Лихо ветреное - Волчок Ирина (читаем книги .txt) 📗
— А что ж не убил? — со злостью спросил Павел. Но тут же спохватился: — Извини, это я так… Фигура речи. Я знаю, ты нормальный. Вот я, наверное, не удержался бы.
— Может, и я не удержался бы… — Серый подумал и пожал плечами. — Меня Томка удержала. Говорит: Серый, мы без тебя не справимся. Выкинь его куда-нибудь. Ну, я и выкинул. Сказал, что еще увижу — убью. Три месяца прятался, уж и не думали, что заявится. А он вдруг заявился. Имущество делить! Ну, я его еще раз на помойку. Зоя на развод подала, так на суде он пасть разинул, что хочет половину плюс компенсацию за моральный ущерб. Не обломилось ничего, совместного имущества у них не было. Квартира не приватизирована была, его, слава богу, прописать не успели, опекунство мы уже сумели Зое оформить, так что ни один суд ничего этому ублюдку не отсудил бы. Так он потом еще приперся к ней домой — бритву свою искать. Я его в третий раз тогда на помойку отнес. А он опять приперся. Ну, не дебил? Правда, что ли, пришибить?.. А лучше личико немного перекроить. Это ему хуже смерти, он своим личиком дорогу на экран пробил.
— Я ему, кажется, нос сегодня сломал, — признался Павел. — Нечаянно, не рассчитал немножко.
— Мог и не рассчитать, — согласился Серый. — Ты бугай здоровый, с такими мозгляками наверняка не связывался. Откуда тебе знать, что он соломенный? Мог и не рассчитать.
— Все равно противно было. — Павел машинально растопырил пальцы и внимательно посмотрел на руки. — Я ж не знал, кто это такой… А девочки, значит, не Зоины дети? И Сережа…
— Зоины, — твердо сказал Серый. — Теперь уже Зоины. Маньку сама выкормила, Аленушку вырастила, Сережу воспитала… Чьи же это дети? Да и Федя без нее вряд ли так удачно выкарабкался бы. Он уже на второй курс перешел, во как. А ведь тогда целый год в школе пропустил! Все они Зоины дети. Ну, и наши немножко. И Зоя наша.
— А почему Тамара сказала, что ее лечить надо? — помолчав, осторожно спросил Павел. — Тем более если она здоровая, как…
— Как лошадь, — подсказал Серый и впервые за все время улыбнулся. — Правда, здоровая. Силы — как у ракеты-носителя. Вот и хватается за любую работу. Заскок у нее — считает, что обязана долги всем отдать. В первый год мы у нее часто бывали, Томка даже временами жила, и мать ее тоже первые месяцы жила, помогала по мере сил. Елена Васильевна, соседка, уже после в доме появилась, но сразу подключилась… Классная старуха. Еще дядька у нее есть, вернее, не у нее, а у Федора, но это все равно. Правда, он немолодой уже, но тоже помогает. Нормальное ж дело, да? А она решила, что по гроб жизни всем обязана. Обязана! Если б не ее семья, что бы сейчас с нами было? Ну, я — ладно… А за Томку я их вечный должник. Это я себе еще двенадцать лет назад поклялся. А кому долги отдавать? Не успел… Значит — ей да детям. А она считает, что сама должна. Конечно, лечить надо, что же еще. А то надорвется когда-нибудь… Томка идет. Теперь твоя очередь.
Павел сначала не понял насчет очереди, но Тамара подошла, села рядом с мужем, вопросительно глянула на него, он кивнул, и оба они ожидающе уставились на Павла. А, ну да, теперь его очередь рассказывать о себе. Что ж они хотят о нем знать? О нем и знать-то особо нечего. Да и, судя по всему, все, что хотели, они уже узнали. И рассказывать о себе он как-то не привык…
— Почему ты называешь себя мулатом? — помолчав, спросила Тамара. — Начни хотя бы с этого.
— Потому, что я на самом деле мулат, — ответил Павел, несколько удивленный тем, что Тамара и это знает. — Мой дед был черным американцем, десантником, против фашистов воевал. А погиб в советском лагере под Магаданом.
— Нет, ты все рассказывай, — попросила Тамара. — Дед — американец. А бабушка? Все, что знаешь, рассказывай. И подробно.
