Пастор (ЛП) - Симон Сиара (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
«Но не перед тем, как позволила ему трахнуть себя».
Словно прочитав мои мысли, Поппи сузила глаза:
— Ты что, ревнуешь к нему?
— Нет, — солгал я.
— Ты даже не должен здесь лежать со мной, — сказала она. — Мы не можем держаться за руки на публике, мы ничего не можем делать вместе, потому что это грех. Ты можешь потерять свою работу и, в сущности говоря, можешь быть отстранён от единственной вещи, дающей твоей жизни смысл, и ты беспокоишься о моём бывшем парне?
— Ладно, хорошо. Да. Да, я ревную тебя к нему. Ревную, потому что он может приехать сюда ради тебя, и ревную, потому что он реально может это сделать. Он может следовать за тобой. А я не могу.
Мои слова повисли в воздухе на протяжении долгого времени.
Она опустила голову.
— Тайлер… Что же нам делать? Что мы делаем?
Она снова вернулась к этой теме. К той теме, о которой я не хотел думать.
Я потянулся к ней и приподнял над собой, сползая ниже так, что она встала на колени над моим лицом.
— Мы должны поговорить об этом, — произнесла Поппи, но затем я щёлкнул языком по её клитору, и она застонала; я знал, что мне снова удалось задержать этот момент, отложить разговор и его решения на другое время.
ГЛАВА 14.
Иисус сказал, что сделанное во тьме перейдёт в свет. И когда утром проснулся один в постели, я точно знал, что Он имел в виду. Потому что всё, что мне удалось оттолкнуть прошлой ночью, снова напирало со всех фронтов, и я встретился с этим не только лицом к лицу, но и в одиночку.
Куда она делась? Не было никакой записки или чашки кофе в раковине. Поппи ушла без прощаний, тем самым вогнав в мою грудь похожий на остриё осколок.
«Она мирянин», — напомнил я себе. Это то, что делали миряне: они встречались, трахались и уходили. Они не влюблялись по малейшему грёбаному поводу.
Прошлой ночью, я думаю, она собиралась это сказать. Она была готова признаться мне… Или я вообразил это? Возможно, я внушил себе, что та искра между нами была чем-то взаимным, общим. Возможно, я был для неё диковинкой — красивый пастор — и теперь, когда удовлетворила своё любопытство, она была готова двигаться дальше.
Я нарушил свой обет ради женщины, которая даже не соизволила остаться на завтрак.
Я потащился в ванную и, посмотрев в зеркало, заметил двухдневную щетину, бардак на голове и безошибочные пятна засосов на ключице.
Я ненавидел мужчину в отражении и чуть не ударил кулаком зеркало, желая услышать звук разбивающихся осколков и почувствовать яркую боль тысячи глубоких порезов. А затем я сел на край ванны и поддался желанию заплакать.
Я был хорошим человеком. Я очень усердно трудился, чтобы стать хорошим человеком, посвятил всю свою жизнь служению Богу. Я советовал, утешал, проводил часы в созерцательных молитвах (прим.: созерцательная молитва есть высшее состояние молитвенное, по временам являющееся в избранных Божиих. Отличительная черта созерцательной молитвы — выпадение из сознания всего окружающего) и медитации.
Я был хорошим человеком.
Так почему я сделал это?
***
Поппи не появилась на утренней мессе, я ничего не слышал от неё весь день, хотя проходил мимо окно чаще, чем было нужно, чтобы перепроверить, стоит ли всё ещё на подъездной дорожке её светло-голубой Fiat.
И он был там.
Я проверял свой телефон каждые три минуты, набирал и стирал несколько сообщений, а затем ругал себя за это. Этим утром я плакал как ребёнок в своей ванной. Глупый, отражающийся от кафеля, захлёбывающийся плач. Это было бы к лучшему, если бы между нами было какое-то расстояние. Я не мог сосредоточиться, когда был рядом с ней. Не мог держать всё под контролем. Она заставляла меня чувствовать себя так, будто каждый грех и наказание стоили того, чтобы услышать один из её хриплых смешков, но прямо сейчас я нуждался в анализе и разборе этого беспорядка, который назывался моей жизнью. Под этой дистанцией подразумевались благоразумие, половое воздержание и первый клочок здравого смысла, обнаруженный мной с тех пор, как я встретил Поппи.
