Дом, в котором ты живешь - Соловьева Анастасия (первая книга .TXT) 📗
Гришка по грузинской традиции осыпал нас с Булыжной комплиментами, при этом не отдавая предпочтения ни одной: комплимент ей, комплимент мне. Чтобы никто не обижался.
Потом пригласил меня танцевать, поинтересовался, давно ли мы с Давидом женаты… Я рассеянно наблюдала, как Давид танцует с Булыжной, положив руку на ее роскошное плечо. И мне вдруг ужасно захотелось оказаться на ее месте.
К счастью, следующий танец был моим.
– Ну, как настроение? – спросил Давид.
– Прекрасно! – Я чуть прижимаюсь к нему щекой.
– Развеялась немножко?
– Да… Все было замечательно! – Может, исчезнем?
– Неудобно.
– Ничего…
В машине я беззаботно смеюсь, чувствуя себя соучастницей побега. Мы медленно едем по пустынным, неестественно тихим и ярко освещенным улицам. Я с любопытством гляжу в окно машины. А вернувшись домой – в окно спальни. Давид неслышно вошел в комнату, встал возле меня.
Мы смотрим на то, что видим каждый день: монастырскую стену, пятиглавый собор, набережную, уходящие в бесконечность огни большого города. Привычный пейзаж сейчас навевает мысли о том, что пространство, время, душа – материальные понятия. И еще я остро ощущаю, что смотрю за окно не одна. Совсем другое дело – видеть мир в четыре глаза. В темноте я отыскиваю руку Давида, и по тому, как он реагирует, догадываюсь, что он думает о том же.
Мы засыпаем в предутренний час, познав счастье гармонии.
А утром мне опять скверно. «Давид летит в Стокгольм. В Стокгольм летит Давид» – первая мысль, которая оказывается в моей голове. Я плетусь на кухню и в отупении принимаюсь варить кофе.
После кофе Давид исчез. Я даже не успела спросить, когда вернется. Вчера был такой чудесный вечер. А сегодня – в наш последний день! – ему даже не хочется побыть со мной…
Кот зеленый, дуб ученый. В Давид летит Стокгольм…
Нет, нужно уметь справляться с собой! Как вчера, как третьего дня! Потерпи, осталось немного.
Я вытащила гуся из холодильника (все-таки праздник, Рождество!). Пока он будет оттаивать, посмотрю телевизор. Все равно больше нечем заняться.
По «Культуре» показывали Грецию.
«Дорические колонны, кариатиды, белый мрамор, – с достоинством вещал голос за кадром. – Не одно поколение поэтов воспело в своих стихах знаменитый Акрополь. Осип Мандельштам писал в начале XX века:
Кто может знать при слове расставанье,
Какая нам разлука предстоит?
Что нам сулит петушье восклицанье?
Какой огонь в Акрополе горит?»
Отреагировать на это зловещее пророчество мне не дали – в коридоре зазвонил мобильный. На бегу я пыталась вспомнить, вытащила ли вчера телефон из сумки. Нет, вроде не вытаскивала.
Телефон валялся на полочке под зеркалом. Значит, вытащила. На автопилоте. В последние дни со мной такое не редкость.
– Алло! – весело и нетерпеливо зазвучало из трубки, едва я поднесла ее к уху.
Голос был незнакомый, женский, юный, мелодичный.
– Слушаю вас, – холодно отозвалась я.
– Можно Давида? – спросила трубка по-прежнему оживленно, нисколько не смущаясь моей холодностью.
– Давида? – опешила я. – Его нет… Кто говорит?
Ева, – сообщила трубка простодушно. И Добавила вкрадчиво, как будто объясняла прописные истины темному, непосвященному человеку: – Ева Амиранашвили.
Я стояла как громом пораженная. Младшая сестра? Дальняя родственница? А если не то и не другое, то кто же тогда? Мысли вихрем носились в моей и без того измученной голове. И вдруг в этот сумбур врезалась мелодия битловской «Мишели».
Ну конечно! «Мишель» – рождественский подарок Дениса! Вчера я поставила ее на телефон, с тех пор мне никто не звонил. Телефон благополучно лежит в сумке, а с Евой я говорила по мобильнику Давида. Естественно. С какой стати Ева будет названивать мне? Господи, но что же я стою? Это, наверное, мальчики. Звонят, думают, мама волнуется. А маме-то не до них…
Я судорожно принялась рыться в сумке, одновременно настраиваясь на разговор с Денисом, но вместо сына услышала Ленку Власову.