И Павел стал рассказывать все, что знал, подробно, со всеми мелочами, о которых слышал от тети Лиды. И о тете Лиде рассказал, и о том, как Макаров жил у них пять лет, пока учился в институте, не просто жил, а как брат, и тетя Лида любила их одинаково. И даже о Галине рассказал, хоть и не собирался. Что тут рассказывать? Сам виноват. Но они так слушали… А Тамара еще и спрашивала, все время выпытывала какие-то мелкие детали, требовала, чтобы он еще что-то вспомнил, переживала, возмущалась, радовалась, один раз чуть не заплакала, вскочила, сказала, что смертельно хочет курить, убежала, вернулась через две минуты, села и опять потребовала подробностей.
— Слушай, — перебила она, когда Павел перешел к тому, как Галина явилась в госпиталь с какими-то бумагами и сказала, что это тетя Лида просит их подписать. — Но ведь можно было кого-то попросить, чтобы прочли! Как же это ты так?! Ну, ладно, не видел, почти не слышал, так хоть подумать мог бы!
— Да я и думать тогда не очень-то мог, — хмуро сказал Павел. — Все-таки сильно шарахнуло. Сначала думали, что не выживу, потом — что не встану, потом — что зрение не восстановится… И выжил, и встал, и увидел — и все поздно. Оказывается, Галина тете Лиде не сказала, что обо мне из госпиталя сообщили. Она сказала, что меня похитили и выкуп требуют. Денег-то никаких у тети Лиды не было… Значит, квартиру продавать. А без моего согласия нельзя. Потом оказалось, что я свою долю Галине передал, вот какую бумагу она в госпиталь привозила. А тете Лиде сказала, что я давно уже передал, еще когда поженились. Я — в госпитале, тетя Лида думает, что в плену… Конечно, заболела сильно. Я просил, чтоб хоть кто-нибудь позвонил, узнал бы, что там. Звонили, Галина отвечала, что тетя Лида в больнице. Потом уже сам звонил — в больнице да в больнице… Перед выпиской звоню — а отвечает кто-то чужой: здесь такие не живут, прежние хозяева квартиру продали и переехали на новое место. Я это новое место еле-еле нашел. Шесть метров в коммуналке, в бараке каком-то возле железной дороги, я думал, таких уже не осталось давно. Тетя Лида лежит на раскладушке, белая, как мел… Глаза открыла, меня увидела — и как засмеется! Живой, говорит, здоровый, не зря, говорит, я опять пару-тройку законов нарушила. А Галочка, говорит, где? Как же вы разминулись? Она, мол, тебя выручать поехала. Ей, говорит, опасность не грозит? Я ей ничего объяснять не стал… Она такая счастливая была, что меня выкупила. А через неделю умерла. Сердце во сне остановилось — и умерла. Мне эта комната в бараке осталась. Она меня сумела при переезде как-то прописать, опять, наверное, законы нарушила. Верила, что вернусь. Вещи мои сохранила. Альбомы с фотографиями. Все документы. А мебель, техника, все ценное, и даже вся посуда, и даже шторы — все как сквозь землю… Тетя Лида считала, что Галина на время все у знакомых пристроила — куда все везти-то на шесть метров? Пристроила… И сама где-то пристроилась. В розыск подавал — не нашли. Уволилась. Уехала или где-то спряталась. Развели заочно. Остался в этом бараке, комиссовали, денег нет, работы какие-то случайные… От знакомых прятался, от сослуживцев бывших… Сейчас понимаю, что идиот, а тогда шарахался от людей, будто это я тетю Лиду ограбил и в гроб вогнал. Через полгода только решился одному приятелю позвонить, я у него в гараже машину оставил. Перед последней командировкой купил — и оставил до возвращения… Думал: вернусь и прямо к дому — на машине! Сюрприз. Приятель даже удивился, что я возник. Он ждал-ждал, думает: что ж такое? Домой мне звонит — а там чужие какие-то. Но машину сохранил. Вот у меня она одна и осталась. Поездил немножко, думал, извозом заработаю. Не получается. Потом еще знакомого встретил, рассказал кое-что. Он на «Скорой помощи» работал, меня к себе взял. Потом Макарову позвонил, признался во всем. Он приехал, орал на меня долго… В общем, правильно орал. Я же вполне здоровый уже был, хоть опять на службу. Макаров сориентировался, мои шесть метров кому-то пристроил, а мне здесь такую квартиру нашел — я глазам не поверил! Сказал, что это на те шесть метров куплено. Я уж потом узнал, что он семь тысяч баксов добавил. Машину продам — отдам. Макаров говорит, четырнадцать тысяч — это здесь очень хорошая зарплата, на нее нормально прожить можно. Многие даже и на меньшее живут. Да, может, я еще чего-нибудь найду, оглядеться надо, не знаю пока ничего. Я только вторую неделю здесь, да и то последние дни занят был…
