Одинокие сердца - Мадарьяга Итсасо Лосано (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Виолетта снова мысленно вернулась в дом своей сестры и увидела, как Шарлотта испачканными в земле руками делает «козу» Одри, сидящей на своем детском стульчике и жующей печенье, которое она держала в своих пухленьких пальцах. Сама Виолетта сидела в гамаке с книгой на коленях и наслаждалась теплом июньского солнца и лицезрением своей сестры, работающей рядом с маленькой Одри. Это был один из восхитительных моментов ее жизни. Таких моментов было много после рождения Одри, когда Виолетта осознала, что нет смысла надеяться и ждать, что произойдет что-то такое, что изменит ее жизнь к лучшему, — нужно радоваться жизни уже сейчас. В «Роуз-Гарден» она поняла, что восхитительные моменты бывают в жизни буквально каждый день, просто нужно уметь заметить их и насладиться ими пусть даже в течение всего лишь нескольких секунд. А еще нужно суметь запечатлеть эти моменты в своей памяти, чтобы потом вспоминать о них, как о чем-то очень-очень приятном. После нескольких недель, проведенных в «Роуз-Гарден», Виолетта не раз распознавала в своей жизни подобные моменты, хотя ей частенько хотелось, чтобы все происходило совсем по-другому. Поездка к сестре в конечном счете стала весьма удачной затеей, потому что пребывание в «Роуз-Гарден» и общение с Шарлоттой оказало на Виолетту благоприятное воздействие.
Когда Виолетта вернулась из Кентербери в «Виллоу-Хаус», она уже была морально готова снова погрузиться в будничную жизнь в кругу своих ближайших родственников. Жизнь на открытом воздухе, вдалеке от повседневных хлопот и авторитарной личности ее свекра пошла на пользу и ей, и ее маленькой дочке. Постоянное внимание к малышке Одри со стороны матери и тети превратили ее в очень восприимчивую девочку, живо реагирующую на попытки с ней пообщаться. Она по малейшему поводу заливалась радостным смехом и тянула из кроватки ручонки, как будто хотела обняться со всеми, кто ее окружал. Виолетте очень нравилось сажать Одри на траву и смотреть, как она играет с цветочками, срывая их и поднося к губам. Иногда к ней подходили собаки, чтобы ее понюхать, и когда какая-нибудь из них осмеливалась лизнуть девочку в лицо, Одри восторженно махала ручками и дрыгала ножками. Поскольку Одри была девочкой, а не мальчиком, дедушка Теобальд практически не вмешивался в ее воспитание. Лишь иногда с его губ слетала какая-нибудь реплика по поводу того, что Виолетта слишком балует Одри постоянным вниманием. Один раз, правда, между Виолеттой и Теобальдом разгорелся спор по поводу Одри. Малышке тогда исполнилось три года, и дедушка решил, что пришло время научить ее ездить верхом: он привел пони и вознамерился усадить на него внучку и прокатить ее. Виолетта решительно выступила против этой затеи, и, к ее удивлению, старик довольно быстро смирился с тем, что она ни при каких обстоятельствах не позволит сажать свою маленькую дочку на лошадь. Решительное выражение ее лица, должно быть, оказало на него большее воздействие, чем какие бы то ни было слова, а потому Теобальд не стал упорствовать в попытках заставить невестку изменить свое мнение. Виолетта понимала, что спор лишь отложен на время, потому что Теобальд непременно когда-нибудь усадит внучку на лошадь, однако решила, что это произойдет только тогда, когда она сочтет это возможным. И не раньше.
Пони по кличке Верблюжонок пришлось подождать целых два года, прежде чем его хозяйка — маленькая Одри — наконец проехала на нем. Когда Виолетта решила, что дочь уже достаточно выросла для того, чтобы начать заниматься верховой ездой, она сама привела ее на конюшню и лично пронаблюдала за первыми уроками верховой езды. Девочке всегда нравились животные, и хотя она поначалу ужасно боялась лошадей, после нескольких уроков у нее обнаружилась настоящая страсть к ним — явное влияние тех генов, которые достались ей от Сеймуров. Когда Теобальд узнал о том, что его внучка уже начала обучаться верховой езде, он ничего не сказал по этому поводу. Виолетта сумела добиться для себя определенного статуса и четко обозначила принадлежащую ей территорию, а потому Теобальду не оставалось ничего другого, кроме как с этим смириться. Он ведь в свое время настоял на том, чтобы Сэм учился в школе-интернате, и ему, похоже, хватало и того, что он контролирует воспитание внука. В конце концов, Одри была не мальчиком, а девочкой. Теобальд подарил ей Серебристого Черноволосика и стал сопровождать ее во время конных прогулок и учить ездить верхом — «ездить так, как это подобает истинной представительнице рода Сеймуров». Виолетта слабо себе представляла, что это означает, однако осознавала, что наибольшее влияние на Одри оказывает именно она, ее мать, а потому патриархальные идеи дедушки уже не могли причинить девочке большого вреда.
