Соврати меня (СИ) - Лари Яна (прочитать книгу .TXT, .FB2) 📗
– Ты всё ещё надеешься от меня избавиться? – скользит он горячими губами к моему виску. Так ласково, что разбегаются мурашки.
– Я надеюсь всё-таки научиться плести паутину, чтобы ты никуда не сбежал.
Мой ответ частично прерывает раскат грома.
– А пошло оно в зад, это озеро. Поехали домой. Займёмся вплотную развитием наших отношений.
Глава 30. Пациент скорее мёртв...
– Ты самая красивая, знаешь? – шепчет Мир, вжимая меня собой в стену прихожей. Напрасно я думала, что случившееся на берегу озера его успокоит. Наоборот, весь обратный путь пришлось напоминать, что смотреть нужно на дорогу, а рукам хорошо бы лежать на руле. – Очень красивая. И этот сухой клевер в волосах больше никому так не идёт.
– Дурак, – смеюсь, безрезультатно пытаясь поднырнуть под его руку. – Мир, серьёзно, мне нужно в душ.
– Отлично, давно мечтал потереть тебе спинку, – невозмутимо отзывается Арбатов. Жар его дыхания щекочет шею, а боль в исцарапанных коленях напоминает, что я по-прежнему выгляжу не так, как хотелось бы выглядеть в такой особенный момент.
– Мне нужно в душ, – повторяю твёрже, напряжённо упираясь ладонями в его грудь.
– Хорошо, – выдыхает он с присвистом, – Ты же иначе не расслабишься, верно? Иди. Полотенце там есть.
Дважды повторять не приходится. Помня о его импульсивности резво срываюсь к двери ванной комнаты.
– Стой! Совсем забыл... – Мир всё же первым перехватывает ладонью латунную ручку. И внезапно ехидно смеётся, рывком привлекая меня к себе. – Ты такая доверчивая, паучонок. – окончание тонет в жёстком кусающем поцелуе. – Не смог устоять. Вот теперь беги.
Контрастный душ не помогает справиться с волнением. Живот сладко тянет, а руки не слушаются, роняя попеременно то гель, то мочалку. Никогда я ещё не купалась так быстро. Правда, в голову пару раз закрадывается робкая мысль, что стоило бы приличия ради задержаться, дабы набить себе цену, но я с негодованием гоню её прочь. Разве я продаюсь? Разве делаю кому-то одолжение? Мне не терпится точно так же, как Арбатову! Какой смысл лицемерить? Хочешь – делай.
Вот неловкость есть, её скрывать тоже не пытаюсь, когда захожу в полутёмную спальню сводного брата. Мир, предусмотрительно задёрнул шторы, будто подтверждая, что несмотря на откровенность предшествующих игр, самое сокровенное между нами только должно произойти. Сущая мелочь, но дышать становится чуточку легче. Я почему-то сильнее всего боялась, что Арбатов будет ждать, вытянувшись в дурацкой позе на кровати – голышом и с бокалом шампанского "для храбрости". Слава богу, прятать глаза не приходится: он по-прежнему в шортах, непринуждённо перебирает содержимое какой-то пластиковой коробки, стоящей на тумбочке.
– Зелёный или бурый? – вместо бокала с шампанским Мир вертит в пальцах два стеклянных пузырька. – Полякова, отомри, а то я выберу на своё усмотрение. Потом не жалуйся, что цвет твоих коленок не сочетается с трусами.
Растерянно хлопнув ресницами, опускаю взгляд на свои ноги. Ну поцарапала чуть-чуть, даже не до крови. Так, припухло незначительно, к утру и следа не останется.
– Арбатов, – сбито выдыхаю, с трудом сдерживая смех. – Ты б ещё гипс разводить начал.
Напряжение сходит полностью, сменяясь той доверительной лёгкостью, которая бывает только рядом с близким человеком, а вместе с ней приходит уверенность в нём, в себе... в нас.
– Ну, нет так нет, присаживайся на кушетку – зелёнка и йод с едва различимым стуком возвращаются в коробку и в его руке появляется бутылочка побольше. – Обработаю перекисью. Будешь для гармонии ходить без нижнего белья.
Тишину комнаты оглашает негромкий скрип кровати и еле слышное шипение наносимой мне на колени жидкости. Ватный диск едва касается повреждённой кожи. Совсем не больно. Забота перекрывает всё.
– Доктор, а вы уверены, что на рану нужно дуть? – развожу сильнее ноги, чтобы вставший на корточки Мир мог между ними нормально уместиться. – Обычно достаточно обработать. На крайний случай – приложить подорожник.
