Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня (читаемые книги читать .txt) 📗
Дрожащими пальцами я дотянулась до руки Марка, и едва почувствовала его ладонь, как пронзительный восторг и осознание абсолютной целостности опять нахлынули на меня, вызывая желание приклеиться к нему навсегда, каждым миллиметром кожи. Марк ощущая то же самое, резко привлек меня к себе и я заплакала от невозможности забыться, застыть, как в янтаре, в этом зыбком и ускользающем моменте нашего счастья.
Несколько часов мы просто просидели там, обнявшись и вспоминая прошлое. Мы нашли наш старый детский секретик (фантик под стеклом) и я долго сидела, молча разглядывая его. Слез уже не было. Осталось только тихое, щемящее чувство печальной безысходности.
Спустя еще несколько часов я уехала с Марком из приюта, навсегда закрыв за собой дверь в наш детский, сказочный и неповторимый мир. Мне больше некогда было предаваться воспоминаниям. Все свои силы я хотела посвятить только настоящему. Тем более, ответ на вопрос "Неужели нам предстоит расстаться всего через несколько месяцев?" был уже известен нам обоим, но в очевидное не хотел верить никто из нас.
Но Марк не был бы собой, если бы так легко сдался, приняв мой выбор. Решения своего он не изменил, просто тактику выбрал другую. Теперь он хотел сделать так, чтобы я сама передумала ехать в Киев. Он еще больше старался привязать меня к себе, приклеить, приковать. Сделать так, чтобы сама мысль о разрыве причиняла мне боль, не говоря уже о более решительных шагах.
Теперь он постоянно говорил мне о своих чувствах — говорил откровенно, страстно, не жалея красок. Говорил, что я нужна ему вся, от макушки и до пяток, и только он знает и понимает меня полностью, часто даже без слов. Что я необходима ему как воздух, да и он мне тоже. Что вместе мы — сила, а по отдельности — две разбитые недоличности. Что каждый мой шаг, каждый поступок заставляет его улыбаться и забывать обо всем. Когда я радуюсь и смеюсь, он любит меня. Когда кричу и раздражаюсь, швыряю бумагу и карандаши, любит еще больше, потому что это всё я. И мне не надо ни о чем думать, ни о чем переживать, надо просто быть. Быть рядом с ним. А он сделает все для нас, для меня. Если нужно — пронесет на ладонях через всю жизнь, ограждая от неприятностей и воплощая все мои мечты.
Многие девушки умерли бы за подобные слова от такого необыкновенного, сильного, умного, красивого парня. Но мое сердце плакало кровью над его признаниями, и решения ехать на учебу в столицу я не изменила. Со стороны такое тихое упрямство могло показаться как минимум странным, но для себя я давно уяснила причину.
Я была не вправе пренебрегать шансом, который подарила мне судьба, ведь я постучалась в дверь — и мне открыли. Теперь я просто обязана была войти. В случае неудачи в программе я не стала бы упорствовать, и спокойно отказавшись от любых своих желаний, полностью растворилась бы в Марке, окончательно и бесповоротно. Но жизнь распорядилась по-другому, указав мне на дорогу вдали от дома, и я боялась ослушаться и пренебречь этим знаком. Боялась навлечь этим легкомысленным отказом беду не только на себя, а прежде всего на нас, на него. Потому что чрезмерная щедрость Фортуны всегда имеет обратную сторону. Богиня удачи обидчива — когда пренебрегают ее дарами, она начинает мстить. И месть ее зачастую превосходит первоначальную доброту.
Поэтому меня восхищала и одновременно ужасала безумная и слепая настойчивость Марка, с которой он пытался грести против течения, не отпуская меня на выбранную дорогу, препятствуя тому, что обязательно должно было случиться.
Я понимала, что покинув дом Казариных, бесповоротно закрою важнейший и прекраснейший этап в собственной жизни, выйду в совершенно иную реальность. Сознательно не стремясь к такому варианту развития событий, я, тем не менее, сделала главный выбор, просто ввязавшись в авантюру с программой.
Теперь мне предстояло нести ответственность за действия свои.
