F 20. Балансировать на грани (СИ) - Вечная Ольга (книги онлайн бесплатно txt) 📗
Поднимаясь в лифте, я думал о том, как отреагируют коллеги на мое появление. На самом деле, удачный план действий пока еще не успел родиться в моей голове, признаюсь, я понятия не имел о чем разговаривать с шефом, перед которым окажусь через пару секунд. Самый главный вопрос до сих пор оставался открытым: увольняться или нет? Но, бесы, мне хочется найти темный угол и подремать, хотя бы стоя, хотя бы минут десять. Опираюсь рукой о стенку лифта. Я не боюсь своего начальника, я не боюсь насмешек или порицаний со стороны коллег. Это не потому, что я смелый или отважный, просто мне известно о вещах, которых действительно стоит бояться.
Да, да и еще раз да. В наше время электросудорожная терапия является научно-обоснованным методом лечения, разумеется, строго добровольным и невероятно действенным. А что остается пациентам, которым не помогают медикаменты, а иссушающая душу депрессия не оставляет даже во сне? Отчаявшиеся, находящиеся на границе между жизнью и смертью или на подоконнике десятого этажа, если хотите, люди цепляются за любую возможность выбраться. У меня были пациенты, которые заглядывали мне в глаза, словно я был для них божеством, надеждой выбраться. «Вы уверены, что мне это может?» — «Считаю, вам стоит решиться». А дальше отдельная комната, если повезет — улыбающаяся медсестра, привязывающая к кровати, резиновый кляп, чтобы не откусить собственный язык. Лекарство под кожу, чтобы насильственно расслабить мышцы и не допустить переломов позвонков. «Это не займет много времени», — говорит врач и включает прибор, пропускающий ток через мозг. Это не больно. Я не пробовал, мне рассказывали, что ничего не чувствуешь под действием лекарств. А потерю памяти разве можешь чувствовать? Главное не забыть о своей вере, что ток поможет тебе вспомнить, что такое счастье.
Инсулинокоматозная терапия, спасибо появлению нейролептиков, применяется намного реже, чем раньше, как и некоторые другие процедуры, в нашем веке призванные ошибочными, но часто используемые несколько десятилетий ранее.
Если в гугле набрать «Пестров Виктор Петрович», то поисковая система выдаст кучу бесполезных статей, все что угодно, кроме действительно важной информации, которая должна была бы отобразиться при нажатии кнопки «поиск», но никогда уже не появится. К важной информации я отношу стихи, прозу и биографию непризнанного великого поэта двадцатого века. Почему великого? Потому что я видел его стихи, в то время они мне казались изумительно красивыми, я поражался игре слов, восхищался невероятно точными эпитетами и остроумными неожиданными метафорами, подобранными мастером. Хотя, в те годы я находил рекламные ролики верхом работы кинематографа, а разобраться в сюжетах мексиканских сериалов, которые нам показывали по телевизору каждый день с семи до девяти вечера, и вовсе не приходилось возможным.
Так вот, Виктор Петрович был шизиком, залеченным психиатрами старой школы. Процедуры и непрерывный прием лекарств состарили его ум до мышления столетнего старика, хотя на самом деле, судя по внешности, Виктор Петрович был намного младше моих родителей. Угрюмый сосед по палате, который все время держался за голову и ходил из стороны в сторону. Иногда с криками: «вы очистили мою голову от мыслей, будьте вы прокляты!» — он кидался на санитаров. Ну, кидался — это сильно сказано. Что может живущий на одних лекарствах старик против молодых сильных мужчин? Кроме того, в больнице все знали волшебное слово, которое успокаивало Виктора Петровича лучше любых ремней и тумаков. Сульфазин. Во времена молодости Пестрова широко применялось вышеупомянутое средство лечения буйных психов. Если хотите знать мое мнение, и многие врачи, кстати, со мной согласятся, данный препарат использовался скорее в карательных, чем в терапевтических целях. Ирония в том, что Виктор Петрович не знал, что эта процедура давно запрещена. Сульфазин кололи под лопатку, после чего тело больного перемещалось в ад, где расплачивалось, судя по количеству боли, за грехи всего его рода, ну а душа оставалась на земле. Пациент молил о смерти, но убивать страдающих людей негуманно. Делать вид, что ты веришь, что ему станет легче — вот что гуманно.
