Евангелие лжецов (ЛП) - Олдерман Наоми (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
«Далеко до Соломонова решения».
«Даже Соломон вспоминается лишь по одному судебному решению. Твой день еще не наступил. Кроме того, это отличная подготовка для тебя. Я не буду жить вечно, и кто-то должен будет делать мою работу, когда меня не будет».
Каиафас прекрасно осведомлен, что Аннас часто говорит подобное разным людям, включая и своих сыновей. Каиафас находится внизу списка. И, все же, это правда: трудно представить, кто сможет удержать различные группы влиятельных людей в Иудее от раздора и возможного уничтожения Римом, когда не будет Аннаса.
«У тебя осталось еще много лет жизни впереди», говорит Каиафас.
«Ммм», отвечает Аннас. Затем он поднимает взгляд на прохладное ночное небо в решетке виноградной лозы. «Ты слышал, что будет война между Царем Херодом Антипасом и набатейцами? Нет никакой возможности предотвратить. Набатейский Царь Аретас все еще кипит негодованием на своем троне в Петре из-за того, что Херод посмел развестись с его дочерью. Он воспользуется пограничными столкновениями, как причиной для вторжения на юге».
«Война? Из-за опозоренной дочери?»
«Мужчины любят своих дочерей, Каиафас». Аннас кривится улыбкой, оскалив зубы, и откусывает кусок хлеба.
Жена Каиафаса подает им сваренную целиком Галилейскую рыбу с травами и свежими лепешками и с двумя соусами — йогурт и острый соус из тмина и перца. На стол приносятся тушеные в оливковом масле баклажаны, заправленные иссопом и сухой петрушкой, и поджаренный на открытом огне лук.
Она наклоняется и так и эдак, раскладывая еду и расставляя посуду. Она прекрасна, и он никак не может удержать себя от разглядывания ее, и как ее халат обтягивает ягодицы при ее наклонах, и как небесно-голубой платок на ее голове колышется от ее движений. Ей чуть больше сорока лет, и она родила ему двух сыновей и трех дочерей, и она все еще желанна ему. И как хочется ему, чтобы его подозрения оказались напрасными. И надеется, что это — не так. Но вспоминает он ее глаза, устремленные на Дарфона, и огонь загорается в его венах.
Закончив с едой, она подходит и обнимает, прижавшись плотно, за плечи Аннаса, а тот целует ее в щеку.
«Как он к тебе относится, моя дорогая?» спрашивает Аннас, смеясь.
«О, отец», отвечает она, «он — жестокий и бьет меня каждую ночь». Она подмигивает и улыбается, и они все смеются, потому что ее слова так далеки от правды.
Каиафас не стал бы Первосвященником, если бы не его жена. Он знает это, и весь город Иерусалим знает это. В том нет ничего постыдного, в общем-то. Таким образом человек добивается могущества: становясь ценным для людей уже могущественных, произведя впечатление на более старшего и мудрого человека своим умением и хитроумием и женившись на его дочери.
Аннас служил Первосвященником десять лет до того, как Префект потребовал его отставки. Но власть Аннаса не уменьшилась после ухода. Он оставался наверху, пока его сыновья становились Первосвященниками один за другим, но ни один из них не оставался настолько долго, чтобы стать самому влиятельным человеком. И теперь настал черед Каиафаса, его зятя, кого тот осторожно провел через все препоны к должности, расхваливая Префекту и другим священникам, и северному царю Хероду Антипасу. И посредством дипломатии и с поддержкой Аннаса он каким-то образом удержался дольше других. Аннас отнесся к нему по-особенному. Мужчины любят своих дочерей.
На следующий день после утренних жертвоприношений ему предстоит решить различные задачи. Приходит Левит Натан, держа рукой кувшин вина из Тира.
«От семьи Ашеров с севера», объясняет он, «у кого были неприятности с бандитами. Они предложили пятнадцать бочонков в знак благодарности».
«Разве вино украдут не быстрее зерна?»
Натан пожимает плечами, почесывая седеющую бороду.
«Меньше повозок за ту же стоимость. Они могут защитить меньшим количеством охраны».
«И больше людей займется работой на полях, и пошлет меньше своих сыновей для подношений Храму?»