На фоне всех этих переживаний самые важные для каждого подростка события — окончание школы и выпускной бал — оставили в моей памяти довольно блеклые воспоминания. Была торжественная линейка и последний звонок, на котором я не могла думать ни о чем, кроме того, как неумолимо тикают стрелки, отсчитывающие время, оставшееся нам с Марком под одной крышей. Были экзамены, которые мы сдали легко и без особых переживаний, волнуясь о другом: как скоро нам предстоит засыпать и просыпаться не вместе. Был выпускной, на котором прослезились все — и школьники, и учителя, произносились красивые речи о новой жизни, но мы не слушали никого. После непременных торжеств и вручения аттестатов, дождавшись момента, когда веселье вошло в неконтролируемое русло, мы сбежали из актового зала. Марк стянул в дежурке ключи от кабинета, в котором мы учились до четвертого класса, и остаток ночи мы просидели за нашей первой партой, вспоминая то самое первое сентября и маленькую черно-желтую конфету, с которой началось наше знакомство.
А потом пришла пора вступительных экзаменов — и я отправилась с Марком в Одессу, чтобы быть рядом в эти важные и тяжелые для него дни. Мои дела в университете были давно улажены: вместе с Виктором Игоревичем я еще в конце весны съездила в столицу и подписала все необходимые документы. Марк тогда категорически отказался составить нам компанию и полюбоваться на красоты Киева. Я начинала подозревать, что он ненавидит этот древний город на берегах Днепра, ненавидит как соперника, люто и яростно — со всеми его золотыми куполами, зелеными холмами и цветущими каштанами.
Первое время нашего пребывания в новом городе Марк будто забыл о том, что ему предстоит пережить в ближайшем будущем. Вместо того чтобы использовать каждую секунду для учебы, он, не желая слышать мои возражения, тянул меня гулять на набережную, в живописные приморские парки и бульвары, в старинные самобытные дворики, пропахшие морем и романтикой приключений. Я прекрасно понимала, что все это он использовал, как последний аргумент, пытаясь показать, что я теряю и насколько лучше здесь, на юге, чем в промозглом северном Киеве.
Виктор Игоревич и Валентина Михайловна были с нами только первую неделю, во время сдачи документов в приемную комиссию, пока не успели пресытиться отдыхом, обойдя все более-менее приличные и дорогие рестораны-магазины. Оставаться на месяц экзаменов, продолжая жить в тесных условиях комфортабельной, но всего лишь трехкомнатной квартиры, Валенька не захотела, да и дела звали Виктора Игоревича назад в родные пенаты. Так что, спросив ради приличия моего согласия вернуться с ними в дом родной и оставить "этого дундука" наедине с его учебниками и кодексами, и получив, естественно, отказ, счастливые супруги упорхнули обратно в семейное гнездышко.
Виктор Игоревич, к тому времени немного смирившийся с профессиональным выбором Марка, тем не менее, продолжал питать надежды на то, что вредный отпрыск провалит экзамены и останется не у дел, в то время как все его однокашники будут устроены по жизни. Поэтому "договариваться" насчет сына он ни с кем не стал, нарушая все родительские традиции того времени.
Шел 1997-й год, время расцвета взяточничества в образовательной системе. Официально высшее образование оставалось все еще бесплатным (контракты были разрешены только на минимальный процент от всех учебных мест), но конкурс на бюджетное обучение взметнулся до сумасшедших показателей — до тридцати-сорока человек на место.
По факту же бесплатного обучения не было давно. Платили за все, только тайно. Платили за хорошие выпускные аттестаты в школе, за хорошую оценку на одном экзамене, за высокие баллы на всех вступительных экзаменах оптом. Заботливые родители исхитрялись в нереально-карикатурных способах дачи взяток. Их совали в самых экзотических местах: обмен чемоданчиками с деньгами в лучших традициях мафиозных фильмов происходил при "случайных" встречах в лифтах, укромных уголках безлюдных парков, особо изобретательные умудрялись решать дела даже в университетских туалетах. Влиятельных профессоров подкарауливали в их же дворах во время копания в собственных машинах: знающему папаше нужно было всего лишь залезть к нужному человеку "под капот" и всучить ему увесистый пакет под надежным прикрытием невольного сообщника противозаконного действия, развороченного для ремонта автомобиля