Вы когда-нибудь видели, как у человека от страха шевелятся волосы на голове? Как глаза выпучиваются так, словно вот-вот вылезут из орбит, а из горла доносится непонятный то ли хрип, то ли писк? А я видел. Вот Виктору Петровичу было реально страшно. А мне-то что? Ну, подумаешь, буду мыть пол в офисе. Кроме того, как я недавно выяснил, моя персона, сжимающая швабру в руках, действует на Алю возбуждающе.
Двери лифта открываются, я оказываюсь в приемной, которая до отказа забита людьми. Быстро оглядев коллег и не найдя ни одного плаката или футболки с надписью: «Олег, мы скучали!» или «Олег, с возвращением!» я решил, что сборище организовано не в мою честь. Тем не менее, при моем появлении народ замолкает, даже вещающий в центре помещения несомненно жизненно-важную информацию Сергей прерывается на полуслове. Смотрят на меня.
— Добрый день, — здороваюсь я. Все молчат, кто-то смущенно опускает глаза. За этот год ко мне привыкли, многих даже забавляло мое поведение. Кажется, этим людям стыдно, что они остались на своих местах, а меня понизили. Стыдно передо мной? Глупости. — Где мне можно взять ведро со шваброй? — спрашиваю я, останавливая взгляд на Нине, которая должна знать все на свете. Ей положено по статусу.
Видя, что я ни на кого не обижаюсь, народ расслабляется, кто-то мне машет, кто-то улыбается. Это приятно.
— Какое к чертовой матери ведро со шваброй!? — срывается Сергей. — У нас катастрофа, все компы заражены непонятного происхождения червем, кажется, рожденным в Китае. Быстро дуй к Александру, он вместе с другими администраторами в кабинете разработчиков.
— Э-э-э, точно? — переспрашиваю.
— Ты еще здесь? — рявкает Сергей.
Я, чуть опустив голову, быстро прохожу в свой бывший кабинет, где мне тут же объясняют, что нужно делать.
В отдел клининга меня, кстати, все равно перевели. Этим же вечером я подписал все бумаги, Нина показала мне новую запись в трудовой. Зарплата упала в шесть раз, вернее, официальная зарплата. Остальные деньги я теперь получаю в белом конверте. Кому рассказать — умереть со смеху можно. Уборщик, одновременно являющийся психом со справкой, неофициально следит за безопасностью целого направления разработки, отвечающего за программное обеспечение в сети крупнейших супермаркетов города, а скоро и некоторых банках. Бойтесь стартапов, пользователи!
Это небольшое признание, доверие, если хотите, как будто придало мне сил. Когда Александр был в отпуске, я занимался администрированием компьютеров компании в одиночестве, частенько вечерами задерживаясь на работе, приводя в порядок домашние ноутбуки членов семьи Сергея, что неофициально входило в обязанности Александра. Хочу заметить, что, несмотря на теперь непрекращающийся ни на час шум прибоя в моей голове, я ни разу за этот месяц не напортачил, хотя и под конец устал как лошадь, да и эхо в голове стало повторять за мной слова чаще, чем я привык.
— Вдох и выдох, — говорю я, заглядывая Але в глаза, — ты торопишься. Делай так, как я говорю. Медленный вдох и медленный выдох.
Телефон на ее столе трезвонит, не переставая, на экране мигает номер Веры Анатольевны.
— Аля, вдох-выдох. Аля!
— Да-да, я пытаюсь.
— Если ты меня не послушаешься, этой ночью будет так же, как и прошлой, но в этот раз я не сжалюсь на твои мольбы. Я не шучу.
— Да-да, я пытаюсь, — повторяет она. Прикрыла глаза, расслабила плечи, глубоко вдохнула и выдохнула.
— Молодец. Теперь отвечай на звонок. И помни, что все условия договора с нашей стороны выполняются в срок.
Аля кивает и прикладывает трубку к уху. Она ведь опять пыталась нервничать несколько дней назад. Пришла домой злая, не хотела со мной разговаривать, фыркала и отворачивалась. Неудачно уронила на пол блюдце, после чего полчаса рыдала над осколками, не поддаваясь ни на какие уговоры. В такие моменты я знакомлю ее, скажем так, с элементами антуража российских психбольниц. Экскурсию провожу, бесы в моей голове. Прошлой ночью я до четырех утра не разрешал погасить яркий свет в спальне, как часто делают в психбольницах. Хорошенько отдохнуть в таких условиях физически невозможно, хотя, кто говорил об отдыхе? Очень часто основная цель наших клиник заключается в том, чтобы свести с ума тех, кто по каким-то причинам не успел до конца сделать это самостоятельно на свободе.
