Грешница по контракту (СИ) - Максимовская Инга (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Я с благодарностью приняла подношение, и начала жадно пить, стуча зубами об металлический край посудины.
Он странный. Я даже не сразу понимаю, что в нем не так. Все лицо заросло клочковатой бородой, только живые глаза смотрят на меня с живым интересом. Чувствую слабость, от тепла, идущего от стоящей рядом буржуйки, клонит в сон. Наверное, еще действует лекарство, введенное мне зверем.
— Дайте мне телефон — с надеждой прошу, наконец поняв, почему мужчина показался мне странным. Все его лицо пересекают глубокие шрамы.
— Так нету у меня — разводит он руками — зачем отшельнику адское изобретение? Ты поспи, дочка. Потом решим, что делать с тобой. И откуда ты взялась на мою голову? Вроде женских зон нет поблизости. Не из мужицкой же ты приблудилась.
— Нет, нельзя спать — испуганно шепчу, с ужасом глядя на тонкую дверь — он придет за мной. Как вас зовут? — спрашиваю, силясь встать с самодельной кровати, заваленной какими — то старыми, пахнущими нафталином, тулупами
— А никак — задумчиво говорит спаситель, жуя губами. Только сейчас понимаю, насколько он стар — Раньше Левой звали. В другой жизни — ухмыляется мужчина, оскалив желтые зубы.
— Лев, дорогой — горячечно шепчу я, хватая его за загрубевшие руки — мне срочно нужно позвонить. Отведите меня туда, где есть телефон. От этого зависят жизни. Не одна. Прошу вас.
— Эх, видимо пришло время мне грехи искупить — ухмыляется он, и я чувствую опасность, исходящую от этого старого, но еще крепкого мужчины. Он достает из стоящего у стены сундука теплые штаны, телогрейку и еще какие — то вещи и кидает их мне. — Пойдем, через часок. Только расскажешь мне сначала, откуда же ты так бежала, что аж обуться забыла.
Я рассказываю спокойно, но голос периодически сбивается. Рассказываю все, с того самого момента, как впервые увидела моего хозяина. Моего Дэна. От воспоминаний меня начинает трясти. Лева слушает, не перебивая, только желваки ходят на скуластом лице, да руки споро чистят ружье.
— Так, значит, коровка моя взбесилась — словно про себя, говорит он, когда я выдохшись заканчиваю свою исповедь — давно надо было шлепнуть, суку. Да я все ждал чего — то, наблюдал. Интересно мне было, чего этот чушок задумал. А тут вон чего. Одевайся, видно время пришло мне заканчивать мое изгнание. Ментов позовем, девочка. Хоть и не люблю я их. Вор я, не убийца.
Я начинаю натягивать на себя чужие вещи. Мне все велико, но выбора нет. Лева вдруг напрягается, прислушивается, и вскидывает ружье, приложив палец к губам. Движется, словно тень, что так не вяжется с его крупной фигурой. У меня обрывается сердце, когда слышу тихие шаги. Снег хрустит под ногами пришельца. Мой спаситель показывает рукой — прячься. Я падаю на пол, и заползаю под невысокую кровать, как раз в тот момент, когда дверь, с громким треском слетает с хлипких петель.
— Ну, здравствуй, Андрюша — насмешливо говорит Лева, без толики страха в голосе.
— Ты, ты? Это невозможно — хрипит убийца. В голосе его страх, словно призрака увидел
— Ты же сдох. Сгорел, я видел.
— Ты бы этого очень хотел, не так ли? Только не дотумкал своим мозгом чуханским, что во времянке погребок был. Там я укрылся. Да все равно обгорел. Два месяца в себя приходил, травками лечился. Ну ничего, видишь, сам ты пришел, за смертью своей.
— Нет, Лева. Не за смертью. Отдай, что взял, и тогда я, может быть, убью тебя быстро — взяв себя в руки, говорит убийца, — Думаешь, пукалки твоей испугаюсь? Дурак ты, Лева, каким был, таким и остался. Выживает не тот, кто сильнее, а тот кто быстрее.
Выстрел разрывает звенящую тишину. Я с трудом сдерживаюсь, что — бы не заорать в голос, глядя на то, как падает на пол, моя единственная надежда на спасение. Рана в его груди устрашающа. Он еще жив, отползает к стене, размазывая по земляному полу кровь, кажущуюся черной.
— Не нужно было тебе ждать, бугор. Может и твоя бы правда была — смеется Андрей. Я вижу только его ноги, затаившись в своем укрытии. Замираю, даже не дышу. Ружье Левы валяется рядом, но не дотянуться. Еще один выстрел. Спаситель дергается, и кричит от боли. Убийца медлит, явно наслаждаясь. Не убивает сразу. В этот раз выстрелил в ногу несчастному. Стреляет еще, и еще. Воздух пахнет гарью, металлом и кровью. Мое тело содрогается от рвотного спазма, я едва сдерживаю рвущийся из груди крик, когда вижу мертвые глаза Левы, смотрящие прямо мне в душу.
