Несломленная (СИ) - Лель Агата (книги txt) 📗
— Когда обратно уезжаешь? — облокотился о капот, вынимая из кармана обтягивающих джинс пачку дешёвых сигарет.
— Завтра. Работа не ждёт, — стараясь не выдавать явный интерес, я наконец-то смогла осмотреть его с ног до головы.
Если мальчишкой Кирилл был хорошеньким и даже слегка смазливым, то сейчас его лицо хоть и не утратило былой привлекательности, но выглядело уставшим и немного одутловатым, будто недавно он вышел из хорошего запоя. Над ремнем свисал небольшой пивной живот, на левом предплечье какая-то дурацкая, абсолютно безвкусная татуировка. Потрёпанный — вот самое точное слово, идеально подходившее его виду, хотя, судя по тому, как уверенно он держался, было понятно, что он до сих пор считает себя «первым парнем на деревне».
Он молча курил, блуждая по мне изучающим взглядом, то и дело останавливаясь то на ногах, то на вырезе платья. Мне было слегка неуютно ощущать себя экспонатом, и в то же время его интерес будоражил.
Удивительно, но сегодняшний Мамонов был совсем не в моем вкусе, но одно то, что это тот самый недоступный Мамонов, по которому я когда-то сходила с ума в школьные годы, заставляло испытывать удовольствие от таких его откровенных взглядов.
— Ни с кем из наших не общаешься? — щелчком стряхнув пепел в траву, поинтересовался он.
— Нет, как-то не сложилась дружба на века.
«Наших». Стая озлобленных подростков, от которых я слышала одни лишь насмешки и издёвки.
— Ладно, мне пора. Сколько там накапало? — кивнула через открытое окно на мигающий счётчик.
— Обижаешь, — улыбнулся он. — Рад был снова встретиться.
Я улыбнулась в ответ и, ничего не говоря, откыв тяжёлые ворота, скрылась за ограждением. Кирилл так и стоял, провожая немного растерянным взглядом, пока я не растворилась в лабиринте памятников.
Странное чувство. Я была и рада и не рада нашей встрече. Может быть, потому что так неожиданно и не вовремя. Может быть, потому что не сказала ему всего того, что хотела сказать. Хотя, что тут говорить. Было бы как-то глупо и по-детски ворошить сейчас прошлое, вспоминая былые обиды, да и кладбище точно не место для выяснений отношений.
Несколько часов я убирала мусор, срезала под корень сорную траву, собирала старые пожухлые цветы, протирала памятники. Я никуда не торопилась, полностью отдаваясь процессу и чувствуя себя удивительно умиротворённо. Аккуратно водя кистью по металлическим прутьям, то и дело возвращалась мыслями к сегодняшней встрече.
Далёкая обида, словно пробирающийся сквозь тернистый путь зверь, разрывая когтистыми лапами преграду из целых шестнадцати лет, так и норовила выбраться наружу.
«Он предал тебя, воспользовался. Все твои беды произошли из-за него. Именно он явился катализатором, после чего все пошло наперекосяк».
Я пыталась внушить себе, что должна, просто обязана испытывать к нему негатив, но, в конце концов, вынуждена была признать, что ничего подобного в моей душе нет. Нет злости, ненависти или отвращения. Обида — да, за несбывшуюся мечту, за разбитое сердце, за первый неудачный сексуальный опыт, который повлек за собой вереницу трагических событий. Но как бы мне не хотелось выставить его ответственным за все мои беды, я не могла не признавать очевидного: он не принуждал меня и не насиловал в тот вечер, я сама на всё согласилась. Он не говорил о чувствах, ничего не обещал, и уж точно он не был виноват в том, что не оправдал моих надежд. Просто я была влюблена, а он нет. И, пожалуй, это была его единственная вина.
Да, он воспользовался моей наивностью, исчез в ту ночь, оставив совсем одну. Недостойный поступок, но был совсем молодой, практически ребенок, как и я, глупо было требовать от него ответственности и взвешенных решений. По крайней мере он не разболтал никому о нашей связи, а хотя мог бы, и одно это уже делало его не таким уж и плохим.
Закончив уборку, я, удовлетворенная проделанной работой, собрала инвентарь и, думая о своём, медленно побрела к выходу. Каково же было моё удивление, когда увидела у ворот припаркованную «Нексию».
