Моногамия (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна (читать книги онлайн без TXT) 📗

Только начинаю познавать это чувство.

Скажи что-нибудь, я перестаю верить в "нас",

Прости, что так и не смог достучаться до тебя.

Я бы последовал за тобой куда угодно.

Скажи что-нибудь, я сдаюсь.

Я переступлю через свою гордость,

Ты — единственная любовь всей моей жизни,

И я говорю: "Прощай".

Скажи что-нибудь, я опускаю руки.

Скажи что-нибудь, я больше не буду пытаться.

Скажи что-нибудь…}

Алекс не любит, не умеет или не хочет говорить о своих чувствах, уже во второй раз он сказал мне о них песней. За всё время, за все эти два года он так ни разу и не признался, что любит меня…

Когда песня закончилась, в моей душе словно разлилась кислота, разъедая, уничтожая меня… Я сразу же выбросила тот диск и никогда больше не искала и не слушала записанную на нём песню — слишком больно мне было, больно до той самой грани, ступив за которую однажды, обратной дороги уже нет. Я ничего не могла сделать, ничего из того, что помогло бы мне или ему. Может и могла бы, но… но он уже уехал. Уехал навсегда. Уехал в другой мир строить свою жизнь с другой женщиной.

Ключи от его квартиры вернутся ко мне почти через год, 8 марта, когда от тоски, в день, когда все радостно празднуют один из главных праздников года, я забреду посмотреть на этот дом, это место, где была так счастлива. Я мокла под дождём и думала, не знаю, чего было больше, дождя или моих сожалений о кончине всего прекрасного в моей жизни. Консьерж увидел меня и выбежал, чтобы отдать ключи от квартиры. Он улыбался и ругал погоду, сказал, что счастлив, наконец, отдать мне их.

{Jan A.p. Kaczmarek Goodbye (Ost Hachiko)}

Я поднялась: квартира была холодно прекрасна и одинока. Я прошла по комнатам, заглянула в шкафы — здесь никого не было очень давно. Везде пусто и безжизненно. На столе в кабинете стоял лишь компьютер, управляющий системами квартиры. Я включила его, пытаясь отвлечься от боли и сожалений, стала вникать. Оказалось, можно было включить не только музыку, но и указать помещения, где ей быть и какой. Я зажгла огни на террасе, убрала все шторы, которые съехали по одной рельсе и собрались кипой в районе кухни, квартира будто стала голой. Включила все подсветки в стеклянных перегородках, можно было менять их цвета. А кровать, как выяснилось, тоже подсвечивалась по периметру, как летающая тарелка прямо. Не помню, чтобы он хоть раз включал это.

Не сразу я заметила папку с музыкой, открыла и обнаружила там его плей-лист. Стала бегло просматривать, многое было мне знакомо, и вдруг наткнулась на файл «Jan A.p. Kaczmarek Goodbye (Ost Hachiko)». Hachiko… Хатико… Перед глазами зелёная лужайка, его улыбка и мой вопрос «Твоя любимая музыка?». Боже мой, я так и не послушала её ни разу! Включаю, и комнаты наполняются невыразимо печальной и бесконечно прекрасной музыкой… Она настолько потрясающе красива для меня и настолько полно вплетается в состояние моей души, переполненной грустью, что эмоции внезапно выплёскиваются безудержным потоком горячих слёз, я буквально умываюсь ими и, неожиданно для себя, слышу истошный вопль:

— Ааааалекс!

Я приходила иногда в ту квартиру, лежала на кровати с закрытыми глазами, отдыхала в тишине от дома, от семьи, от шума, от повседневных забот. Мне было здесь невероятно спокойно, тихо, я набиралась сил, залечивала тут свои раны. И именно здесь часами размышляла, задавая себе по кругу два вопроса: «Правильно ли я поступила, не предав свою семью?», «Был ли у меня шанс на нечто большее с Алексом, задержаться в этом большем до самого конца?».

