Сводные. Дилогия (СИ) - Майер Жасмин (книга бесплатный формат TXT) 📗
— А где Ковбой? — вдруг произносит Кай.
Глава 28
Сначала мы пытались найти пса самостоятельно. Но потом все-таки пришлось сдаваться Иде Марковне. Юлина бабушка ждала на пороге дома, ведь мы конкретно опоздали.
И не только на пельмени.
— Звони отцу, — говорит Ида Марковна, когда мы все-таки загоняем Ковбоя домой с другого конца поселка.
Засранец сразу ломанулся к течной суке, его даже не пришлось долго искать. Лежал там, у ворот с трагическим видом, мол, прямо сейчас умрет, если не потрахается.
И я его отлично понимаю.
Платон приезжает через час, когда за окном хоть глаз выколи. Температура на уютной кухне Иды Марковны при его появлении снижается градусов так на десять.
— В машину, — только и говорит он.
Мы уходим. Платон так и стоит в верхней одежде, мрачный, как грозовая туча. Он явно отвык оттого, что кто-то вообще может ему перечить, пусть это и собственная мать. Платон твердо стоит на своем. Если ему в этом доме не рады вместе с моей матерью, значит, он не будет тут появляться. Радикальная мера, и я не понимаю, неужели моя мать значит для него так много?
Мы сидим вместе с Юлей на заднем сидении какое-то время, а Платон так и не возвращается. Звонит его телефон. Юля аж подпрыгивает на месте.
— Надо отнести ему телефон. Это важный звонок.
Смотрю на нее в удивлении.
— Я боюсь, — шепчет Юля. — Он будет меня ругать.
В сердцах закатываю глаза. Вот так плохая девчонка. Всего-то поехала к бабушке и теперь боится получить нагоняй от отца.
Беру телефон, который уже стихает, и возвращаюсь в дом.
Явно не вовремя.
— … Да ты ведь ее даже не любишь, Платон! — несется с кухни. — Зачем ты хочешь связать жизнь с женщиной, к которой ничего не чувствуешь?
— Мама, мне тридцать восемь, не восемнадцать.
— Не поверишь, но я в курсе, — язвит Юлина бабушка с долгим выдохом.
Не могу поверить, но она курит. Вот Юля удивилась бы.
— Я больше не верю в романтическую чушь. Оксана такая же, как я. Она интересная, умная, красивая. И моя сверстница. Разве не ты просила меня не заводить романы с молодыми пигалицами? Чем же ты теперь недовольна? Что я не пускаю слюни при виде нее?
— Но я не просила тебя больше никогда не влюбляться, Платон! Брак держится на любви, а не на постели.
— Я говорил, что любовь больше не для меня. Секса мне вполне достаточно.
— Твоя жизнь не кончилась вместе со смертью первой жены!
— Ошибаешься, — отрезает Платон. — Такие отношения, как у нас с Оксаной, меня полностью устраивают.
Шумит створка окна и звенят крепления штор. Похоже, Ида Марковна закрывает форточку, в которую только что курила.
— Выбирая не ту женщину сейчас, ты рискуешь так и не встретиться с той, которую все-таки полюбишь. А я верю, что однажды такая появится, и ты рухнешь перед ней на колени искренне, умоляя быть с тобой, а не по трезвому расчету. Знаю, что ты упрямый, но даже такой как ты не сможешь противостоять настоящей любви. И это не романтическая чушь, Платон. Тридцать восемь — не приговор. Я прожила с твоим отцом сорок пять лет, и не ты один здесь знаешь, что такое потерять вместе с любимым человеком часть своего сердца. Но я уже не в том возрасте, чтобы искать замену твоему отцу, и могу провести остаток дней в одиночестве, просто надеясь увидеть внуков. А вот ты еще можешь быть счастлив, Платон. Оксана хорошая женщина, раз воспитала такого сына, как Костя. Не имею ничего против нее. А вот ты поступаешь эгоистично, сознательно выбирая удобные и нейтральные отношения. Что бы ты не говорил, а я вижу тебя насквозь, Платон. Девицы, чьих имен ты даже не запоминал, сидят теперь у тебя в печенках, но тебе осточертело одиночество, а еще страшно, что когда Юлька уйдет строить собственную жизнь, ты останешься один. Вот ты и выбрал себе удобную женщину. Только, Платон, это неправильный выбор. Ты все такой же одинокий, каким и был.