Концерт подошел к концу. Монахи начали покидать свои места возле алтаря в порядке, обратном тому, в котором они пришли. Латинские слова, прозвучавшие в их пении, все еще, казалось, отражались эхом от древних каменных стен, как это было на протяжении многих веков. Эти слова словно повисли в воздухе в ожидании того момента, когда они снова понадобятся, или же впитались в стены и колонны церкви — немых свидетелей молитв тысяч когда-то побывавших здесь людей. Здания, подобные этому, задумывались как место уединения, погружения в себя, самоанализа, мысленного диалога с самим собой, и задача церковного пения заключалась в облегчении этого диалога и самоанализа.
— В этом было что-то такое… умиротворяющее. — Одри не знала, как ей выразить пережитые чувства. — Надо бы не забыть приехать сюда еще разочек. Мне очень понравилось. Как будто… — Ей не хватало слов.
— Как будто сам Господь Бог сидел рядом с тобой и шептал тебе что-то на ухо.
Одри восприняла происходившее совсем по-другому, а потому реплика матери заставила ее слегка поморщиться.
— Не совсем так… Я хотела сказать, что… — Она все никак не могла подыскать подходящих слов. — Мне кажется, что теперь я понимаю некоторые вещи уже гораздо лучше, хотя у меня все еще нет ответа на многие вопросы.
— Это на тебя так подействовало пение монахов? — с любопытством спросила Виолетта.
Они в этот момент уже выходили вместе с другими людьми из церкви.
— Нет, не только пение. На меня подействовало все — и аббатство, и церковь, и голоса монахов, словно звучащие из прошлого. Мне показалось, что я отделилась от настоящего и отправилась в…
— Туда, где нет ни настоящего, ни прошлого, ни будущего, а есть только вечность.
Одри на несколько секунд задумалась.
— Да, — сказала она. — Думаю, что-то в этом роде. — Она все еще толком не разобралась в своих ощущениях. — Я как будто спала, но при этом бодрствовала. Мой мозг уже давно не был таким расслабленным и одновременно сосредоточенным. Я как будто побывала на сеансе гипноза, и при этом мне казалось, что в мире не существует больше ничего, кроме монотонных голосов монахов.
— Мне кажется, что эти ощущения усиливались еще и потому, что мы находимся на отдыхе и изо дня в день любуемся прекрасными замками.
— У тебя тоже возникали подобные ощущения?
— У меня — нет. Я перенеслась в восхитительную эпоху своей жизни, о которой уже почти забыла. — Виолетта сделала небольшую паузу, а затем продолжила: — Я перенеслась в «Роуз-Гарден» — дом твоей тети Шарлотты — и заново пережила несколько восхитительных недель, которые мы провели с тобой там, когда тебе было всего несколько месяцев от роду.
Одри задумалась. Теперь они с матерью обе молчали, наслаждаясь ласковым вечерним ветерком. Они не нуждались сейчас ни в каких словах. И это был для Виолетты еще один из восхитительных моментов жизни.
— Слушай, девочка, — нарушила молчание мать. — Я тут вспомнила, что ты вроде бы грозилась пригласить меня сегодня на ужин.
Одри невольно рассмеялась.
— Да. И мне сейчас даже показалось, что у тебя уже урчит в животе.
Улыбнувшись друг другу и обнявшись, они пошли к автомобилю по хрустевшему под ногами гравию.
18
Арчибальд Каннингем передал своей секретарше Фионе папку с материалами очередного дела и велел положить ее в архив. Теперь у него было десять минут на то, чтобы выключить компьютер и немного отдохнуть, прежде чем отправиться на встречу с Джеймсом Притчардом. И тут вдруг, хотя он и сказал Фионе, чтобы она не соединяла его больше ни с кем по телефону, на его коммутаторе замигала лампочка.
