Цена страсти (СИ) - Навьер Рита (книги полностью txt) 📗
Я поклялась, что никогда ему не позвоню. Но тут просто не смогла удержаться. Я должна всё ему высказать и потребовать, чтобы он прекратил эти попытки за моей спиной… Однако телефон его не отвечал. Абонент недоступен, сообщил механическим голосом автоотвечик.
«Ещё и телефон отключил!» – негодовала я.
Чуть успокоившись, я решила посмотреть в сети что-нибудь про их ненавистный завод. Правда ли, что его не откроют? Всё же, если оно так, то это замечательно. Пусть хоть что-то хорошее случится!
Я достала ноутбук, а вот с подключением пришлось повозиться, но наконец вышла в сеть.
Набрала в поисковике «сурьмяный завод Шубина». Но глупый гугл выдал мне совсем не те статьи… что-то про страшную аварию на Кругобайкальском тракте. Я пробежалась глазами по заголовкам и… сердце моё остановилось, а кровь в жилах мгновенно заледенела.
Цепенея от ужаса, я открыла верхнюю статью. Руки дрожали, просто ходуном ходили. Горло будто стянуло удавкой.
Только бы не он, Господи! Пусть это не про него, пожалуйста! Пусть он будет жив!
Не дыша, я читала расплывающиеся от слёз строки, и это был, наверное, самый страшный момент в моей жизни.
Вчера около полудня на федеральной трассе Р-258 «Байкал» на 96 километре произошла трагедия. 28-летний водитель «Гелендвагена» не справился с управлением и, пробив ограждение, упал в обрыв. Пассажир погиб на месте. Им оказался известный предприниматель и меценат Арсений Шубин. Водитель в тяжёлом состоянии доставлен в лечебное учреждение.
Лёгкие жгло огнём. Я не могла дышать, не получалось. Спазм перехватил горло. С трудом, с болью я всё же судорожно вдохнула, и тут же из моей груди вырвался истошный протяжный крик: нееееет!
Глава 13
Это такое страшное чувство, когда ты вдруг оказываешься совершенно беспомощным в своей беде. Когда от тебя ничего не зависит, и ты можешь лишь ждать неизбежного и отчаянно молиться. Так я и делала, пока возвращалась в город на автобусе.
Не люблю эти длительные поездки на рейсовых автобусах, но так быстрее, чем поездом. Почти на четыре драгоценных часа быстрее. И всё же я психовала про себя оттого, что "эта колымага" еле тащится, а десятиминутные остановки казались мне просто бесконечными.
Олег, прошу тебя, заклинаю, только живи!
Сердце как будто стало огромным и воспалённым. Оно еле помещалось в грудной клетке, оно болело и кровоточило.
Я смотрела в окно и ничего не видела – слёзы застилали глаза, струясь по щекам. Почему я ничего не почувствовала позавчера? Почему не кольнуло, не сжалось сердце, когда это произошло? Ведь я так его люблю, невыносимо люблю. Потому что упивалась собственной обидой и страданиями...
Мужчина, что ехал со мной на соседнем месте, участливо поинтересовался, что со мной и не может ли он помочь, а я вместо того, чтобы ответить ему что-нибудь, расплакалась навзрыд. Больше уж, до самого конца пути, он ко мне не лез.
На автовокзале, едва я вышла из автобуса, сразу подскочил таксист. Я, не думая, согласилась, хотя такие охотники за пассажирами драли за проезд в два, а то и в три раза дороже, чем по вызову. Но в такие моменты понимаешь, что деньги – это такая мелочь, такая ерунда.
– Куда едем, красавица? – игриво спросил пожилой таксист.
– На Тимирязева, в первую травматологическую, – глухо ответила я.
Я ещё вчера обзвонила все больницы, узнала, где Олег, но о его состоянии ничего толком мне не сказали. Только вот, что жив и всё.
На удивление, пропустили меня почти сразу, хотя объявление гласило, что посещение строго после двух часов, а было восемь, начало девятого. Правда, предупредили, что нужно взять пропуск у врача, чтобы проходить во внеурочное время. Я бездумно кивала, благодарила, еле вникая в слова.
Потом плутала по лестницам и коридорам, пытаясь найти нужное отделение, пока случайно не встретился какой-то парень, наверное, медбрат, и не согласился проводить меня куда нужно. Довёл до ординаторской и умчался.
