Кодекс страсти - Шредер Марта (электронные книги бесплатно TXT) 📗
– О, папа, мне обязательно ехать сегодня вечером? – прерывающимся голосом спросила Сара, явно огорченная. – Я думала, ты сказал бабушке…
Она разочарованно умолкла.
– Я говорил, принцесса, но ты знаешь, как иногда бывает. – Дэниел взял Сару за руку. – Бабушка должна возвращаться в Нью-Йорк, чтобы позаботиться о твоей маме, и она хочет взять тебя с собой.
– Я знаю, папа, но я могла бы сесть в поезд завтра или послезавтра. Я не потеряюсь. Я не такая, как моя мама. Я бы никогда…
Сара взглянула на Кэролайн, которая безмятежно ела мороженое с орешками и делала вид, будто ничего не слышит. Губы Сары сжались в тонкую ниточку, и она размешала свой только что полученный пломбир в светло-коричневую кашицу.
Казалось, что Сара уже привыкла к такому давлению на ее чувства. «Я не должна была идти с ними», – подумала Кэролайн. Если бы она не сделала этого, тогда, возможно, Дэниел и Сара обсудили бы подробнее свои затруднения, хотя все выглядело так, как будто это была давняя проблема, о которой они говорили уже много раз.
– Извини, Кэролайн, – опечаленно сказал Дэниел. – У нас есть кое-какие разногласия, и Саре нужно некоторое время, чтобы вспомнить о том, что папа всегда прав.
Он попытался улыбнуться.
Сара тоже сделала попытку:
– Он имеет в виду, что ему нужно время, чтобы осознать, насколько я права.
Кэролайн решилась внести свой вклад в разрядку атмосферы:
– Как приятно узнать, что я не единственная идеальная личность на свете.
Улыбки обоих Фрателли были вежливыми, но немножко вымученными.
– Пора идти, принцесса.
Дэниел произнес эти слова с некоторым опасением, но, хотя плечи Сары поникли, она ничего больше не сказала.
– Рада была встретить тебя, Дэниел. Сара, я надеюсь, мы еще увидимся. Счастливого Рождества вам обоим.
Кэролайн чувствовала себя лицемеркой: было не похоже, что Дэниел и Сара будут счастливы в эти праздничные дни. Она весело попрощалась и вновь нырнула в поток покупателей.
Через пятнадцать минут ей все это наскучило. Оживление, вызванное праздничными покупками, прошло. Она медленно шла домой, думая о Дэниеле и его дочери, которая не была «такой, как мама», что бы это ни значило.
Выйдя на свою улицу, Кэролайн увидела знакомую картину перед домом: серая «хонда» с включенными фарами и фигура Дэниела, ссутулившегося на переднем сиденье в ожидании ее.
Подойдя ближе к машине, она услышала мягкий звук блюза Билли Холидея, плывущий в воздухе. Кэролайн постучала по стеклу:
– Эй, разве я не говорила тебе раньше, что не нужно здесь никакой громкой музыки? За исключением разве что Девятой Бетховена.
Дэниел опустил стекло.
– Простите, мадам. Я включил Благовещение и потерял голову. – Он с некоторым усилием улыбнулся. – Я не знаю, что я здесь делаю, Кэролайн. Мне нужно было видеть сочувственное лицо, а твое выглядело дружелюбным. Ты понравилась Саре.
– Мне тоже понравилась Сара.
– Позволь мне войти. – Он поднял правую руку. – Только как другу, как коллеге. Обещаю.
Кэролайн заколебалась. Она почувствовала, что ее бережно охраняемый мир начал рушиться, как это было всегда, когда Дэниел входил в него. У нее не было сил оставаться его другом.
Да, несомненно. Она хотела быть с ним и в какой-то момент отказалась от мыслей об осложнениях, которые могла принести эта дружба. Она будет другом Дэниела. Не меньше и, быть может, не больше, но она будет его другом.
– Вылезай, Дэниел. Ты замерзнешь тут до смерти. – Кэролайн взяла его за руку и направилась вперед по дорожке. – Я могу предложить тебе ароматный чай и огонь в очаге.
– Чай и сочувствие? – сказал Дэниел с кривой улыбкой.
– Конечно. Апельсиновый чай с корицей и первая психологическая помощь – такова специализация дома.
Кэролайн отперла двойную входную дверь и провела Дэниела внутрь.
Она хотела пройти в гостиную, но Дэниел поймал ее руку и повернул к себе лицом.