— Я слышал это все еще в прошлый раз, — сухо отзывается Платон.
Разговор явно зашел в тупик, и я снова устремляюсь вперед, к кухне, но спотыкаюсь о невидимую преграду, когда слышу:
— Ты так отвык от любви, Платон, что теперь даже не видишь ее под собственным носом.
— Ты о чем, мама?
— Платон, ваш телефон! — выбегаю из-за угла и протягиваю ему мобильник, который снова оживает в моей руке.
Слава богу, больше ничего не нужно объяснять. При виде имени на экране Платон меняется в лице, выхватывает у меня телефон и отходит в дальний угол.
— Костя, хорошо что вернулся, — улыбается мне Ида Марковна, она раскрывает морозилку, в которую сложила остатки пельменей. — Возьми.
— Не надо.
— Бери. Юля их любит, кто знает, когда вы ещё приедете?
Платон повышает голос, и я уже сочувствую его собеседнику.
— Как это пропала? Я ведь сказал, не сводить с нее глаз!
— Кость, — сухие пальцы Иды Марковны смыкаются на моем запястье. — Береги ее.
— Я не…
— Ой, брось. Настоящие чувства я вижу сразу. А может, так будет даже к лучшему… — она задумчиво смотрит на Платона, который ходит, как зверь в клетке, из одного угла в угол. — Что-то случилось, Платон?
— Случилось. Кость, собственный телефон под рукой?
— Да.
— Попробуй мать набери.
Так это она «пропала»?! Телефон подрагивает в моей руке, когда я набираю первый контакт в избранном. Платон слишком озадачен, чтобы заметить, что второй номер — Юлин.
— Вне зоны, — отзываюсь севшим голосом.
— Твою мать!
По дороге в Питер отец только и делает, что переключается между вызовами. Он мало внимания уделяет дороге и в какой-то момент, решившись на обгон, едва не влетает в лоб микроавтобуса.
Меня отбрасывает к двери. Вспыхивают фары, а мой визг теряется в истеричном вое шин.
За долю секунды отец отшвыривает от себя телефон, выворачивает на свою полосу, а после съезжает на обочину и закрывает лицо руками. Гнетущую тишину в машине прерывает только жужжание. Телефон продолжает вибрировать на пассажирском сидении.
— Давайте я поведу, — говорит Кай.
— У тебя прав нет, — хрипло отзывается отец.
А потом выходит из машины. Сначала я думаю, что только, чтобы проветриться, но он все-таки обходит машину и, не говоря ни слова, садится на пассажирское. Костя пересаживается за руль.
— Машину Оксаны нашли, — произносит отец после очередного звонка.
Костя молчит. Я сижу, подогнув под себя колени, и не хочу верить в происходящее. Что бы ни говорила бабушка, а отец выбрал Оксану и привел ее к нам жить, чего не делал ни с одной женщиной. Что сейчас чувствует Кай, представить страшно.
— Кого подозревают?
— Антиглобалистов, — говорит отец, глядя в окно. — Как обычно.
Темные болота теряются за горизонтом. Не раз и не два, когда отец решил основать компанию сотовой связи, я слышала о тех, кто противится строительству вышек, которые обеспечивают покрытие. Уверена, отец бы справился, его компания быстро набирала рост и хорошо вошла на рынок, но грянула пандемия. Против вышек ополчились с удвоенной силой.
Противостояние отца оставалось в стороне от меня и до сих пор никак по-настоящему меня не касалось. Он предупреждал об опасности, но серьезных мер — действительно серьезных, — никто из нас не предпринимал.
Следом за сообщением о том, что машину Оксаны нашли на пустыре за городом, приходит новость о том, что взорвали первую сотовую вышку, которую еще полгода назад мой отец открывал с такой торжественностью.
Невидимая удавка сильнее сдавливает шею. Впервые за долгое время шепчу молитву о том, чтобы на месте взрыва не нашли погибших.
Нас тормозит блок-пост. Вокруг много военных, все в масках и с оружием. Машины на въезде в город очень много. Даже в летние воскресные вечера, когда все возвращались с дач, я таких очередей не помню. Синие всполохи мигалок лениво скользят по людям, облаченных в белых комбинезонах, перчатках и пластиковых очках. Каждому в машинах измеряют температуру.