На миг я замерла перед белой пластиковой дверью, откуда доносились приглушённые голоса. Пульс отбивал стаккато в ушах, и сердце трусливо трепетало. Господи, как же я боялась узнать правду…
– Здравствуйте, – сипло поздоровалась я, решившись наконец войти. В ординаторской было трое мужчин и одна женщина, поэтому я обращалась ко всем и ни к кому. – Мне надо… я хочу узнать… в каком состоянии сейчас Олег Миллер.
– Миллер? – отозвался один из мужчин, самый молодой. – Разбился который?
– Да, он, – с готовностью закивала я. – Он жив?
– Жив, а вы кто ему будете?
– Я его девушка, – замешкавшись на мгновение, сказала я.
– А как с его родственниками связаться?
– У него никого нет, кроме меня, – на этот раз уверенно ответила я.
Молодой врач несколько секунд изучал меня взглядом, потом пригласил к своему столу. Остальные врачи продолжили негромкий разговор между собой, женщина даже смеялась, как будто ничего не происходило. Хорошо хоть этот молодой был серьёзен, даже озабочен, иначе я бы, наверное, сорвалась.
– Состояние у него тяжёлое, но стабильное. Дышит сам, сатурация в норме, уже хорошо. Переломы обеих ног, закрытая черепно-мозговая травма, множественные ушибы внутренних органов… Вчера его прооперировали. Пришлось удалить селезёнку… Но могу сказать, что операция прошла без осложнений.
– А это всё… опасно? Есть риск…?
– Риск есть всегда. Но вы не отчаивайтесь. Организм молодой, крепкий, сердце здоровое. У него все шансы на выздоровление.
– А может, ему что-то нужно? Какие-нибудь дорогие лекарства? Я куплю…
– Пока всё, что необходимо, у нас есть. Позже, если всё пойдёт хорошо, поставим ему внутрикостные фиксаторы для того, чтобы переломы быстрее зажили. Вот тогда и поговорим о том, что нужно будет купить.
Помолчав, я жалобно добавила:
– Я увидеть его очень хочу.
– Пока он в реанимации, к нему нельзя.
– Но мне очень надо…
– Правила такие, – не уступал он. – Режим.
Весь день я проторчала в коридоре, возле реанимации, ловя мгновения, когда кто-нибудь входил или выходил оттуда. Но ничего разглядеть, конечно же, не могла. Приборы, мониторы, кровати, всё белое…
Но мысленно я говорила с ним, говорила, что люблю его, молила скорее прийти в себя и вернуться ко мне... Это, наверное, очень глупо и самоуверенно, но мне казалось, что мои мольбы неведомым образом оберегают его и несут ему силы.
Ближе к вечеру врач чуть смилостивился и позволил постоять на пороге, указав, где Олег. Я вытянулась на цыпочках, но что там увидишь-то с такого расстояния…
Остаться на ночь мне не разрешили, жаль...
Покидая больницу, я опять лила слёзы. Мне казалось, что я уйду – и Олег останется там совсем один, уязвимый.
На ночь я сняла номер в гостинице неподалёку от больницы. Так странно – столько лет прожила здесь, почти сроднилась с этим городом, а вот теперь живу в гостинице как приезжая.
Номер мне дали на седьмом этаже, и окно выходило как раз на Тимирязева. Здание больницы, по идее, было видно, но не с моими глазами. Однако я всё равно битый час простояла, прижавшись лбом к холодному стеклу – где-то там Олег. Господи, как же я хочу его увидеть!
Внезапно пришла простая мысль: может, надо заплатить… врачу или кому-то ещё, чтобы пустили хоть на несколько минут? Да, знаю, это, по сути, тот же подкуп, это плохо и всё такое, но вот сейчас мне вообще было плевать, что плохо, что хорошо, лишь бы Олег жил…
Ночью опять не спалось. Почему-то суеверно боялась уснуть, хотя умом и понимала, что не мысли мои о нём держат Олега, не мои мольбы, а всё равно… Да и какой тут сон, когда внутри всё звенит от напряжения.
В гостинице имелся Wi-Fi. Я просмотрела последние новости, ещё на раз перечитала статьи об аварии, снова сделалось жутко. Из соцсетей я удалилась, так что для связи с миром оставила только электронную почту.