Натан наливает вино в две глиняные чашки Каиафаса — грубо обработанная красная глина снаружи, гладкая голубая глазурь внутри.
Они пробуют вместе. Вино превосходно, с отголосками грецкого ореха, инжира и свежей травы. Каиафас подольше держит во рту, перекатывая по стенкам рта, богатую оттенками красную жидкость. Холмы севера, место детства.
Он встречается глазами со взглядом Натана.
«Выходит, что — да», соглашается Натан.
«Спроси их об этом, чтобы и в будущем вместо зерна, которые они должны».
Натан кивает головой. Медлит со словами.
«И есть еще одно дело».
Он смотрит на Натана, немного недоумевая. Натан беспокойно переминается на своем сиденье.
«Ты должен мне напомнить, друг мой».
«Дочь Ливана выходит замуж на следующей неделе».
«Аа», вспоминает Каиафас. «Да».
Возникает пауза в словах. Каиафас размышляет о дочери Ливана, вспоминая, когда видел ее в последний раз. Темнокожая девушка четырнадцати лет, милые небольшие грудки под платьем, волосы схваченные назад венком цветов. Она скромно смотрела вниз, когда пришла к нему. И подумалось ему: да, что эта, что другая, на все воля Бога.
«Сколько ей сейчас?»
«Семнадцать».
«Оо, она дожидалась меня довольно долго. Замечательно. Хорошо. Есть у тебя новая девушка для встречи со мной?»
«Она ожидает в другой комнате».
«Ты должен был сказать мне, что она — здесь. Мы бы лучше начали с нее».
Натан ухмыляется.
«Для нее же будет лучше, если начнет привыкать к ожиданиям».
Каиафас смеется.
«Верится мне, что ты держал ее так долго ради этой шутки».
Натан пожимает плечами.
«Чья она дочь?» спрашивает Каиафас.
«У Ходии».
Каиафас медленно кивает головой, поразившись. Ходия — богатый человек, чьи щедрые подношения Храму уже добавили ему определенную политическую силу.
«У него есть три сына, у Ходии, так?»
Натан улыбается. «И он — коэн». Ходия — член класса священников. Его сыновья могут быть кандидатами на высокие посты священников, и, возможно, даже на пост Первосвященника. «Я уж не сомневаюсь, что он с радостью стал бы поближе к тебе».
«Ну, приведи девушку».
Девушка отличается от той последней. У дочери Ходии — круглые щеки, отполированная будто бронза, кожа, черные волосы и яркие темные ищущие глаза. Она не пытается скромно смотреть вниз. Ее тело — тело женщины с широкими бедрами и полной грудью. Ей шестнадцать лет.
Обычно, эти девушки молчат, пока не заговоришь с ними, но эта начинает говорить сама прежде, чем он обращается к ней.
«Господин», спрашивает она с еле заметной улыбкой в углу ее рта, «Ваша жена в полном здравии?»
Он смеется, совершенно не собираясь отвечать смехом.
«В очень добром здравии. Надо ли мне извиняться за это?»
«Какой желанный приз Вы представляете собой».
Он и Натан смеются.
«Я вижу, что тебе объяснили все до конца».
«Прекрасно объяснили».
Ничего сложного. Первосвященник — или Коэн Гадол — должен быть женатым. Никаких исключений. Он в одиночку идет в священное святилище во время Йом Киппура, в самый святопочитаемый день года. Все люди ждут знака, что прощены Богом. И, чтобы искупить грехи всего дома Израиля, он обязан быть цельным мужчиной: он не должен быть калекой, он не должен выглядеть отвратительно, он не должен быть неженатым. Ожидать, чтобы неженатый мужчина смог выдержать бремя грехов — так же глупо, как ожидать подобного от ребенка или от женщины.
Естественно, возникает проблема. А что, если жена Коэна Гадола внезапно умрет накануне Йом Киппура? Тогда не будет Первосвященника, который смог бы заступиться за всех людей. И в этом случае должна находиться рядом еще одна девушка. Она, скорее всего, и не понадобится. Но все же лучше выбрать ее заранее. К тому же есть, конечно же, еще один Коэн, если он сам умрет. Человеческие нужды должны быть услужены, несмотря на то, что люди умирают, и другие люди занимают их места.