Часть вторая

Глава 13. Звонок

Потом мой муж вдруг повзрослел. Наша жизнь наладилась, я начала чувствовать, что всё вокруг меня упорядочивается, приходит в норму. Появилась уверенность, я стала доверять и любить, мы с Артёмом почти перестали ссориться и решили родить ещё ребёнка. Я забеременела почти сразу и эти 9 месяцев, не считая тошноты, были самыми беззаботными в моей жизни. Я не работала, не нервничала, спокойно вынашивала, а муж носился со мной, как с хрустальной вазой. На этот раз мы рожали вместе, он помогал мне во всём, и я прониклась к нему большим и светлым чувством, мне казалось, что всё вернулось, что мы снова так же близки, как тогда, когда нам было по 18 лет. С рождением дочери мы стали настоящей семьей. Ребёнок родился настолько спокойным, а как выяснилось позже, ещё и умным и красивым, что приносил нам только радость, лишь укрепляя наш, и без того уже достаточно уверенный корабль семейного счастья.

О реальности мечты по имени Алекс мне напоминал лишь большой букет белых роз, ежегодно доставляемый курьерской службой в День моего Рождения. Образ пылкого темноволосого любовника по-настоящему божественной красоты тревожил меня всё реже и реже. Несмотря на наше скомканно-болезненное расставание, в памяти у меня остались лишь светлые воспоминания. Я, как и прежде, была искренне благодарна ему за то счастье, которое он мне подарил, но теперь у меня было другое счастье…

{Tom Odell — Heal}

Мне 30 лет, мы только переехали в наш совершенно новый большой дом и праздновали второй дочкин День Рождения, позвали друзей и родителей, в доме было шумно, весело и по-настоящему тепло и счастливо.

Телефонный звонок застал меня на пути из кухни в гостиную с горящим тортом, гости пели на разные лады «С Днём Рождения тебя», поэтому я никак не могла понять, чего хочет от меня упрямый и высокомерный женский голос. На самом деле, проблема была не только в этом. Я спряталась в спальне, чтобы расслышать, наконец, что же ей нужно, и поняла, что дама говорит по-русски правильно, но с нешуточным акцентом, разобрать было очень тяжело:

— Вы Валерия?

— Да, говорите.

— Меня зовут Мария, я сестра Александра Соболева, мне нужно поговорить с Вами об одном очень важном деле.

— Вы, наверное, ошиблись номером, я не знаю Александра Соболева с сестрой Марией.

— Не спешите класть трубку, сначала выслушайте меня, ваши дела подождут.

Я оторопела от такой наглости и приготовилась хамить в ответ, что умею, к сожалению, очень хорошо.

— В юности мы с Алексом были очень близки, и я знаю точно, что вы имели большое влияние на него, сейчас это очень важно.

При имени «Алекс» моя концентрация достигла максимально возможной, шум из гостиной и открывающаяся без конца дверь с шипящим мужем «сколько можно ждать???!!!», перестали для меня существовать, мой слух обострился, как у голодной собаки.

— Да, я слушаю Вас очень внимательно. Пожалуйста, говорите, — произнесла я спокойным голосом.

— Дело в том, что Алекс болен. Ему необходима операция, но он категорически отказывается лечиться, а мы не можем повлиять на него. Время уходит, и я не могу смотреть, как он убивает себя. Необходимо убедить его сделать операцию как можно скорее… Буду откровенна, Вы — моя последняя надежда.

— Я поняла вас… Чем он болен?

— У него острый лейкоз, это рак крови.

Это… я знаю прекрасно, что это, чёрт побери! Поднос с тортом упал из моих рук на пол, я не смогла удержать его, мои руки ослабли, меня трясло от ужаса и шока. Муж начал бранить меня и скакать вокруг с причитаниями, но я не слышала ни одного звука, мой мозг будто сжали тиски, я онемела, не в силах говорить и двигаться.

— Но у него не самый запущенный и, как я поняла, не самый злокачественный случай, и есть возможность, что пересадка костного мозга поможет. Поэтому я, не зная Вас, прошу Вас помочь.

— Что я могу сделать?

— Приехать сюда, поговорить с ним, попытаться переубедить. Он никого не слушает, но, может быть, Вы сможете повлиять на него? Я забронировала билет на Ваше имя, Вам необходимо срочно открыть американскую визу, чтобы вылететь 4 сентября.

— Да, я понимаю, я попробую.

Я отключила телефон и сползла по стене на пол. У меня было чувство, будто я — бывший в прошлом апельсин, разрезанный на две половинки и беспощадно выжатый. Не осталось ни капли сока, ни капли того, что называют счастьем…