– Марина, нам нужно встретиться, – решительно начала она, как всегда игнорируя приветствия.
– Зачем? – невежливо уточнила я.
– Мне нужно отдать вам деньги.
– Вы же платили недавно. К чему такая спешка?
– Это не по телефону. Продиктуйте адрес, я пишу.
– Большие Каменщики… – нехотя заговорила я.
– Все. Буду через двадцать минут. Счастливо, – добавила Ленка, чем-то чрезвычайно довольная.
Ну вот! Через двадцать минут неизвестно зачем приедет Ленка, Давид вообще может вернуться в любой момент, а праздничный гусь по-прежнему стынет в раковине. Я метнулась на кухню. Пока занималась гусем, вспомнила, что так и не поговорила с сыновьями. Торопливо сунув гусятницу в духовку, набрала номер Дениса. Телефон не отвечал. Тогда я позвонила маме. Трубку взяли мгновенно.
По голосу невозможно было понять, довольна моя мамочка или нет. Я решила спросить прямо.
– А чем быть недовольной? Кормят, поят, развлекают, номер шикарный.
– Значит, все хорошо? – осторожно уточнила я.
– А Илюшка сегодня на завтрак ел одни бутерброды с беконом, – невинным тоном сообщила мама. – От фруктов и творога отказался, потом убежал в бассейн, хоть я и возражала.
– А Денис? Они звонили тебе?
– И тебе, между прочим, тоже. Но ты спишь до двенадцати и о детях не беспокоишься.
– Мы вчера поздно легли, – машинально стала оправдываться я.
– «Поздно легли»! – передразнила мама, давая волю своему раздражению. – Что за барская привычка?
Наверное, у Дениса с Олегом все нормально, решила я, отключившись. Но времени подумать не было совершенно. Сейчас же запиликал домофон, и одновременно кто-то затрезвонил по городскому телефону.
– Маришка! – Я узнала голос Аньки. – С праздником тебя, с Рождеством!
– И тебя, Аня! Пусть в твоей жизни наконец все определится.
– Пусть! А знаешь, где мы? В Швейцарских Альпах!
– С Максом?
– Он передает тебе привет.
– А мадам?
– Ее больше не существует.
– То есть она умерла?
– Нет, что ты… Просто исчезла с нашего горизонта.
– Как это исчезла?
– Абсолютно добровольно. Все, Мариш, мы на Новый год в Москве. Обязательно созвонимся. Доду привет. Целую.
Ленка уже ждала в коридоре.
– Я привезла деньги. Здесь сумма за год вперед.
Что-то подсказывало мне, что деньги лучше не брать.
– Но год – большой срок. Многое может измениться…
– Дело в том, что мы на некоторое время срываемся за границу. Мне не хочется оставлять долги…
– Но я могу передумать сдавать квартиру. – Я, наконец собралась с мыслями.
Ленка выпрямилась во весь свой небольшой рост.
– Тогда вам придется вернуть мне часть денег.
– Каких денег? – удивилась я.
– За ремонт, который мы сделали в вашей квартире. У меня сохранились все чеки и расписки рабочих.
Ремонт? Чеки, расписки? Нет, я абсолютно не готова общаться с ней. А главное было что-то тяжелое, смутное, еще до Ленки. Что? Мама? Анька? Серебряный голос Евы Амиранашвили?
Ободренная моим молчанием, Ленка продолжила:
– Обычно большая предоплата предполагает скидки. Но мы ни на что не рассчитываем. Надеюсь, вы меня правильно поняли. – С этими словами она положила деньги на подзеркальную полку, где по-прежнему валялся мобильный Давида, и вышла вон.
Нужно было сосредоточиться. Я пересчитала деньги. Потом еще раз. Разделила на двенадцать. Все правильно. Но все равно ужасно. Она уже не пускает меня в мой собственный Дом! Не надо было брать деньги. Да и сейчас еще не поздно позвонить, сказать: заберите. Но тут она достанет свои чеки – начнутся бесконечные, нудные разбирательства… Нет на это сил.
Из задумчивости меня вывела «Мишель».
– Мама, скажи ей, – прошептал Илья в трубку.
По мнению моих сыновей, эта неказистая фраза – панацея, волшебная палочка, и после произнесения заклинания суровая, безапелляционная бабушка должна превратиться в этакую умильную старушку.