— Я просто подумал, что было бы неплохо отвезти тебя обратно, — забрав из моих рук пакет и поставив его в багажник, открыл переднюю дверь, приглашая садиться.
Немного недоумевая, я всё-таки села, ощутив в салоне стойкий аромат приторного мужского одеколона. Ещё я заметила, что он переоделся, сменив футболку на лёгкую светлую рубашку с коротким рукавом.
— А это вот, тебе, — он обернулся назад и извлёк откуда-то букет мелких розочек в дешёвой шелестящей обёртке. Заметив мой удивлённый взгляд добавил: — По-дружески.
«Тоже мне — друг, самому не смешно?». Но букет всё-таки взяла.
Слава Богу, дожив до тридцати двух лет, я более-менее научилась разбираться в мужчинах, по крайней мере подкат от дружеского жеста отличить могла. Сейчас Мамон определённо подкатывал.
Пока мы ехали, я искоса посматривала на его профиль и думала о том, что если бы кто-то сказал мне шестнадцать лет назад, что сам Мамонов будет подбивать ко мне клинья, я бы сочла того человека сумасшедшим.
Приоделся, надушился, на цветочки раскошелился… Как жизнь, однако, всё расставляет на свои места.
— Может, в ресторан заедем, поболтаем? Сто лет же не виделись, — нарушил он неловкую тишину.
Немного подумав, я решила, что почему бы и нет, по крайней мере я ничего не теряю. Да и что греха таить, мне действительно льстило его внимание. Как целебный бальзам на израненную душу.
— Лучше на Комсомольскую набережную, со школы там не была.
— Ну на набережную, так на набережную, — широко улыбнулся он.
Повернув налево в сторону проспекта Мира, мы, под аккопонемент мэтра Стинга поехали к реке Усманка.
Часть 40
На набережной не изменилось ровным счётом ничего. Даже старый покосившийся парапет, оберегавший от падения в воду потерявших бдительность зевак, остался таким же старым и покосившимся. Милый добрый Н. был очарователен своим постоянством. Огромное количество навесных замков, облепивших как гроздья винограда несчастный забор, так и норовили своей тяжестью вывернуть с корнем хлипкую конструкцию, утянув за собой кого-нибудь в воду. И кто вообще придумал эту традицию: вешать замок, а ключ выбрасывать в реку? Интересно, принесло ли это хоть кому-нибудь счастье и спасло ли хоть чей-то брак?
— Я не знал, тёмное ты любишь или светлое, поэтому взял и то и то, — Кирилл поставил на перила четыре бутылки «Клинского», положив рядом пачку сухариков "Три корочки".
Смотря на эту «поляну», я не смогла сдержать улыбку.
Нет, я вовсе не любила пафос и дорогие заведения, но даже для меня это было перебором. Хотя… почему бы и нет. Подобные маленькие глупости скрашивают жизнь. В подростковом возрасте я этот этап миновала, вот сейчас самое время наверстать упущенное.
Взяв бутылку светлого, Кирилл ударом ладони ловко сбил крышку о край забора. Перевернувшись в воздухе, та с тихим всплеском утонула в тёмной глади воды. Отдав мне бутылку, он провернул то же самое со второй.
— А ты профи, смотрю, — одобрила я его работу и, облокотившись на свой страх и риск об ограждение, сделала глоток тёплого пенистого напитка.
— Ну да, — искренне обрадовался похвале Мамонов, притулившись рядом. — Мы с пацанами тут часто зависаем. Санёк Рощин, Ванька Брыкалов, помнишь их? Петька Селивёрстов с нами тоже гудел, но недавно упекли, за разбой. В Самаре сидит.
Помнится, отец Селивёрстового был крутым местным авторитетом, полжизни оставившим на зоне. И сынок теперь туда же. Яблочко от яблоньки. И поделом, Петька мне никогда не нравился.
Мы стояли, пили дешевое пиво и смотрели на до боли знакомый вид, открывавшийся с Комсомольской набережной.
Вдали, прямо над водой, проходил длинный железнодорожный мост. Бесконечный состав разномастных грузовых вагонов проносился мимо, издавая длинные тревожные гудки. Солнце уже садилось, оставляя на воде розово-рыжие блики.
Я и Кирилл Мамонов. Было в этом что-то сюрреалистическое, и в то же время казалось, будто нет в этом ничего необычного. Просто я и Мамонов.
