бы не смогла к ним притронуться. Не смогла бы кому-то отдать-выкинуть вещь. И сейчас, наткнувшись в одном ящике на папку, дрожащими руками беру ее. Оседаю на пол и открываю ее.
В этой папке собирала все памятные детали: первый тест на беременность, первая справка о том, что беременность есть; первое заключение с узи, первые снимки с узи; вот снимки 3д узи, где отчетливо видно, как малыш сосет пальчик. Он всегда сосал свой пальчик и часто икал.
Я не сразу понимаю, откуда возникает дикий вой. Когда из груди вырываются рыдания, осознаю, что нечеловеческий скулеж идет из меня. Прижимаю к губам черно-белый снимок 3д узи, раскачиваясь в разные стороны, как в мантре.
Мой малыш… Мой мальчик… Мой сынок…
Слышу, как открывается входная дверь, не реагирую. Так и сижу среди разбросанных вещей в растянутой футболке, с растрепанными волосами, стискивая в руках черно-белую бумажку.
— Аня! Девочка моя, солнышко! Что ты делаешь, зайка? — раздается рядом голос Полины Сергеевны. Не поднимаю голову, прячусь в волосах, словно они могут меня отгородить от жестокой реальности. Не вырываюсь из объятий, все так же продолжаю раскачиваться, крепко держа в руках снимок. Я никогда не оправлюсь от этой потери….
— Все будет хорошо, моя хорошая, — Полина Сергеевна прижимает меня к груди, гладит по волосам и убаюкивает, как маленькую.
38 глава Аня
Аня
— Очень вкусно, — Паша с набитым ртом, встает из-за стола, чмокает меня в щеку, относит тарелку в раковину. Губы сами по себе растягиваются в улыбку. Этот мальчик очень старается вызвать улыбку, смех. Я стараюсь ради него улыбнуться, рассмеяться. Может быть он действует по просьбе Никиты, может сам, но в любом случае мне приятно его внимание. Оно греет меня, согревает изнутри, не позволяя холоду полностью пробраться во все уголки души.
— Не забудь сделать уроки! — кричу ему вслед.
Встаю из-за стола, убираюсь. Никита работает последнюю неделю, потом у него отпуск. Отпуск, который он планировал ради меня в первом месяце весны, сдвинули на два месяца вперед. Хотел поддержать. Тарелка из рук выскальзывает, бьется об дно раковины, разбивается.
Прикусываю губу. Не получается у меня справиться с тоской. Каждый день возвращаю время назад и думаю, а что если… Но «если» так и остается «если». Ничего невозможно изменить. Только смириться. Не получается. Дни превращаются в недели, боль не притупляется. Мне кажется, что я чувствую ее острее, чем в первые дни после роддома.
Я нашла в соцсетях Диму. Каждый день, когда Никиты нет рядом, рассматриваю его фотографии. Гадаю, каким бы вырос наш сын. Чьи бы черты он взял. Какого цвета были бы у него глаза. И чья бы была улыбка. И слезы злости и отчаянья текут нескончаемым потоком, мне не хватает фантазии представить. Я только вижу маленькое тельце сынишки в кювете, его темные волосики.
Часто обнимаю подушку, смотрю перед собой. Качаю эту подушку, представляя, что в руках моя крошка. Никите эта картина не нравится. Каждый раз застав меня с подушкой, вырывает ее из моих рук и обнимает меня сам. Он ломает мое сопротивление на корню, поцелуем глушит мои рвущие слова протеста наружу. Когда-нибудь я ему скажу «спасибо». Я прекрасно понимаю, что он делает и чего ему это стоит.