— Вылазь, куколка — насмешливо зовет меня зверь — я ведь знаю, что ты здесь. Ох, как ты здорово пахнешь. Сладко. Тебе страшно — вкрадчиво говорит он, не двигаясь с места.
Я знаю, что шанса спастись больше нет, но все еще продолжаю надеяться, что он уйдет. Сильная рука, хватает меня за ногу и тащит из под кровати. Сопротивляюсь, но тщетно. Он встряхивает мое тело, словно паршивого котенка, а потом бьет, сильно, с оттягом, по животу, от чего я падаю на пол, и начинаю крутиться от лютой, всепоглощающей боли, в луже еще теплой крови, которой залито все вокруг.
— Сука!!!! — орет он, методично нанося удары, по моему телу. Я пытаюсь закрыть руками живот, он видит это, но больше не бьет в него. Тело горит огнем, когда зверь, наконец, успокаивается, хватает меня за волосы, и тащит волоком к выходу. От боли и шока, даже не кричу, только скулю, тихо, без слез. Зверь улыбается, чувствуя свою власть. Я не чувствую бабочек в животе. Боль не пугает меня, я боюсь за ребенка, растущего в моей утробе, который не подает мне никаких сигналов.
Он выволакивает меня на улицу, и бросает на снег, а сам возвращается в избушку, знает, что я не денусь никуда. Даже пошевелиться, сил нет. Еще один выстрел. Запах гари и керосина. Опаляющий огонь. Ползу в сторону, потому что жар исходящий от избушки обжигает. Еще один удар, лишающий меня связи с реальностью. Чувствую только, как зверь несет меня, перекинув через плечо, словно охотничий трофей, весело напевая себе под нос, какую — то странную песню.
— Мы ждем гостя, куколка. Самого важного — безумно шепчет убийца, прежде чем я погружаюсь в спасительное беспамятство.
Хорошо, что он успел вовремя остановиться. Девка слабо дышит. Так, что ему пришлось по старинке поднести к ее губам зеркало. Жива. Он даже почувствовал подобие уважения к ней. Так борется за жизнь. Пожалуй, он даже не убьет ее. Запрет в погребе и будет пользовать, по своему усмотрению, после рождения наследника.
Андрей подошел к распластанной на кровати девушке, и с силой раздвинув ее ноги, ввел два пальца в сухое лоно. Крови нет, значит с ребенком порядок. Он положил руку на живот, и почувствовал несколько рваных движений изнутри. Отзывается наследник, чувствует родную кровь.
— Не трогай меня, тварь — слабым голосом выдохнула девка. Когда успела в себя прийти? Надо же, огрызается. Оскалилась, как тигрица.
— Ты хорошо пахнешь — Андрей поднес к носу пальцы, пахнущие ее соками — Поладим мы с тобой, если будешь послушной. Я умею быть нежным, лапушка. Таким нежным, что ты быстро забудешь ублюдка.
— Да, пошел ты — хрипит Катя, сверкая помутневшими глазами.
— Ох, как не хорошо ты разговариваешь со своим повелителем — насупив брови, спокойно выплюнул Зверь, едва сдерживаясь, что бы не разорвать наглую бабу голыми руками. Он посмотрел в лицо пленницы, и едва не заорал от ужаса. Вместо милого, измученного ее лица, он увидел изъеденное червями лицо той, что родила от него сына. Она смотрит на него пустыми глазницами, обнажив зубы в омерзительном оскале и смеется. Кривляется. Андрей отшатнулся, чувствуя теплые струи, стекающие по ногам.
— Обмочился, что же ты Андрюшенька, неужели я такая страшная? — леденящий сердце смех, впился раскаленной иглой в его больной мозг, и убийца закричал, дико, нечеловечески. Прогоняя ужасный морок. Катя молчит. Смотрит на него, как на безумца. В глазах ее нет страха. Жалость.
— Ты должна меня бояться! Должна, должна! — заорал зверь, опускаясь на пол.
— Да, пошел ты — рассмеялась пленница.
Нет, он все же убьет ее. Ведь, она видела его слабость. Андрей пошатываясь вышел на улицу, и вдохнул ледяной воздух. В голове прояснилось. Он зачерпнул в пригорошню грязный снег, и с жадностью начал его есть. Почему то именно сейчас ему этого захотелось. Что — то непонятное поселилось внутри. Требующее, ждущее, разрушающее. Убийца так и не понял, что это нечто обыкновенное безумие, проросшее своими щупальцами в его воспаленный мозг.