Моё уязвлённое самолюбие после её ухода без прощаний не имело ничего общего с этим.
Эта ночь была вечеринкой-снова-в-школу для молодёжной группы, так что я провёл её за поеданием пиццы и игрой в Xbox One, а ещё пытался удержать парней от выставления себя полными ослами, когда те старались впечатлить девушек. Как только последний подросток покинул церковь, я прибрался в подвале и пошёл домой, разделся и натянул штаны для сна. Потерявшись в своих мыслях, я смотрел из окна своей спальни на подъездную дорожку Поппи.
Церковь заявляла, что происходящее между нами было неправильно. Это были похоть и блуд. Это была ложь. Это было предательство.
Но церковь также говорила о той любви, преодолевавшей любые преграды; Библия была заполнена историями людей, исполняющих волю Господа и имеющих весьма человеческие желания. Я имею в виду, что точно являлось грехом? Кто бы пострадал от того, что Поппи и я будем любить друг друга?
«Это вопрос доверия», — напомнил я себе. Потому что, пока я как теолог боролся с гносеологической природой греха, я также являлся пастором, а пасторы должны быть практичными. Проблема заключалась в том, что я пришёл сюда укрепить доверие к церкви и исправить зло, причинённое другим мужчиной. И не имело значения, насколько мои отношения с Поппи были взаимными и ничем не примечательными, они по-прежнему разрушат всё. Мою работу, мои цели, мою память о смерти Лиззи.
Лиззи.
Было так приятно разговаривать о ней. В моей семье нечасто беседовали о Лиззи. В действительности не всегда, если только я не был один на один со своей мамой. И разговоры об этом не умаляли боль, но на этот раз было по-другому. Легче. Я отступил от окна и подошёл к тумбочке, чтобы достать любимые чётки, состоящие из множества серебряных и нефритовых бусин.
Они принадлежали Лиззи.
Я не стал молиться, но пропустил бусины между пальцами, пока сидел, думал, мучился и в конечном итоге позволил своему разуму погрузиться в истёртые бороздки беспокойства и вины. В новую тернистую боль от отсутствия Поппи и во все страхи, вдохновившие её. В упорную борьбу со всем этим и тем, что преследовало меня чаще тогда, когда я засыпал: вероятность того, что она закончила со мной.
Следующим утром проходил блинный завтрак, и Поппи появилась на нём, но избегала меня, говорила только с Милли и ушла, как только последний гость поднялся по лестнице.
— Она приходила вчера во второй половине дня на «Приди и Посмотри», — сказала Милли. — Она кажется весьма заинтересованной в присоединении. Я объяснила ей, как катехизис работает, и думаю, что она приняла это, хотя и спросила, сможет ли пройти его в другой церкви, — Милли сурово посмотрела на меня. — Вы не поссорились, правда?
— Нет, — промямлил я. — Всё хорошо.
— Вот почему этим утром вы оба выглядели так, словно вам причинили физическую боль?
Я поморщился. Милли была резче, чем большинство людей, но я не хотел, чтобы кто-либо другой заметил динамику отношений между Поппи и мной, будь они напряжённые или дружеские. Мы занимались сексом только один раз, а это уже просочилось через всевозможные трещины в плотине.
— Церковь Святой Маргариты нуждается в ней, Отец Белл. Я, безусловно, надеюсь, что ты не собираешься проебать этот шанс.
— Милли!
— Что? — спросила она, поднимая свою стёганую сумочку. — Пожилая леди не может ругаться? Лови момент, Святой Отец.
А затем она ушла.
Милли была права. Церковь Святой Маргариты нуждалась в Поппи. И я тоже нуждался в ней. И церкви Святой Маргариты я также был нужен, а Поппи нуждалась во мне. Слишком много людей нуждались друг в друге, и не было никакой возможности, чтобы я смог делать несколько дел одновременно; отпусти я один (прим.: имеется в виду предыдущее выражение в оригинале «keep all the balls in the air», дословно переводимое как «удерживать все шары в воздухе»), и это имело бы катастрофические последствия.