– Спасибо, что позволила мне расположиться на твоем крыльце. – Он заключил ее в объятия и слегка отстранился, чтобы видеть ее лицо. – Я терпеть не могу, когда она уезжает к Элисон на каникулы. Это убивает меня. Я ненавижу Рождество больше любого дня в году. – Он опустил голову на ее плечо. – Я плохой собеседник, Кэролайн. Отправь меня домой сбросить раздражение, выпить немного и послушать песню Элвиса «Голубое Рождество».
– Пьянствовать и жалеть себя? Чай и сочувствие гораздо лучше. Входи и садись.
Кэролайн осторожно высвободилась и подвела его к кушетке. Она бросила ему вышитую гарусом подушку и встала на колени, чтобы зажечь огонь в камине, где все было уже готово для этого.
– Я пойду поставлю чайник. Это не займет и минуты.
– Сядь и поговори со мной. Забудь про чай. Как раз сейчас я нуждаюсь в сочувствии. – Он потянулся и взял ее за руку. – И давай обойдемся без гнусных замечаний. «Жалеть себя» – так она это назвала. Ущербная психология, Кэролайн.
– Ах вот как. Ты подвергаешь сомнению великого доктора Фрейда.
Кэролайн погладила воображаемую бородку.
– Это настоящий отвратительный немецкий акцент.
– Много ты знаешь. Это австрийский акцент, и он просто ужасен.
– Хорошо, хорошо, – заулыбался Дэниел. Ее неясный запах, свежий и цветочный, щекотал его ноздри. Он закрыл глаза. – Что это за духи? Ты всегда очень деликатно пользуешься духами. Что это? Сирень?
– Ландыш главным образом.
Он глубоко втянул в себя воздух:
– Ландыш. Это такие маленькие белые колокольчики, правильно?
– Угу, – согласилась Кэролайн. Она отклонилась назад, сбросила туфли и положила ноги на кофейный столик. – Я люблю слушать огонь.
Сосновое полено, которое она подожгла, с треском лопнуло, когда огонь достиг дырки от сучка.
– Ты не слушаешь огонь, ты смотришь на него.
Не открывая глаз, Дэниел нашел ее руку именно там, где искал, и слегка пожал ее.
– Нет, слушаю. Ведь он трещит и гудит.
– Наверное, нужно вырасти в доме с каминами, чтобы понимать их язык. Имея пятерых детей в двух спальнях, семья Фрателли не могла позволить себе слушать огонь. Даже если бы у нас был камин. Но его не было.
Его голос приобрел тот саркастический оттенок, которого Кэролайн боялась. Как обычно, ей пришлось обороняться. Она отняла руку:
– О, парень, опять начинается. Социальное неравенство в Филадельфии в конце двадцатого века, взгляд из низов.
Она тоже могла быть саркастичной.
– Боже, ты совсем, как Элисон.
Глаза Дэниела резко открылись, и его рука крепко сжала руку Кэролайн.
– Ты знаешь, меня просто тошнит, когда я слышу это. Какой же она была, в конце концов? Ее дочь очаровательна и очень мила. Может ли мать Сары быть ужасной? И насколько ужасна я? – Кэролайн приподнялась и повернулась к нему. Их лица были на расстоянии нескольких дюймов. – Ради Бога, Дэниел. Я чувствую себя второй госпожой де Винтер.
– Второй кем?
Дэниел провел рукой по своим взъерошенным волосам.
– Второй госпожой де Винтер. Ты знаешь, в «Ребекке».
– Ты имеешь в виду тот старый фильм с Лоуренсом Оливье и какой-то хнычущей блондинкой? – Он посмотрел на Кэролайн, собрав лоб в морщины. – Как ты можешь сравнивать себя с этой жалкой мышью, как там ее зовут?
– Джоан Фонтен, и она не хныкала. Она страдала. Самоотверженно. – Кэролайн выставила подбородок. – Я чувствую себя ею, потому что ты продолжаешь сравнивать меня со своей женой.
– Бывшей женой, – уточнил Дэниел.
– Неважно. Так или иначе, я устала от твоих попыток заткнуть мне рот из-за кого-то, с кем я никогда не встречалась, и кто сделал тебе… неважно что, когда вы были женаты.
Кэролайн посмотрела ему в глаза и увидела отблеск… чего? Тревоги? Она не могла понять.
– Так значит, ты хочешь все о ней знать. – Дэниел принял суровый и замкнутый вид. – Боже, почему женщины никогда не могут оставить в покое некоторые вещи?
– Женщины? – Кэролайн была оскорблена. – Во-первых, я не женщины. Я – это я. Кэролайн. Одна женщина. Единственная. И, во-вторых…