– Так делают только халтурщики, а случай очень... очень серьёзный, – прожигает он меня потемневшими глазами, развязывая одной рукой полотенце. – Необходим детальный осмотр.
В следующий миг раздаётся шуршание ткани. Мир чуть приподнимается, стягивая с себя шорты. Сам он тоже, видимо, предпочитает перекись, потому что боксеров под ними нет. Дыхание учащается, когда остаюсь сидеть перед ним совершенно нагая. Отчаянно хочется прикрыться, но я сжимаю в кулаках одеяло, упиваясь восхищением, загорающимся в прищуре карих глаз.
– Вижу, ты примерная девочка, – смуглые пальцы расходятся веером по полушариям груди, намеренно задевая напряжённые от возбуждения соски. Слегка надавливают: мягко, но настойчиво. Я прикрываю глаза и медленно втягиваю носом воздух, послушно ложась спиной поперёк кровати. – Готова к обследованию...
– Целиком и полностью, – соглашаюсь срывающимся шёпотом и выгибаюсь, упираясь ступнями в пол, чтобы раскрыть себя полностью его жадному взгляду.
И не вру ведь. Готова. Все ощущения концентрируются в тянущей тяжести меж раздвинутых ног. Там, где кожи невесомо касается его улыбка. Язык медленно скользит вдоль линии промежности: влажно, горячо, дерзко, заставляя беспокойно ёрзать и всхлипывать от нетерпения. Ударяет в голову вязким дурманом, вытесняя посторонние мысли. Зажигает кровь неистовой жаждой. Я дышу всё быстрее и чаще, будто бегу... задыхаюсь... вот-вот догоню... Прикосновение губ к плоти напористее, обхват пальцев на груди – жёстче, трение языка неистовее, усиливающее в теле предчувствие чего-то интуитивно желанного.
Царапаю плечи Мирона, безрезультатно пытаясь притянуть его к себе. Не хочу опять сгорать на финише без него. Не хочу. И чтоб останавливался тоже не хочу. Правда, Арбатов сильнее, и только он диктует правила. Снова оставляет мне лишь жар гладящих рук и влажный плен рта, соединяющий все нервные окончания в пульсирующую точку, которую вот-вот разорвёт искрами по всем мышцам.
Мир переносит ладони мне под ягодицы, максимально крепко фиксируя извивающееся под собой тело. Языком медленно скользит внутрь: неглубоко, по самому краю, но эти ритмичные проникающие движения определённо то, в чём я больше всего нуждаюсь. От каждого толчка – разряд тока. От каждого выдоха – прилив жара. Тело раздирает волной наслаждения: острого, жадного, сокрушительного. И в этот момент разгорячённую плоть овевает потоком прохлады – Мир отстраняется, чтобы тут же, продолжая стоять коленями на полу, вжать меня плавным рывком бёдер в край матраса. Секундный натиск сменяется вспышкой боли – не такой ужасной, как я представляла, скорее даже смазанной спазмами пронёсшегося по каждой клеточке удовольствия, но всё же достаточно острой.
Я крепко зажмуриваюсь и сильнее упираюсь пятками в пол, ёрзая в попытке избавиться от этого ощущения. А когда снова открываю глаза, встречаюсь с его тревожно-напряжённым взглядом – чёрным, как ночь без луны.
– Поздняк метаться, Маш. Расслабься.
Ласковое прикосновение к щеке помогает рассредоточить внимание от раскалённого жала внутри себя к ошеломляющему ощущению цельности. Это новое чувство до того правильное, желанное, интимное, что несколько секунд я всё ещё боюсь выдохнуть. Кажется, даже время останавливается, замирает на пике свершения. Выровняв, наконец, дыхание, требовательно надавливаю на его поясницу. Хочу, чтобы и ему стало так же хорошо.
– Не быть тебе врачом, Арбатов... Жалеешь...
– Люблю, – хриплым стоном возражает Мир. Лёгкая тень самодовольной улыбки скользит по наглым губам, когда я тихо вскрикиваю, пропуская его глубже. Вот теперь действительно больно. Теперь он вошёл полностью.
Сжимаю челюсти, намертво запирая рвущийся из самой души вопль... и маты... и проклятья... и чёрт знает, что ещё. Тело полыхает, с неохотой растягиваясь под немалый размер, но даже этим мукам не под силу убить мой восторг. Вот теперь мы едины. Вот теперь – хорошо! И плевать на боль. Он же доктор – пусть лечит. Пусть уже делает что-нибудь, пока я сама не начала насаживаться, вышибая клин клином.
